— Мыслите верно, — одобрил профессор. — Грязевики появились в Мире сравнительно недавно. Сразу после ядерной войны. А вот кризис-зоны известны еще со времен Первой Империи. Не секрет, что сделанные в них находки подстегнули развитие нашей науки и технологий…

— Это мне известно, — перебил Фешт. — Меня, как вы понимаете, не наука с техникой интересуют. Меня интересует, как взять этих иномирян за кадык. Ладно, с грязевиками мы церемонимся. Лично мне это не нравится, но они, по крайней мере, нам помогают. Пусть и тайно… Кхе-кхе… Точнее, они думают, что тайно, и нас это вполне устраивает. А вот с этими, которые натравливают на наших граждан Темных Лесорубов, по-моему, церемониться не следует. Здесь мы столкнулись с актом прямой агрессии.

Поррумоварруи поднял седую бровь.

— Вас интересует судьба мутантов? — спросил он.

— И мутантов тоже, — не моргнув глазом, ответил оперативник. — Сегодня Лесорубы шарят среди мутантов, а завтра они будут похищать детей и женщин в наших городах. Вам нравится такая перспектива, профессор? Мне — нет! Поэтому не станем мешкать. Мои ребята разработали план операции «Мутаген», предусматривающий захват и принудительное изучение иномирянина, обитающего среди мутантов за Голубой Змеей.

— Вы имеете в виду…

— Да, мутанта, известного нам под кличкой Колдун.

— Ну-у, это еще нужно доказать, что он иномирянин, — отозвался Поррумоварруи. — Сами понимаете, что видения умалишенного уголовника Кроона по кличке Циркуль еще не доказательство.

— Вот и докажем!

Профессор крепко задумался. С одной стороны, как интеллигент старой закваски, он презирал представителей спецслужб, считая их людьми недалекими и бессмысленно жестокими, но, с другой стороны, в предложении Фешта был резон. Ментограммы Циркуля и Птицелова поразительно совпадают в части, касающейся загадочного Лесоруба. Ну а о совпадении внешнего облика мутанта Колдуна и иномирян из ментограммы того же Циркуля и говорить не приходится…

— Ну так что, профессор? — вкрадчиво проговорил оперативник. — Поддержите мое предложение перед Советом попечителей?

— Пожалуй, поддержу…

— Свободное Отечество вас не забудет!

— Ладно, чего уж там, — отмахнулся Поррумоварруи. — Готовьте документы. Завтра я отчитываюсь перед Советом, и…

— И вам понадобится как-то объяснить, куда вы вбухиваете такие огромные средства? — подхватил Фешт. — Ведь, насколько я знаю, дорогой Поррумоварруи, проект «Полигон» по смете выглядит значительно скромнее. О чем Совету попечителей хорошо известно.

— Массаракш, — пробурчал профессор. — Вам, я гляжу, известно тоже!

— Служба такая, господин профессор, служба… — Фешт широко улыбнулся. — Операция «Мутаген» — прекрасный повод прикрыть левые отчисления. План захвата иномирного шпиона, без всякого сомнения, впечатлит господ попечителей. Я постараюсь, чтобы он их впечатлил.

— Будь по вашему, — профессор поднялся и вышел из просмотровой.

Он чувствовал себя совершенно разбитым. Эх, старость, старость… Любой подонок может выкручивать тебе руки. А ты будешь терпеть и даже улыбаться. Бросить бы все к дьяволу, уехать в горы, отыскать родимое пепелище. Построить домик, благо деньги есть, бродить по отрогам, дышать чистым горным воздухом, а не этим смогом, в котором вся таблица химических элементов, включая изотопы… Забрать с собою Нолу, откормить ее по-настоящему — чем черт не шутит, вдруг еще родит мне маленького крикливого горца, нового вождя племени Пожирателей Пламени… Но увы, не вырваться. Столько дел, которые необходимо довести до конца или хотя бы до логического завершения. Например, «раз-зговорить», как выражается Клаат, грязевика, получить от проклятого иномирянина прямую, а не косвенную информацию. Увидеть, как работает простенький биотехнологический агрегат, пусть только на испытательном стенде. Наконец, завершить собственный, многие годы лелеемый труд, подержать в руках шершавый ледериновый переплет монографии «Сравнительный структурно-лингвистический анализ языка иномирян». И еще — Полигон…

