— А? Я не слышу!

— Сейчас, говорю! Засов заклинило!

— При чём тут засов?! — гневно разразился витязь, мощно потрясая ворота.

— Да не толкай ты! Хуже только! Сейчас багром поддену!

— Ты почему, Бакида, гостя не пустила?!

— Какого гостя?! А? Не знаю никакого гостя! А? Болтался тут какой-то оборванец, просил чего неведомо — я всех пускать должна? Да не тряси ты, князь — мешаешь только!

— Это мой дом, Бакида, а не твой! Ты, кажется, забыла, что я тебя так же с дочерью впустил? — крикнул князь, свешиваясь с седла, чтобы заглянуть в окошечко.

— Так мы, батюшка, всё для тебя, для тебя стараемся! Ночей не спим, куска не доедаем, все стережём твои хоромы, все бдим! А то нагрянут враги да все и разграбят. Откуда я знаю, кто он такой — может, лазутчик вражеский!

Внутри, наконец, что-то громко ухнуло, послышался металлический удар, и ворота с трудом стали отворяться. Князь спрыгнул с седла и сильной рукой попятил непослушную створку, открывая дорогу гостю.

— Вот скаредная баба! — с досадой бросил он, отряхивая плотные кожаные перчатки.

Теперь Лён мог получше разглядеть его. Высокий, выше своего гостя дивоярца, шире в плечах и мощнее статью. Одет в странные латы, покрытые поверх металла эмалью, отчего казалось, что они пылают собственным багряным светом, а не отражают свет факелов. Красный, переливающийся плащ, высокий шлем с позолоченным драконом наверху мешал разглядеть лицо. Но разглядывать было некогда — хозяин жилища заговорил с той, кого назвал Бакидой.

— Откушай, зятёк, хлеб-соль! — усердно кланяясь, приговаривала женщина — пожилая, круглая, богато, но безвкусно одетая. Она оправдывалась перед разгневанным князем, через слово приговаривая "откушайте хлеб-соль, зятёк", при том усердно подсовывая под нос зятьку этот самый хлеб-соль — большой румяный каравай. Голос её, какой-то неопределённый, журчал с утомительным однообразием, как будто завораживал. Говорила она быстро, словно роняла слова, как горох, и вскоре действительно оболтала уставшего князя и заставила его и гостя оторвать и съесть по кусочку хлеба. Уж после этого было как-то неудобно ругать хитрую старуху.

Гнев князя улёгся, он расстегнул на своем коне подпруги, сбросил наземь упряжь и, больше не заботясь о своем животном, позвал за собой гостя, приглашая пройти в дом. Лён заметил, что коня хозяйского никто не принял — тот сам пошёл по двору и зашёл в открытые двери сарая. Ну и порядочки, однако, в княжьем доме.

Просторный зал не был освещён, и очаг был холоден — хозяина явно тут не ждали.

— Ну велел же: всегда будьте наготове к моему приезду! — с досадой говорил тот, обходя помещение и обнаруживая то там, то тут непорядок.

— Темень, грязь, холод! — в сердцах бросал он.

И тут сделал нечто необычное, чего Лён никак не ожидал: резко повернувшись вокруг себя, князь обвёл холл вытянутой рукой, и от его пальцев полетели огненные стрелы! В одно мгновение зажглись факелы на стенах, загорелись свечи и запылали в огромном камине брёвна! Помещение мгновенно осветилось, открылись подробности действительно плохой работы прислуги: везде неприбрано, вещи валяются не на местах, какие-то тряпки накиданы по углам.

Он ещё раз обвёл рукой помещение, целя на этот раз по полу — разбросанное барахло начало вспыхивать, сгорало быстро, оставляя курящийся дымком пепел. Лёну стало ясно, что он попал в гости к настоящему огненному магу. А тот уселся за большой дубовый стол, грохнул по столешнице кулаком и рявкнул:

— Еды давай, Бакида!

Вбежала та самая пожилая тётка, бросая досадливые взгляды на гостя — звали его тут, явился!

— Сейчас, батюшка, сейчас! — торопливо зачастила она, без всякой пользы бегая по залу.

— Ой что же всё пожёг, порушил?! — причитала она, хватаясь за сгоревшие тряпки.

— Ой, факелов-то сколько для чего зажёг, ой свечки-то не бережёт!

