Она не ответила, лишь бережно сохраняла огонёк в ладонях — чуть-чуть тепла для замерзающей маленькой девочки.

Как во сне Лён достал из кошелька три золотых монеты и хотел отдать их девочке, но Юст ухватил его за руку.

— Не делайте этого, расточительный молодой безумец! — прошептал он в ухо своему знакомцу, — ваши деньги пропадут зря! У девчонки дурная родня — злая мачеха и алкоголик-отец! У них куча своих детей, которым есть нечего, вот они и выгоняют сироту на улицу, заставляя зарабатывать. У неё всё равно всё отнимут, да ещё и потребуют больше! Самая малая монета в вашем кошельке — целое состояние! Где это несчастное дитя найдёт менялу, чтобы перевести вашу дивоярскую валюту в местные деньги? У вас есть эре?

— Нет, — ответил Лён, соображая, что деньги его в самом деле слишком велики.

— Тогда пойдём — мы ничем не можем ей помочь. Она обречена — холод доконает её.

— Я оставлю ей монету!

— Она примёт её за безделицу, игрушку — для неё крупные деньги ничего не значат, она их никогда не видела.

Он не мог поверить в это — до сего момента власть денег казалась Лёну абсолютной силой, во всяком случае, среди людей! Он достал одну монету и подбросил её девочке в подол. А она, как бы находясь в прострации, зажгла следующую спичку, снова спрятав огонёк в ладошках.

— Идёмте, юноша, — печально сказал астроном, — сейчас вы увидите целый дом таких сирот. Им повезло, у них есть добрая Марта, земной ангел.

— А что же делать с ней?!

— Ничего. Такова жизнь.

— Давайте отведём её к Марте!

— Её завтра выселяют из дома — за неуплату налога. Если вам некуда девать деньги — помогите там, где это можно! Время, юноша! В двенадцать будет поздно. Поверьте мне, она уже не чувствует холода — смотрите: она улыбается. Не мешайте, бедное дитя уже видит ангелов. Уходим, мы бессильны.

И астроном потащил своего нового знакомого прочь от умирающего ребёнка.

— Не знаете, так я скажу вам: смерть не самое худшее, что может приключиться с человеком. Самое скверное: дурная жизнь! Вот ещё один безвинный ангел покинул эту юдоль скорби!

— Странная у вас философия! — буркнул Лён, снимая с себя теплый бурнус и бросаясь обратно к несчастной девочке.

На совершенно белом лице ребёнка застыло действительно счастливое выражение: она смотрела в небо, где за сплошь падающим снегом не были видны звёзды. В окоченевших ладошках догорал огонёк.

"Уж не знаю, что это за сказки такие тут водятся, но мне, кажется, выпало наблюдать жуткую реальность", — мрачно думал Лён, шагая за старым Юстом. Не полагал он, что на Селембрис может кому-то житься так плохо. А собственно, чему удивляться — где люди, там неравенство и угнетение. Вон Грета — как заведёт себе швейную лавку, так начнёт за гроши эксплуатировать таких сирот!

Такое отчаянное чувство им владело: мог вмешаться и не сделал! Что за мысли тогда копошились в его голове? Ах, да, он думал: это же зона сказки, здесь всё не по-настоящему! Будь такая возможность вернуться назад на десять минут — что бы он сделал? И с тяжёлым чувством понял, что ничего — всё было определено до его появления тут, он подоспел лишь к финалу. Мелькали ещё в мыслях нелепые затеи: схватить ребёнка, укутать в плащ, скорее бежать в лавку за дровами, едой, горячее питье! Скорее свистнуть Сияра, гнать в Дивояр, искать целительницу Энину. Но рассудок говорил: всё напрасно, уже поздно, ты ничего не можешь сделать — старик прав. И всё же… как тяжело…

Дом матушки Марты смотрелся довольно солидно — высокое крыльцо парадного входа, массивные фронтоны, лепнина, чугунная ограда. Но при этом была видна и удручающая нищета: парадное заколочено, кое-где облетела штукатурка, угол дома разрушался, окна заклеены бумагой.

