Сол поднялся и подлил всем кофе.

Тэра взяла свою чашку, вдохнула крепкий аромат, недовольно повела носом и издала горловой звук.

— Я на минутку, — сказала она, резко встала и почти выбежала из комнаты.

Алессандра проводила ее взглядом, а затем с тревогой посмотрела на отца.

— Что случилось?

— Ничего, — коротко ответил тот. — Все нормально. Просто маме немного нездоровится.

Алессандра взяла ломтик поджаренного хлеба и принялась медленно намазывать его маслом. Это не из-за меня, лихорадочно думала она, прислушиваясь к собственной интуиции. Я здесь ни при чем. Это что-то совсем другое. Алессандре вспомнились ненавистная фотография матери с Майклом Ольшаком и презрение, горевшее в черных, злых глазах Изабеллы Савентос.

Она быстро глянула на отца, но тот медленно размешивал кофе против часовой стрелки. Лицо у него было задумчивое и отстраненное. Иными словами, такое, как всегда.

— Она была у врача? — спросила Алессандра, не в силах унять тревогу за только что вновь обретенную мать, которая могла быть серьезно больна.

Сол поднял взгляд.

— Да, — мягко сказал он. — Беспокоиться не о чем.

Но Алессандра уже убедилась в обратном. В чем причина болезни Тэры? В Майкле Ольшаке? Она вернулась к своему тосту.

— Что сейчас поделывает Рафаэль? — спросил Ксавьер, резко меняя тему разговора.

Алессандра слегка вздрогнула и посмотрела на часы.

— Дежурит на винограднике. Проверяет, как идет сбор урожая. — Я должна быть там, с ним, простонала она.

Она ощущала, что бросила Рафаэля, хотя тот заверил, что прекрасно понимает ее чувства и желание немного побыть с родителями. Муж обо всем позаботился, а затем отвез ее в аэропорт, где так нежно обнял перед посадкой, что она едва не раздумала лететь.

Ох, Рафаэль!

— Значит, он лично принимает участие во всех работах? Настоящий винодел — тот, кто все делает своими руками, — сказал Сол.

— О да! — воскликнула Алессандра с сияющими глазами. — Вино и виноград — его жизнь. — При мысли о преданности Рафаэля своему делу ее сердце сжалось от любви и гордости. — Последние несколько недель, когда виноград собирали на ранней заре из-за дневного зноя, он каждый день был со сборщиками. — Она как сейчас видела его лицо — усталое, но по-прежнему полное энергии и упорства.

Затем она подумала о его постоянных молчаливых стычках с семьей, которые временами перерастали в настоящую войну. А тут еще больная навязчивой идеей жена то и дело запирается в ванной с тестером для определения беременности.

— Хорошо, — сказал Сол, поднимаясь из-за стола.

Алессандра очнулась от своих размышлений и вопросительно посмотрела на отца.

— Что?

Сол рассмеялся.

— Я просто выражаю удовлетворение. Для меня совершенно очевидно, что твое стремительное возвращение в Англию не означает, что вы поссорились.

— А ты как думал?

— Не исключал такой возможности.

Она глубоко вздохнула.

— О, все так сложно, правда?..

Серые глаза отца смотрели холодно и проницательно.

— Может быть, и нет.

Алессандра принялась машинально крутить в пальцах кофейную ложечку, заставляя ее ловить яркий утренний свет и отбрасывать на стену солнечные зайчики.

— Просто мне понадобилось на время уехать…

— Но не от Рафаэля?

Она смахнула слезу и тряхнула головой.

— Нет, не от него.

— Опять хорошо! Ну, теперь, когда ты меня успокоила, я могу уйти. У меня дела. В одиннадцать встреча с Роландом. Может, потом перекусим в городе?

— В «Ритце» или «Савое»? — пошутила она.

— Где хочешь, — пожал он плечами. — Хотя я начинаю думать, что в наше время вся самая модная публика отправляется на ланч в темные подвалы винных баров. Особенно молодежь.

— А маму не возьмем?

— Думаю, у нее сегодня расписан весь день, — сухо заметил отец и улыбнулся вернувшейся в комнату Тэре.

— Извините, — сказала она, садясь за стол.

Алессандра не знала, к чему это относилось — то ли к ее внезапному уходу, то ли к плотному расписанию. Она снова с тревогой посмотрела на мать.

