Трамвай полз по рельсам, звеня на стыках. Впереди уже угадывалось мутное сияние дворцовой площади.

— Я бы на вашем месте не выходил на следующих остановках, — сказали рядом.

Антон обернулся.

— Это вы мне?

Сидящий позади старик закутался плотнее в облезлый воротник.

— Вам, молодой человек. Вы сидите ближе всех. Кому я еще это могу сказать?

Антон пожал плечами.

— Кому угодно. Мы не знакомы, а я, если честно, не привык разговаривать в трамваях с незнакомыми.

— Я просто советую не выходить из вагона. Только и всего. Странные вещи творятся последнее время на ночных трамвайных маршрутах.

Антон хмыкнул. Старику явно хотелось с кем-то побеседовать.

— Не более странные, чем на дневных. И потом, я только что вошел. И совсем не собираюсь выходить ближайшие остановок десять.

— Вам повезло. Но если вам вдруг захочется выйти раньше — вспомните, что я сказал.

Псих, подумал Антон и отвернулся. Сумасшедших в городе последнее время становилось все больше. Люди не выдерживали напряжения и постепенно сходили с ума. Для кого-то это был удобный выход из ситуации.

— Вы не думайте, молодой человек, — продолжил дед. — Я не идиот. Проездите на этом трамвае с мое — поймете.

— Да, конечно.

Трамвай натужно поворачивал на проспект, оставляя позади залитый светом снежный пустырь площади и занесенный сугробами памятник Освободителю. На проспекте фонари не горели. Густые тени от домов лежали поперек дороги, превращая ее в темное мертвое поле. Трамвай остановился и открыл двери. На остановке никого не было. Только из ближайшей подворотни показалась на мгновение черная фигура, но тут же скрылась обратно. Из трамвая никто не вышел.

— Умные люди, — сказал старик. — Я их всех предупредил.

Двери со скрежетом закрылись.

— Следующая остановка «Улица Дружинников», — прохрипел динамик.

— Вы просто многого не понимаете, молодой человек. Здесь надо быть осторожным, чтобы не сгинуть. В наше время так просто сгинуть.

«В этом ты прав, дед», — подумал Антон, но вслух ничего не сказал.

Когда идет война, действительно сгинуть очень просто. Особенно такая… непонятная. Когда мир разваливается на куски, правители бегут за границу, а в столице бродят банды мародеров. Кто-то еще пытается поддерживать порядок, но дальше армии этот порядок не распространяется.

Наверное, он что-то сказал вслух, потому как старик встрепенулся и произнес:

— Не только бандиты, не только. Ночью в городе можно натолкнуться на вовсе непонятные вещи.

Ну да, конечно. Стариковские байки. Любой вор кажется чем-то запредельным.

Трамвай уже разгонялся по прямому, как стрела, проспекту. Темные коробки домов сливались в сплошную мрачную стену.

Мимо них к передним дверям прошел один из пассажиров, пошатываясь и держась за поручни обеими руками.

— Я вас предупреждал, уважаемый, — сказал ему дед.

Тот отмахнулся, не глядя, и что-то пробурчал под нос. Когда из снежной пыли показался стеклянный короб следующей остановки, человек обернулся и посмотрел на них какими-то ошалелыми глазами.

— Это не моя остановка.

— Я вам говорил, — тихо произнес старик. — Но вы меня почему-то не слушаете.

Человек потоптался на ступеньках перед уже открытыми дверями, снова махнул рукой, сказал что-то и спустился на землю. Он уже отошел довольно далеко, а трамвай все стоял, словно ожидая. Через открытые двери было видно, как человек уходил все дальше в пургу, наклонившись навстречу ветру и оскальзываясь.

— Мне жаль его, — сказал старик. — Он так и не нашел, куда идти.

И тогда Антон краем глаза увидел, как из бледного сумрака навстречу человеку вылетела черная тень, подмяла, прижав к земле, и тут же исчезла, растворилась в тени ближайших домов вместе с жертвой.

Антон вскочил с места.

Двери закрылись.

Сквозь вой ветра донесся сдавленный крик.

— Я его предупреждал, — сказал старик.

— Что это было?

Тот развел руками.

— Не знаю. На разных остановках бывает разное.

Антон шагнул к водительской кабине.

