Ранджит кивнул.

— Я помню. Цунами под Рождество.

Майра покачала головой.

— Задолго до этого. В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом. Тогда началась гражданская война. Как раз там шли первые бои. «Морские тигры» высадились на берегу, чтобы штурмовать аэропорт. Солдаты регулярной армии засели в гостиницах и открыли огонь, поэтому «тигры» постарались захватить эти здания. Мои родители не могли оттуда выбраться, пока не затих бой и не восстановилось движение на дорогах. Мама говорила, что трассирующие очереди похожи на фейерверк. Стреляли с десантных кораблей по отелям, а из отелей — по кораблям. Развлекались как могли.

Ранджиту хотелось что-нибудь сказать, но он не находил слов. Еще больше ему хотелось обнять Майру. Он начал с того, что накрыл ее руку, лежавшую на подлокотнике кресла, своей рукой.

Майра не возражала.

— Остовы гостиниц потом еще долго стояли, — сказала она. — А знаешь, что их окончательно снесло? Цунами. Иначе, наверное, они бы по сей день там были.

Майра обратила лицо к Ранджиту и улыбнулась. Как будто хотела, чтобы он ее поцеловал.

Юноша решил проверить, так ли это.

Он не ошибся. А потом она взяла его за руку и повела в дом, в комнату, где стоял удобный диван, как раз на двоих, и Ранджит обнаружил, что секс с женщиной не только прекрасен сам по себе. Он намного лучше, когда женщина тебе нравится, когда ты ее уважаешь и хочешь проводить с ней как можно больше времени.

А потом они ужинали в ресторане, и это тоже было великолепно. Словом, тот день удался на славу, и Майра с Ранджитом решили все повторить. И не раз.

Но следующий день пришлось провести в обществе Ады Лабруй, а также ее няньки, то и дело косившейся на Майру и Ранджита Юноша не сомневался, что у них с Майрой на лице написано, чем они занимались. В общем, день как день — если не считать того, что по приезде Ранджит получил от Майры поцелуй не в щеку, а в губы. Они поплавали, облачились в халаты и сели за стол на веранде, чтобы попить чьего-нибудь прохладительного.

И тут Ада, прикрыв глаза от солнца ладошкой, спросила:

— Это не тот дядя, который работает у Форхюльстов?

Ранджит встал, чтобы посмотреть. И точно: это был дворецкий Форхюльстов. Юноша раньше никогда не видел, чтобы Васс так спешил. Он семенил к дому, держа в руке пачку бумаг. Дворецкий был не просто взволнован, ему не терпелось вручить бумаги Ранджиту. В пяти-шести метрах от дома он прокричал:

— Сэр! Думаю, это то самое, чего вы так ждали!

В определенной степени он оказался прав. Это был подробный анализ работы Ранджита — вернее, целых пять анализов, и все написаны разными людьми, анонимно. Эксперты до последней косточки, по пунктам разобрали те фрагменты, которые сам Ранджит считал ошибочными или нечеткими. Кроме того, эксперты обнаружили не меньше одиннадцати фрагментов, не замеченных Ранджитом, которые тоже нуждались в «чистке». Всего прислали сорок семь листов, на которых плотным мелким шрифтом были напечатаны текст и уравнения.

Ранджит быстро пробегал глазами страницу и переходил к следующей, а после него листки просматривала Майра. Чем дальше, тем сильнее она хмурилась.

— Боги всемогущие, — наконец вырвалось у Ранджита, — что они этим хотят сказать? Просто перечисляют все причины, по которым они отвергают мою работу?

Майра, прикусив губу, в четвертый или пятый раз перечитывала последнюю страницу. А потом она вдруг улыбнулась.

— Милый… — Так Майра назвала его впервые, но оба даже не заметили этого, до того были взволнованы. — Какое самое последнее слово в письме?

Ранджит выхватил у нее листок.

— Какое слово? — сердито проворчал он. — Ты имеешь в виду вот это, в самом конце? «Поздравляем»?

— Да-да, я имею в виду именно это слово, — кивнула Майра, улыбаясь широко и радостно. Эта улыбка сделала ее еще красивее. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы кого-то поздравляли с провалом? Они опубликуют твою работу, Ранджит! Они считают, что ты все-таки сделал это!