Вспомнив о Полигоне, Поррумоварруи ускорил шаг. Почти ворвался в приемную, но вопрос, готовый сорваться с толстых губ, умер на полпути. Нолу была не одна. На жестком стуле для посетителей, поджав косолапые ноги, сидел не слишком складный, деревенский по виду парень в сером костюме, обтягивающем его мускулистые плечи. Парень во все глаза пялился на секретаршу, а та цвела, будто роза в осеннем саду, и тараторила без умолку. Несла какую-то сентиментальную чушь. Заметив профессора, Нолу испуганно смолкла. Парень оглянулся, вскочил, опрокинув стул, уставился на темнокожего горца в золотых очках на широком мясистом носу.

— Это наш новенький, шеф, — пролепетала секретарша. — Прошу любить и жаловать. Птицелов… — Нолу неожиданно прыснула. — Сын Сома… Сотрудник сектора «Оперативного реагирования».

Вот тебе и высокородный!

— Зовут меня Поррумоварруи. Но ты можешь обращаться ко мне «господин профессор», — сказал начальник Отдела «М» Птицелову.

— Я понял вас, господин профессор.

Птицелов пристроился на краю кресла для посетителей и впился до белых ногтей в жесткие подлокотники. Напротив него восседал Поррумоварруи. Птицелов ощущал, что этот немолодой мужчина за столом, заваленным бумагами, — действительно большой человек. И не потому, что носит мундир государственного советника первого ранга. Словно печать власти горела на чересчур смуглом челе; словно дикое, но укрощенное пламя дремало, свернутое петлями, внутри тучного тела.

— Давайте поговорим начистоту, Птицелов… — профессор позволил себе благодушный тон; он увидел в округленных глазах молодого сотрудника почтительный трепет. — Я родился в горской деревне. Вы родились в деревне мутантов. А теперь мы оба носим костюмы. Мир меняется, люди меняются. Так и в вашем появлении у нас нет ничего противоестественного.

— Да, господин профессор.

Поррумоварруи прищурился.

— Васку сделал вас слишком сговорчивым. Мне это не очень-то по душе… — он щелкнул клавишей на селекторе. — Нолу! Два чая, рыбка!.. У оперативного сектора, — продолжил профессор, — свои методы. Я не собираюсь оправдывать или осуждать действия Оллу Фешта и его подчиненных. Их работа почти всегда приносит результат. И только последнее имеет значение для безопасности граждан Свободного Отечества. Что касается ваших личных интересов, то здесь вы должны быть совершенно спокойны — вам с нами по пути. Вы верите мне?

— Да… — Птицелов на миг замялся. — Вы говорите правду.

— Как вам Столица? Вы уже устроились?

Птицелов вымученно улыбнулся.

Столица…

Когда они с Васку вышли из железнодорожного вагона, была уже ночь. Фосфоресцирующее свечение неба — очень яркое и очень верное в долине Голубой Змеи и южных джунглях — здесь оказалось тусклым, задавленным рассеянными лучами, льющимися из окон, фонарей и газосветных трубок реклам, как душат джунгли любую нежную поросль. А еще было много дыма — клубы черного угара висели над асфальтом, превращая людей в невидимок, стоило тем отдалиться друг от друга на несколько шагов…

Потом долго ехали на двухэтажном автобусе. Сквозь окна город было не рассмотреть; в грязных стеклах отражались лица пассажиров. Все казались до крайности раздраженными, и когда Птицелов, который доселе не знал, что такое давка в общественном транспорте, наступил кому-то на ногу, их с Васку вытолкнула на улицу разъяренная и скорая на расправу толпа…

— Мне выделили комнату, — сказал Птицелов. — В общежитии при ДСИ… — он вдруг улыбнулся и добавил: — Таких здоровенных тараканов, как там, я видел только в южных джунглях.

Поррумоварруи усмехнулся.

— Да, эти в ДСИ вечно что-то химичат… — невпопад бросил он.

В кабинет вошла Нолу. Поставила перед профессором и Птицеловом по дымящейся чашке, кивнула в ответ на «спасибо» и удалилась.

— Вот! — Поррумоварруи мелькнул белой ладонью, схватил чашку. — Теперь давайте о деле. — Он подул на чай, вытянув толстые губы трубочкой. — Поскольку мы никуда не торопимся, я начну издалека…