Как поведал словоохотливый учёный, дом остался женщине от мужа, но сохранить его ей не удалось. Бургомистр приглядел себе солидное строение и пожелал купить его за сущие гроши. Бездетная вдова отказалась продать его за те смешные деньги, что ей предлагали, и надумала устроить в нём приют для сирот. Но хитрый городской чиновник подстроил дела так, что спустя несколько лет содержательница приюта оказалась в долгах. И растить сирот, за половину которых никто не вносил платы, оказалось совершенно разорительным.

Ещё пару лет она рассылала прошения по богатым домам, но получала сущий мизер — кто станет рушить планы бургомистра? Немного помогал ей Юст Достас — от его-то нищенской оплаты за преподавание в университете! А теперь стало совсем плохо: теперь её не только лишают дома, но и ещё она должна в казну немалую сумму. Откуда что взялось — она не понимает, но против судейского решения не пойдёшь — завтра им дадут встретить Рождество в приюте, а послезавтра она должна вывести оттуда всех детей. И куда идти? Хоть бы лето было, можно было бы на воле поспать под кустом! Можно пойти по крестьянским дворам и просить еды. Но в конце декабря, в самые морозы?..

— Голубушка Сью, попросите-ка нам матушку Марту! — нежно обратился Юст к пожилой и хмурой экономке, похожей на вяленую воблу.

— Никакая я вам не голубушка! — сварливо отозвалась та, шумно бросая вперёд себя набитый узел.

— Матушка Марта отправилась в церковь к заутрене — думает, вымолит чудо! Придёт ангел и подарит ей кошелёк, полный золотых гульденов! А я вот ждать не буду, когда меня выставят вон — сама уйду!

С этими словами экономка натянула на себя потёртую заячью шубу, напялила подшитый ватой капор и ухватила узел.

— Я всё сделала, что могла! — громкогласно возвестила она. — Лучше бы денежки в уплату налога отдала, а в Рождество можно и кашей наесться! Да не моё это дело, хозяевам виднее!

На этой ноте она закончила свой монолог, спустилась с крыльца и решительно зашагала прочь от приюта.

— Вы не думайте, что она злая, — растерянно забормотал Юст, глядя вслед сбежавшей прислуге. — Но ведь её тоже нужно понять: год без жалованья!

— Сколько нужно для уплаты налога? — прямо спросил Лён.

— А сколько есть? — оживился учёный, уже зная, что дивоярец человек не бедный.

Он рассмотрел содержимое замшевого кошелька и сказал:

— Половина, считайте, уже есть!

— А вторая?

— И-ии, забудьте! Денег взять неоткуда! Если вам действительно не жалко, то на эти денежки можно для сироток снять домик где-нибудь в деревне и безбедно прожить до весны. В тесноте, да не в обиде.

Как быть? Лён понимал, что его возможности в данном случае ничего не решают. Мелькали всякие мысли: обернуться совой, полететь в дом бургомистра и напугать его. Но что сделаешь с продажной судебной системой — одно неизбежно тащит за собой другое! Запутаться можно. Тут в самом деле нужно чудо. Только где его взять.

К удивлению Лёна в доме было тихо — дети мирно спали по своим кроваткам. Они ждали наступления завтрашнего дня, когда под большой елкой найдут благотворительные игрушки и дешёвые сладости. Их дожидается на кухне большой торт, собранный на сбережённые средства — вот почему сердилась Сью. Но она сделала всё, что обещала: торт удался на славу.

— Марта в церкви, а Сью покинула приют, — шёпотом говорил Юст, оглядывая большой полутёмный зал, освещаемый только уличными фонарями.

Елка была невысока и довольно тощевата — совсем дешёвенькая. Игрушки и украшения большей частью сделаны руками ребят, а внизу, на посыпанной блёстками вате, стоят разноцветные коробки, книжки, куклы с потёртыми щеками — явно не новые, "благотворительные"!

В зал вошёл старый человек с длинным красным носом, но не дед Мороз — на этом была потёртая фуфайка и метла в руках.

— Огюст, ты тоже покидаешь матушку Марту? — спросил ученый.

— Зачем вы пришли, господин учёный? — спросил тот вместо ответа, глухо кашляя в кулак. — Так ещё хуже. Лучше бы не приходили. Я дождусь утра, чтобы крысы не растащили подарки. А потом уйду. Крыс стало много, вот что.