Пришла она внезапно, пронеслась, как яркая звезда, по его жизни, и снова улетела за горизонт. Как странно… печаль и радость…

— Ты потерял её? — в голосе короля Алая звучал с трудом сдерживаемый гнев.

— Похитил тролль?! Что за чушь?! А ты был для чего? Не мог справиться с паршивым гриндрилом?!

Торжественная кавалькада во главе с королём Алаем выехала навстречу принцессе и ждала их на границе королевства, за безлесым холмом. И вот они встретились: растерянные, подавленные потерей подданные Бреннара, испуганные стражники и не могущий ничего путного сказать придворный маг Сильвандира, который позорно проворонил принцессу.

Сопровождающие короля обменялись за его спиной ехидными улыбками: молодой дивоярский маг провалил первое же задание, да прямо с треском провалил! Упустил невесту короля!

Да, первые минуты Лёну дались нелегко — не мог он договориться с Пафом откровенно, не мог ему при всех открыть правду. Пришлось терпеть его монарший гнев. Но разозлился тот по-настоящему. Пропажа невесты из-под самого его носа, да ещё при его друге — это для короля позорно. Как вынести это перед народом Сильвандира? И это королю, чей авторитет чуть выше травы на Лысой Горке! Тому, кто был изгнан из королевской семьи из-за своих колдовских способностей? Кому не доверяют первые лица государства? Который шлялся тут почти полгода со своими беспутными дружками по кабакам с дешёвыми девками?!

От унижения перед своими подданными у Пафа даже пятна по лицу пошли — так он был разгневан.

Сопровождение принцессы Лилианы отпустили, и те были рады убраться — им было очень не по себе, на них лежала ответственность за пропажу невесты. И вот королевский кортеж возвращается в Ворнсейнор, его встречают толпы — с цветами, музыкой, а всадники просто молча проскакали мимо и скрылись во дворце.

— О чём ты думал? — мрачно спросил Паф, сидя в кресле в своем кабинете и держась за голову обеими руками. Был он бледен, с кругами под глазами.

— Надо было послать сюда гонцов и доложить о похищении, — продолжал он резким голосом, не глядя на своего друга, — А самому искать, искать, чёрт возьми! Ты не должен был покидать то место, нужно было послать за собаками, за егерями! Вы должны были перерыть тот лес до последней ветки! Чёрт побери, Лён, как ты меня подвёл!

— Паф, ты не понимаешь…

— Алай! Нет больше никакого Пафа! Запомни, мы здесь с тобой не в игры играем! — взорвался тот.

— Я думал, ты меня выслушаешь, — внутренне закипая, сказал Лён.

— Говори, — кратко бросил король.

Он откинулся в кресле и сложил руки на груди, устремив взгляд на своего придворного мага. Глаза у Алая были покрасневшие, как будто он давно не спал и много нервничал. Но губы сжаты, он думал о своем и не собирался принимать всерьёз объяснения товарища. Как был он в торжественном одеянии, в котором ехал на встречу невесты, так и остался — даже не переоделся. Царский пурпур и золотой орёл на драгоценной цепи, только корону снял.

Был уже поздний час. Все унизительные подробности скандала с пропажей невесты короля, пронёсшегося по Ворнсейнору, как ураган, уже позади. Всё самое худшее уже произошло: и напрасные приготовления к церемониальной встрече принцессы, и толпы у ворот дворца, и обмороки дам, и разговоры о троллях, насмешливые взгляды придворных, и особенно тонкий сарказм в голосе герцога Лейхолавена, когда тот, изящно пожав плечами, обронил небрежно:

— Молод ещё!

И непонятно было, о ком он говорит — о короле или о его придворном маге. Оба они из одного теста сделаны, оба подосланные казачки. Надо сказать, много сторонников в тот день прибыло у Грая Лейхолавена — к герцогу присоединились даже те, кто накануне с надеждой смотрел на короля Алая. Как выдержать достойное лицо в такой непростой ситуации? Кто угодно смутился бы и растерялся.

Рассказ Лёна стёр с лица короля выражение гнева.

— Вот оно как? — удивлённо протянул он, машинально потирая ноющие виски.

