На всем протяжении рассматриваемого периода социально-экономическая и политическая структуры племен и народностей, населявших Филиппины, отличались большой пестротой. На низшей ступени социального развития стояли потомки коренного населения Филиппин — негритосы. Испанский историк Антониа де-Морга, живший в начале XVII в., сообщает о них следующее: «В различных частях острова Лусон проживает значительное число чернокожих туземцев. И мужчины и женщины у них имеют курчавые волосы, рост их невелик, хотя они сильны и крепки телом. Эти люди — варвары и мало развиты. У них нет постоянных домов или поселений. Они бродят группами по горам и лесам, сменяя одно место на другое, смотря по сезону. Иногда они сажают рис на расчищенных полянах, но чаще кормятся охотой. Они очень искусны в применении своих луков. Они питаются также горным медом и кореньями, добытыми из земли. Это варварский народ, которому никто не может довериться. Они весьма склонны к убийству и нападают на поселения других туземцев… И нет ничего, что может их остановить или подчинить, несмотря на все средства, хорошие или плохие, к которым прибегают (их соседи. — Э. Б.)» [210, т. II, с. 74–75].

На высшей ступени развития находился крайний юг Филиппин — архипелаг Сулу, где уже в XIII в. сложилось классовое общество. Арабский путешественник Ибн Баттута, посетивший Филиппины в середине XIV в., дает красочное описание этого государства. Он называет его Тавалиси, как звал его, согласно информаторам Ибн Баттуты, сам король.

«Эта страна очень обширна и король ее равен императору Китая, — пишет Ибн Баттута[101]. Он владеет множеством джонок, с которыми он воюет против китайцев, пока они не запросят мира, и согласятся сделать ему определенные уступки. Народ этот — язычники… Они обычно меднокожие и очень храбры и воинственны. Женщины у них ездят верхом, стреляют и сражаются, как мужчины.

Мы бросили якорь в одном из их портов — Кайлукари. Это один из величайших и прекраснейших городов. Здесь находится резиденция сына короля. Когда мы вошли в гавань, на берег вышли солдаты, и шкипер спустился, поговорить с ними. Он взял с собой подарок для сына короля. Но ему сказали, что король назначил ему в управление другую провинцию[102] и передал этот город своей дочери по имени Урдуджа.

На другой день эта принцесса пригласила накоду (шкипера), карани (казначея), тиндаила (начальника моряков) и сипахсалара (начальника стрелков) к себе на банкет, который она устроила для них по своему гостеприимному обычаю.

Шкипер пригласил меня сопровождать их, но я отказался, потому что этот народ — язычники, и не пристало делить с ними пищу. Когда гости прибыли, принцесса спросила: „Кто-нибудь отсутствует?“. Капитан ответил: „Здесь все, кроме одного. Это бакши (искаж. „бхикшу“, санскритское — монах), который не ест вашу пищу“. Урдуджа сказала: „Пошлите за ним“. За мной прислали группу гвардейцев принцессы и часть людей капитана.

Я пришел, а она сидела на высоком кресле или троне. Перед ней стояли ее женщины с бумагами… Вокруг находились пожилые дамы или дуэньи, которые служили ей советницами. Они сидели ниже трона на креслах из сандалового дерева. Перед принцессой были также мужчины. Трон был покрыт шелком и имел шелковые занавески. А сам он был сделан из сандала и обложен золотом.

В зале аудиенций были подставки из резного дерева, на которых стояло много золотых сосудов всех размеров, вазы, кувшины и флаконы. Шкипер сказал, мне, что в этих сосудах напиток из сахара и пряностей, который эти люди пьют после обеда. Он имеет ароматный запах и приятный вкус, вызывает веселость, делает приятным дыхание и облегчает пищеварение.

