Старший по команде, бывший гвардеец капрал Панди, который всю дорогу просидел в сухой кабине, дал очередь поверх тента и проорал, надсаживая глотку:
— Вылезайте, свиньи брюхатые! Стройся!
Чихая и кашляя, понося черными словами погоду, судьбу и начальство, дэки полезли наружу. Построились. Панди, кривя физиономию, оглядел строй.
— Массаракш, — процедил он. — Жертвы аборта, а не солдаты.
— Позволю себе заметить, господин капрал, — простуженным голосом проговорил домушник по кличке Облом, — мы не солдаты, а делинквенты. По-старому, воспитуемые.
Дэки недружно заржали.
— Разговорчики в строю! — рявкнул Панди. — Для меня вы что солдаты, что делинквенты, что воспитуемые, один черт — свиньи… Слушай мою команду. Равняйсь! Смирна-а!
Строй делинквентов качнулся из стороны в сторону и замер в прежнем виде. Панди несколько мгновений буравил дэков свирепым взглядом, потом махнул рукой.
— Задача следующая, воспитуемые, — сказал он. — Прочесать квадрат 23/07. И собрать всё, имеющее отношение к технике. Найденное складывать у грузовика. Вопросы есть?!
В строю загомонили:
— Да тут этой техники видимо-невидимо…
— И не говори, брат-сиделец, тут в семьдесят девятом такого понастроили…
— Того и гляди на растяжку нарвешься…
— Что я им — юный друг Отечества — металлолом собирать?..
— Значит, вопросов нет, — подытожил Панди. — Правильно, мы не на философском факультете, — добавил он, явно кому-то подражая. — Если хотите жрать, будете работать. Нет находок, нет пайки.
— А что жрать-то? — поинтересовался Облом. — Нам даже сухого пайка не выдали.
— Полевая кухня прибудет к обеду, — ответствовал Панди. — Тогда же прибудут палатки и специалист, который ваши находки будет осматривать. Кто найдет что-нибудь стоящее, будет переведен на юго-запад… Хватит болтовни, массаракш! — вдруг взъярился Панди. — Воспитуемые, круу-гом! К сбору металлолома прии-стуу-пить!
И без того неровный строй делинквентов в оранжево-черных комбинезонах заколыхался, распался на отдельные кучки. Задымили цигарки. Самые деловитые из дэков начали настраивать металлоискатели. Кто-то затянул: «Уймись, мамаша-а…».
— Благодетели, — пробурчал Облом, раскуривая волглую цигарку. — На юго-запад они переведут, мезокрылов кормить…
— А что это, мезокрылы? — рассеянно поинтересовался Птицелов, думая о своем.
— Гадины трехметровые, — пояснил Облом. — Между лапами перепонка. Прожорливы, страсть…
— Там хоть тепло? — спросил Птицелов, плотнее стягивая завязки капюшона.
— О да, — сказал Облом. — Этого не отнять… Опять же в лагерях там и бабы живут, красота. И вид на жительство в центральных районах заработать можно. И деньги платят… — Он покосился на Птицелова, с задумчивым видом озирающего окрестности. — Ты чего, брат-сиделец?
— Места знакомые, — проговорил Птицелов.
— Знакомые? — переспросил Облом. — А может, ты знаешь, где лучше искать?
— Может, и знаю, — отозвался Птицелов.
— Дык чего стоим? — взбодрился Облом. — Идти надо… Найдем что ценное, глядишь, и впрямь на юго-запад пошлют… Это было у мо-оря, — фальшиво запел он, — где ажурная пена-а…
— Сапоги бы надо, — сказал Птицелов. — По реке придется шариться… Правда, это не основное русло Голубой Змеи, а всего лишь один из притоков, но все-таки…
— Откуда знаешь?
— Видел я тут штуку одну, — сказал Птицелов. — Думаю, ее обломки ищут…
— Ага… — Облом со скрипом поскреб в густой щетине на подбородке. — Подорвали ее?
— Может, и подорвали, — проговорил Птицелов. — А может, сама рванула. Но один обломок, здоровенный такой, в реку плюхнулся. Я только успел из воды вылезть, а штуковина как шарахнет! Пламя до небес, дым, и куски во все стороны, а один прямо в реку…
— Место помнишь?
— Помню, — вздохнул Птицелов. — Но в воду лезть, в такую холодрыгу, бррр…
— Щас организуем, — проговорил Облом. — Господин Панди!
— Чего тебе, — буркнул тот.
— Разрешите обратиться, господин гвардии капрал!