— Как только твою статью опубликуют в этом журнале, ты станешь знаменитостью, — объявила Беатрикс Форхюльст вечером, когда Ранджит вернулся в ее дом. — Настоящей знаменитостью!

Она ошиблась. Слава пришла к Ранджиту задолго до того, как из-под печатных прессов вышли первые из сотен тысяч экземпляров журнала. Проболтался кто-то из редакторов «Нэйчур», а может, какой-нибудь референт, и посыпались звонки от репортеров: сначала с Би-би-си, потом из «Нью-Йорк таймс», а потом отовсюду. И все хотели, чтобы Ранджит объяснил, в какую же игру играл месье Ферма и почему потребовалось столько времени для доказательства его правоты.

На этот вопрос ответить было довольно легко. Труднее Ранджиту пришлось, когда репортеры затрагивали слухи о его пребывании в тюрьме, но тут на помощь пришел доктор де Сарам.

— Просто говорите, что ваш адвокат не советовал ничего обсуждать, пока идет следствие. А чтобы это не было голословным, я подам от вашего имени в суд на турфирму.

— Но я не хочу требовать с нее деньги, — возразил Ранджит.

— Не беспокойтесь, денег вы не получите. Зато у вас будет веская причина для молчания… Так надо: доктор Бандара четко внушил мне, что это дело не должно обсуждаться ни при каких обстоятельствах.

Прием сработал неплохо, но не избавил Ранджита от бесконечного потока журналистов, каждый из которых мечтал пообщаться с ним наедине — если не считать присутствия целой съемочной бригады. И всем позарез надо было узнать, кто такой Ферма и почему он повел себя так необычно. Когда Ранджит снова обратился к де Сараму, тот сказал, что есть единственный способ положить конец паломничеству журналистов — устроить пресс-конференцию и рассказать историю открытия всем желающим ее услышать.

Они сидели у бассейна в саду около дома Форхюльстов — де Сарам, Ранджит, Майра де Соуза и сама хозяйка. Посещения пляжного домика потеряли для Ранджита и Майры всякую прелесть, поскольку папарацци осаждали их и там. Теперь Майра приезжала к Форхюльстам, чтобы поплавать с Ранджитом в бассейне.

— Я говорил насчет пресс-конференции с доктором Байдарой, — сообщил де Сарам, передвинув свой стул в тень большого зонта. — Он уверен, что университетское начальство предоставит вам помещение. Даже уверял, что для университета это будет большая честь.

Ранджит смущенно проговорил:

— Но что я скажу?

— Изложите обстоятельства открытия, — ответил де Сарам. — Исключая, конечно, те моменты, которых, по мнению доктора Бандары, касаться нельзя. — Он поставил чашку на столик и улыбнулся подошедшей мефрау Форхюльст. — Нет-нет, больше не нужно чая, благодарю вас. Мне пора возвращаться в офис. И провожать меня не надо, не беспокойтесь.

Мефрау Форхюльст протянула адвокату руку, но удерживать его не стала.

— По-моему, — сказала она Ранджиту и Майре, — идея просто великолепная. Я с радостью побываю на этой пресс-конференции. — Она посмотрела на Майру и добавила: — Кстати, дорогая, помнишь, где мы тебя укладывали спать, когда твои родители задерживались допоздна? Эта комната рядом с комнатой Ранджита. Можешь ею пользоваться, сколько тебе заблагорассудится.

В общем, когда Ранджит ложился спать, он решил, что денек задался. Он немного беспокоился, поскольку не имел никакого опыта публичных выступлений. Но рядом с ним в постели лежала Майра. Похоже, наконец началась полоса везения.

Аудитория, предоставленная университетом для пресс-конференции, оказалась очень большой, но все четыре тысячи триста пятьдесят мест были заняты, и сидели здесь не только репортеры, каковых набралось несколько сотен. Похоже, добрая половина жителей Шри-Ланки решила, что должна поприсутствовать. Кроме тех счастливчиков, которым достались места в зале, еще около тысячи человек получили возможность следить за ходом пресс-конференции дистанционно — в кампусе, в одной из больших аудиторий, был установлен широченный экран. Тем важным персонам (или считавшим себя таковыми), кому не повезло с местами, осталось с нескрываемым возмущением смотреть трансляцию по государственным телеканалам.