— Эй! Остановите трамвай. Там с человеком что-то…

Кабина была наглухо забита досками. Антон забарабанил по необструганному дереву.

— Эй!

— Оставьте это, молодой человек. Вагон все равно не остановится. Каждый пассажир предоставлен сам себе и сам за себя отвечает.

Антон вернулся на место.

— Бред какой-то.

— Это не бред. Это жизнь.

Антон повернулся к старику.

— А вы кто, собственно, такой? Вы знали, что произойдет, раз предупреждали? Надо доложить в комендатуру.

Дед меланхолично пожал плечами.

— Это бесполезно. Вы лучше меня знаете, что комендатуре наплевать на тех, кто ездит в трамваях.

Антон тяжело опустился на кресло.

— Главное, молодой человек, найти свою дорогу. Цель. Тогда с вами ничего подобного не произойдет. Вот вы куда направляетесь?

— Никуда, — буркнул Антон. — По кольцу.

Старик вздохнул.

— Значит, вам тоже некуда ехать. Это неудивительно. Иначе бы вы не сели в этот трамвай. Здесь все едут в никуда.

— Следующая остановка — «Молитовские горы», — хрипнул динамик.

За окном потянулись грязно-серые высотки.

Антон медленно повернулся к старику.

— Что еще за «Молитовские горы»? Это какой маршрут?

Тот пристально посмотрел Антону в глаза.

— А вы еще не поняли? Ничего, скоро поймете. Только не выбегайте сразу на улицу. Советую.

Антон привстал, загреб рукой стариковский воротник и притянул тщедушного психа к себе.

— Слушай, старый. Я не шучу. Что это за маршрут? Что здесь происходит? На проспекте отродясь не было высоток. Куда свернул этот гребаный вагон?

— Успокойтесь, пожалуйста, молодой человек. Здесь нет ничего опасного для умных людей. Главное — подумайте о своей жизни, подумайте, куда идете, и когда поймете, что вам нужно, — тогда можете выходить…

Не бить женщин и стариков — древний как мир постулат. Но сейчас Антон не сдержался. От удара старый враль отлетел к противоположному ряду кресел.

На задних сиденьях зашевелилась груда тряпок и показалась круглая бритая голова.

— О! Братан, это по-нашему, — осклабилась голова. — Этот старый идиот уже огреб от меня по полной.

— Что здесь происходит?

— А хрен знает, — мужик поднялся с места, отряхиваясь. — Я тут уже второй день еду. Точнее, ночь. Хрен знает. Здесь дня вроде не бывает. Ладно еще, мне спешить некуда, а если б остался, братва бы точно на перо поставила.

— Это какая-то диверсия. Страна в состоянии войны, а тут прямо в центре столицы…

— Расслабься. Война уже далеко. Нет ее тут. Я так понял, и не было.

— То есть как?

— А так. В трамвае войны нет. А раз ты уполз на этой железяке больше чем на две остановки — войны нет и вокруг трамвая.

Еще один псих, подумал Антон, чуя, как постепенно сам сходит с ума.

— Не боись, я тоже сперва на стены лез. Потом привык. Наверное, это к лучшему. Я сел на Березовой Пойме. Братаны на «блейзере» целую остановку за мной гнались, думали, догонят. А хрен! Разве этот трамвай догонишь? Раз — и нету. Ни братвы, ни «блейзера». Один трамвай. Пока ехал, такого навидался — мама не горюй. Остановок сто и все разные. И трамвай разный. То трамвай, то не трамвай. Иногда автобус. Иногда крытый фургон, типа «воронка». А пару пролетов вообще дилижансом был, я думал, от запаха конского навоза сдохну нахрен.

Мужик захохотал.

— Еду вот и жду, когда прикольное место на пути попадется. Тогда сойду. А старый хрыч пусть идет в жопу со своими предостережениями.

Только сейчас Антон заметил, что в вагоне стало очень светло, и обернулся.

Трамвай медленно ехал по широкой незнакомой улице, залитой разноцветными огнями. Блестящие зеркальные дома теснились вокруг, разбрасывая мерцающий яркий свет огромных неоновых вывесок. Шумные толпы разнообразно одетых людей суетились на тротуарах, таких же блестящих и полностью очищенных от снега. Мимо, шелестя шинами, пронеслись несколько низких автомобилей.