— Да что ты, в самом деле?! — рассердился хозяин, — Моё добро мне же и жалеешь?! Где мясо, вино, свежий хлеб?! Где вода для умывания, где рушники? Где мои собаки, чёрт возьми?!!

Последние слова он прокричал в страшном гневе, и Лён с неудовольствием подумал, что попал как раз на семейную разборку. Уж лучше бы не будил его гостеприимный хозяин этого дома, на пригорочке спалось весьма неплохо.

— Ой, а собаки больно много жрут, — снова заскулила Бакида, — им мясо, мясо всё давай! А где им мяса напастись?

— А где мои стада овечьи да козьи?! — снова громыхнул хозяин, — Где пастухи? Всё продала, скаредина, всё в деньги обратила?!

— А денежки-то вот они! — заголосила противная старуха, — в сундуке лежат-покоятся, сердешные! Они ни есть, ни пить не просят! Ни выпасу, ни водопою не хотят!

— У, старая ведьма! — с отвращением сказал князь.

— Вот так всегда, — признался он, — никого пригласить в дом не дает, а кого ни приведи — позор мне как хозяину.

— А отчего же вам не выгнать её и не позвать другую управительницу? — осторожно поинтересовался гость.

— А она не управительница, она мне тёща!

Лён едва не присвистнул от удивления: уж больно не соответствовал вид князя, явно благородных кровей человека, и этой алчной, хитрой старухи. Совершенно ясно, что хозяин внезапно нагрянул в дом из долгой отлучки, а его тут не ждали. И вот теперь ему неловко перед гостем, которого полагается встретить, угостить и спать уложить. А в доме, судя по всему, полный бардак и развал. Да, есть отчего расстроиться. Лён уже подумывал как бы поделикатнее предложить свою помощь — выложить на стол свою волшебную скатёрку, но опоздал с идеей.

— Ну ладно, — мирно сказал князь, оглянувшись на простывший след Бакиды — та якобы отправилась собрать на стол угощение, — не будем поминать дурное. Не кручинься, гость, будет тебе и сытный ужин, и мягкая постель.

С этими словами он скинул с рук тяжёлые перчатки и достал из-за пазухи мешочек тонкой алой кожи. А то, что случилось дальше, невольно вызвало у Лёна вскрик: он не сдержался, когда в пальцах князя увидел Перстень Гранитэли! Это он, это, несомненно, он! Даже не просто две золотые змейки, держащие бриллиант, даже не огранка камня, не его цвет, а то знакомое ощущение, какое возникло у Лёна — это присутствие Гранитэли!

— В доме гость, а у нас снова беспорядок, — обронил хозяин, бросив искоса взгляд на гостя.

В тот же миг всё вокруг неуловимо преобразилось — пропал мусор на полу, а сам пол стал чище и светлее, застлался сам собой коврами. Стол и лавки словно обновились, заблестели подсвечники, просветлели окна, помещение приобрело уютный вид, исчез запах нежилого, а в довершение всего стол накрылся парчовой скатертью, а на ней быстро возникло обильное угощение.

— Спасибо, принцесса, — ласково проговорил князь в перстень и жестом пригласил гостя к столу.

— Не удивляйся ничему, — сказал он гостю, большими глазами глядящему на эти чудеса, и скинул с головы шлем с крылатым драконом, богато украшенный рубинами.

Ярко-красные волосы, похожие на огонь, упали на широкие плечи нового знакомца.

Теперь, когда шлем не скрывал его, Лён мог разглядеть лицо князя: его кожа была золотисто-смуглой, как будто хранила отблески огня от необыкновенных волос. А глаза играли искрами, как будто внутри этого необыкновенного человека горело пламя. И эти волосы, эти огненные волосы, как в сказке про Яхонта, которую однажды рассказал Лембистор!

— Ну, здравствуй, Румистэль! — неожиданно сказал князь онемевшему от изумления гостю, — А меня зовут Финист!

— Ну что ты сразу замолчал? Да, я волшебник. Но ведь и ты волшебник. Откуда ты? Зачем идёшь? Где твой конь, Румистэль? — этими вопросами Финист, сказочный герой из снов Лёна забросал своего гостя. При этом он открывал судки, накладывал в тарелки мясо, резал хлеб, наливал вино — словом, вел себя, как хозяин. Финист вообще разом делал несколько дел — как будто его переполняла беспокойная огненная энергия.