Когда я приветствовал принцессу, она спросила по-турецки: „Здоровы ли Вы? Как Вы поживаете?“

Эта принцесса также умела писать арабским шрифтом. Она сказала одному из своих слуг: „Дават ва батак катур“. („Принеси чернильницу и бумагу“). Он принес их, и она написала „Бисмаллах Аррахман Аррахим“ („Во имя бога милосердного и сострадательного“) (мусульманская формула. — Э. В.), и спросила меня: „Что это?“. Я ответил: „Танзари нам“ („Имя бога“). Она сказала: „Хушн“ („Хорошо“). Она спросила, из какой страны я прибыл. Я сказал: „Из Индии“[103]. Она спросила: „Из страны перца?“ Я сказал: „Да“. Она задала мне много вопросов об Индии, а я ответил. Потом она сказала: „Я должна пойти войной на эту страну и овладеть ею, ибо ее великое богатство и большие силы привлекают меня“. Я сказал: „Хорошо, если вы так сделаете“.

Затем принцесса подарила мне одежды, два слоновых груза риса, двух буйволиц, десятерых овец и четыре мартабанских (южнобирманских. — Э. Б.) кувшина с имбирем, перцем, лимонами и манго, все приготовленное с солью, как для морского путешествия.

Шкипер сказал мне, что у Урдуджи в армии есть свободные женщины, а также рабыни и пленницы, которые сражаются как мужчины. Что она имеет обыкновение вторгаться в земли своих врагов, участвуя в битвах и сражаясь со знаменитыми воинами. Однажды в жестокой бигве принцессы с одним из ее врагов большинство ее воинов было убито, и все ее войско готово было бежать. Тогда Урдуджа бросилась вперед и, проложив путь сквозь ряды бойцов, прорвалась к вражескому королю и нанесла ему смертельную рану. Он умер, а его войско разбежалось. Принцесса вернулась с его головой на копье, и семья убитого короля заплатила за нее большой выкуп. И когда принцесса вернулась к своему отцу, он дал ей этот город Кайлукари, которым прежде правил ее брат.

Я слышал от того же шкипера, что многие сыновья королей искали ее руки, но она всегда отвечала: „Я выйду только за того, кто победит меня в бою“. И они все избегали испытания из страха осрамиться, будучи побитым.

Мы покинули страну Тавалиси и через 17 дней (всегда с попутным ветром) прибыли в Китай» [97, т. IV, с. 103–108].

Это, к сожалению, единственное дошедшее до нас развернутое описание древнейшего государственного образования на территории Филиппин, в которое, помимо архипелага Сулу, по-видимому, входило также южное побережье Минданао и часть Восточной Индонезии. Судя по отдельным деталям рассказа Ибн Баттуты, это было государство раннеклассового типа, переживавшее свой «героический период», подобный «героическому периоду» в истории древних греков времен Троянской войны или скандинавов в эпоху норманнских завоеваний.

В целом же по Филиппинам в доиспанское время уровень социального развития был гораздо ниже. Здесь успели образоваться только микрогосударства (балангаи), население которых не превышало несколько тысяч человек. Эти балангаи время от времени складывались в более крупные конфедерации, которые, однако, легко распадались. Во главе балангаев стояли князья — дато, которые еще не успели стать обособленной кастой. В «Реляции о завоевании острова Лусон», составленной в 1572 г. анонимным испанским автором, говорится: «Не следует понимать, что вожди в этой стране абсолютные правители или имеют большой авторитет и власть… Случается в одной деревушке, как бы она ни была мала, есть пять, шесть или девять вождей, каждый из которых имеет 20–30 рабов, которых он может продать или обращаться с ним, как пожелает. Другие называются тимагуа (свободные общинники. — Э. Б.); над этими людьми вожди не имеют власти, кроме того, что они обязаны следовать ₍за вождем на войну… и даже эта служба не принудительна, ее нельзя добиться силой» [105, с. 199].

Социальная мобильность была еще весьма велика. Как сообщает испанский монах Хуан де Пласенсия, «…человек может быть низкого рождения. Но если он соберет богатство — земледелием, скотоводством, торговлей, ремеслом или грабежом и насилием (как это обычно случается), такой человек присваивает себе название „дато“ и собирает вокруг себя родичей и даже чужаков, которые признают его вождем. Его потомки могут потерять власть вместе с богатством. Случается, что сын или брат вождя — раб. А то и раб своего вождя» [107, с. 3–4].