— Да, пожалуй, ты правильно сделал, что позволил утащить её, — наконец, решил Алай, — Вот было бы дело, если у меня вместо наследника появился бы выводок тролльчат! Чёрт, это было бы совсем уж скверно!

Он так разволновался, что вскочил с места и начал мерить шагами кабинет.

Конечно, Лён не рассказал всей правды. Он поведал лишь о том как принцесса опаивала его вином на ночь. А сама убегала в лес к своему зелёному принцу. Лён обнаружил это дело лишь в последнюю ночь перед отъездом и не знал как поступить, ведь он понятия не имел сколько времени она уже общается с троллем. Знают о том в Бреннархайме или нет — ему ведь не скажут ни за что. Раз Диш Венсенна даже не знал. Про подмену принцессы он ничего не рассказал — это уже будет лишним, раз невеста всё равно исчезла.

— Да, да, это так, — задумчиво качал головой Паф, — да только дело очень скверно. В народе сейчас идут толки про принцессу. Сам понимаешь, раз её похитил тролль, она теперь порченая. Но честь обязывает пойти и отбить её у тролля. И с Бреннархаймом ещё неизвестно что получится — они вполне могут выдвинуть нам ультиматум, как за оскорбление чести рода — кто же признается, что товар-то был с изъяном. Нет, брат, тут дело политическое. Так что, с троллятами там или без них — принцесса должна быть возвращена.

— Паф, я завтра отправлюсь в Дивояр — просить совета, — сказал Лён.

— Сколько раз напоминать, я — Алай, — резко ответил тот, — Вот так забудешься и при всех меня назовёшь этой детской кличкой. Я же тебя не зову Лёлё!

— Тебе, наверно, нелегко пришлось все эти дни, — наконец, догадался Лён в чем причина усталого вида друга.

— Да уж, — кивнул тот, — герцог вовсю старается, раздувает страсти, сеет смуту и раздор. Понимаешь, откуда-то просочилась информация о планах дивоярцев — о разделении страны и расселении народа. Тут такое кипение идёт сверху донизу — от дворца до последнего коровника — все только и судачат о том, что я предатель. Свадьба могла бы разрушить все эти слухи: раз король женится, значит, собирается править. А тут такое… А самое главное, Лён, они все правы: я предатель.

Уже позже, в своих покоях, когда Лён впервые за эти десять дней смог лечь в нормальную постель и отдохнуть, а сон, как назло, не шёл к нему. Так, болезненное состояние полудрёмы, всё время прерываемое неясной тревогой. Но вот под утро он всё же забылся глубоким сном. И пришло к нему во сне видение.

Стоит Лён на уходящей в обе стороны прямой дороге, небо над головой низкое, бесцветное, давящее. По обе стороны ровного, как шоссе, пути далеко за равниной, покрытой седой травой, смутно темнеют горы.

— Бесконечная дорога… — прошептали сами собой во сне его губы.

И тут прямо перед ним, невысоко над землёй, как дым от извержения вулкана, вспухло грозовое облако. Синие клубы разошлись и открыли окошко, а в окошке — Паф. На голове королевская диадема, на груди знак власти — золотой орёл, а сам весь в пурпурном.

— Ты потерял её?! — яростно крикнул Паф.

Да, это было то самое видение, которое Лён видел, когда устроились они на ночлег в зачарованном лесу во время одного из погружений Жребия.

Рано-рано утром, когда после почти бессонной ночи король пошёл проводить своего мага и товарища — Лёну достаточно было выйти на любой балкон, чтобы призвать Сияра и запрыгнуть ему на спину.

Они шли по тихому дворцу, мимо дремлющей стражи. По дороге наткнулись на сваленное в кучу добро — это было имущество, оставшееся от принцессы: разодранная в тряпки палатка, сундуки с нарядами и прочие вещи. Всё это как подобрали и привезли с той злополучной поляны в лесу, так и не знали что с этим делать — свалили в угол и оставили. Теперь из разбитого сундука вывалились испачканные вещи.

Король задумчиво поднял с пола тонкий кружевной платок с монограммой и повертел его в руке.