Сол поцеловал обеих в макушку и тихо вышел.

— Мама, ты заставляешь меня волноваться, — строго сказала Алессандра.

— Напрасно, — бодро ответила Тэра. — Я в порядке. Как говорится, дай Бог каждому.

— Ты слишком много работаешь, — настаивала дочь. — Если так говорит отец, это серьезно. Ведь он у нас законченный трудоголик.

— Да. Но ты должна помнить, что такие требования он предъявляет только себе.

— Кажется, ты язвишь.

— Нет, просто констатирую факт. Папа выдал себе лицензию работать все время, отпущенное ему Богом, и это прекрасно. Но он считает, что простые смертные не должны слишком усердствовать.

— Да, — медленно сказала младшая, — пожалуй, ты права.

Тэра взяла гренок и занялась приготовлением такого же бутерброда, как дочь. Алессандра снова заволновалась. Она не могла припомнить, чтобы мать когда-нибудь критиковала отца.

— И какую же музыкальную пашню ты возделываешь сегодня? — с наигранно беззаботной улыбкой спросила она.

Тэра откусила гренок.

— Никакую, — после короткой паузы ответила она.

— Но папа сказал, что у тебя заполнен весь день!

— Только не работой, — улыбнулась мать. — Мне нужно привести в порядок волосы и пройтись по магазинам.

— Прекрасно. Значит, после этого ты сможешь пообедать со мной и папой. Я расскажу вам свою испанскую драму.

Тэра с гримасой положила гренок и отодвинула от себя тарелку.

— Тебе нужно что-нибудь съесть, — строго сказала Алессандра. — Набирайся сил для работы.

— Да. Не беспокойся, к обеду я буду в порядке.

— Вот и отлично.

— Но я не смогу пойти с вами на ланч. Мне действительно очень жаль. — Тэра взглянула на дочь и развела руками. — Если бы я знала о твоем приезде, постаралась бы освободиться.

— Знаю, знаю. Я свалилась как снег на голову. Это мне нужно извиняться, — сказала Алессандра, окончательно убедившись, что между родителями пробежала черная кошка.

У нее возникло ужасное подозрение, что Тэра не может пообедать с мужем и дочерью — о Боже, только не это — из-за своего любовника. Майкла Ольшака.

Чертов ублюдок, сказала про себя Алессандра. Она всегда была так уверена в любви родителей друг к другу! Правда, в детстве она временами ревновала, чувствуя, что ее не допускают в круг. А теперь… Неужели круг распался?

— Давай прогуляемся по саду, — живо сказала Тэра, решительно выпив стакан холодного молока. — Пошли, нам обеим не повредит немного свежего воздуха. Вдруг это последнее солнечное утро?

Они брели по росистой лужайке, и Алессандра вдыхала запах теплой влажной земли английского газона. Эта смесь ароматов возродила в ней воспоминания детства.

— Скажи, что тебя гнетет, — без всякого вступления резко сказала Тэра. — Чтобы помочь тебе, я должна знать, о чем идет речь.

Алессандра обняла Тэру за плечи. Она забыла, какая маленькая и изящная у нее мать. Кости у нее были как прутики.

— Я люблю Рафаэля до боли, — тихо сказала Алессандра.

— Вы поссорились?

— И да и нет.

Тэра вздохнула.

— Объясни, пожалуйста.

— Вчера вечером произошла ужасная семейная сцена. Его мать, сестра и Эмилио сцепились друг с другом, но главным образом со мной. Семья Рафаэля ненавидит меня. Считает чужеземной захватчицей. Но я думаю, что дело не во мне, а в деньгах. Во всем виновато это ужасное завещание…

Они шли, наклонив головы; Алессандра рассказывала и объясняла, Тэра внимательно слушала.

Алессандра хотела быть совершенно откровенной, но когда дошла до того, какую роль в ссоре сыграла злополучная фотография, испугалась и оборвала рассказ. Он вышел довольно бессвязным.

— Вам бы следовало разъехаться, — задумчиво сказала Тэра, попав в самую точку. — Совместная жизнь с родственниками может быть адом. Далее если все они ангелы.

— О, это было бы блаженством! — воскликнула Алессандра.

— Разве Рафаэль не может это устроить? Наверняка может.