Панди изо всех сил попытался сохранить безразлично-суровое выражение на лице, но губы его против воли расползлись в улыбку.
— Обращайтесь, воспитуемый, — милостиво разрешил он.
— Есть идея, господин гвардии капрал.
— Говори!
— Мне один кореш, из местных, сказывал, что воспитуемые тут какую-то странную хреновину подорвали, при Отцах еще. И что деталь от этой хреновины в реку свалилась. Так вот мы с Птицеловом обмозговали это дело и решили деталюху извлечь. Что скажете, господин гвардии капрал?
Панди напустил на себя важный вид, надул губы.
— Угум, — промычал он. — Инициатива похвальна… Действуйте, воспитуемые!
— Дык как действовать, господин гвардии капрал, — проныл Облом, — если вода активная, а у нас ни сапог, ни перчаток резиновых?..
Панди чертыхнулся и знаком подозвал рядового:
— Э-э, как тебя там…
— Рядовой Boxy!
— Слушай мою команду, Boxy! Там у водителя должен быть комплект химзащиты, — сказал Панди. — Приказываю изъять.
— Есть изъять!.. Только, господин капрал…
— Что только?!
— Не даст он, — промямлил солдат. — Известный жмот… Вы бы сами попросили, господин капрал, а?
— Массаракш! — прорычал Панди. — Распустились при новой власти… Была бы здесь Гвардия, я бы с этого жмота шкуру содрал бы. Для комплекту…
Панди повернулся на каблуках, бросился к кабине грузовика, из которой торчали здоровенные ножищи в керзачах.
Облом, давясь от беззвучного смеха, ткнул Птицелова в бок: дескать, гляди, что сейчас будет.
Вблизи керзачей бравый капрал сразу как-то усох, ссутулился весь и стал что-то быстро говорить — дэки не расслышали толком, что именно, но судя по интонации, что-то льстивое. Руки капрала, обычно будто пришитые к бокам, так и летали, так и летали.
Водитель грузовика был из вольнонаемных и нрав имел крутой, а кулаки — пудовые. В лагере его боялись все, включая высокое армейское начальство. Выслушав словоизлияния капрала, керзачи благославляюще шевельнулись. Панди немедленно распрямил спину, жестом подозвал рядового Boxy.
Через час, нагруженные полным комплектом химзащиты, миноискателем и специальным освинцованным мешком, Облом с Птицеловом в сопровождении рядового Boxy тащились к берегу Голубой Змеи.
— Ты почему не сказал капралу, что это я видел… м-м… хреновину? — поинтересовался Птицелов.
— Чудила, — хмыкнул Облом. — Скажи я, что ты из местных, капрал бы тебя загонял, как ломового мерина. По всему квадрату! А так денек провозимся, другой, третий, и все на одном месте… Сечешь?
— Не очень, — признался Птицелов.
— Эх, темнота… — покачал Облом кудлатой башкой. — Сразу видно, мутант с периферии… Эй, солдатик! — окликнул он Boxy. — Насвайчиком не богат? Не угостишь бедных делинквентов, идущих класть живот во имя науки?
Рядовой Boxy пошарил по карманам, извлек тощий пластиковый пакетик. Протянул его Облому.
— Благодарствуйте, служивый! — отвесил Облом дурашливый поклон.
Он аккуратно открыл пакетик, осторожно вытряхнул на заскорузлую ладонь горстку темно-зеленых зерен.
— Будешь? — предложил он Птицелову.
— Не-ет, — проговорил тот. — Не хочется.
— Да ты и не пробовал небось?
— Не пробовал, — согласился Птицелов.
— Потому и не хочется, — заключил Облом. — Смотри и учись, пока я жив, доходяга!
Он ловко собрал зерна насвая в щепоть и заложил за оттопыренную нижнюю губу. Одобрительно замычал, показал солдату большой палец.
— А почему «во имя науки»? — спросил Птицелов.
Облом пробубнил что-то невнятное, тряхнул головой. Толку от него было сейчас немного, и Птицелов стал глазеть по сторонам, заново открывая знакомые места. Низкорослый подлесок, страхолюдные ямы, заполненные черной жижей, торчащие вкривь и вкось ржавые фермы пусковых установок, воронки от давних и недавних взрывов, бетонные колпаки капониров. Странно было все это видеть третий раз в жизни. Первый — в далекой уже, хотя не прошло и года, дикой юности. Второй — на экране машины, умеющей заглядывать в душу. И третий — теперь вот. Неужто будет и четвертый, и пятый?
