– Могли бы и у меня спросить, – буркнул Васильев. Впрочем, он не скрывал, что и вторая весть ему по душе.

– Для Ермакова у меня также кое-что припасено. Подписан приказ о присвоении вам внеочередного звания. Это раз. К вашей Звезде в ближайшее время прибавится Красное Знамя. Это два. И наконец самое главное. Вопрос с отпуском решен положительно, через две недели отправитесь за речку. После отпуска примете дела у заместителя Васильева.

На Ермакова опять нахлынула усталость. У него даже не было сил радоваться. Голову сверлила одна-единственная мысль: «В отпуск! Скорее в отпуск! Сутки в горах и паковать чемоданы. К черту все эти звезды, ордена и должности! К черту армию и эту чужую войну!»

– Нет, ну надо же!

Васильев растянул рот в недоброй ухмылке, обнажив при этом нижний ряд зубов, почти сплошь металлических.

– Ермаков, к нам приехал Дед Мороз! Пода-арков нам привез…

– Но и это еще не все, – невозмутимо продолжил Фомин. – В случае успеха все участники операции будут награждены высокими правительственными наградами. Если получится взять Надира живым, – надеюсь, вы понимаете, какие выгоды в этом случае мы сумеем извлечь, – вы, Ермаков, получите Героя.

В штабе повисла тишина. Когда зазвонил телефон, Ермаков вздрогнул от неожиданности.

– Я занят!! – рявкнул в трубку Васильев и бросил ее на стол.

– А ты, Фомин, что ты получишь в случае успеха?

Васильев уставился помутневшими от ярости глазами на Фомина.

– Я понимаю вас, Васильев.

Ни один мускул не дрогнул на лице Фомина. Этот человек хорошо владел собой и умело скрывал свои истинные чувства.

– Я прекрасно вас понимаю. Нет, я не собираюсь отсиживаться, как вы выражаетесь, в говенном штабе. Я вылетаю с группой Ермакова.

– Ах вот оно что, – ухмылка исчезла с лица комбата. – Решил на горбу моих парней проехаться? Звание, орденочек, а то и звездочку на грудь заработать? Так?

Васильев с шумом процедил воздух сквозь плотно сжатые зубы и подошел вплотную к Фомину.

– Заруби себе на носу, майор! Если с Ермаковым что-нибудь случится… Если ты привезешь из Кашрана трупы моих ребят, я тебя под землей найду! И знаешь, что я с тобой сделаю?

Васильев поднял вверху руку и с хрустом сжал огромную пятерню.

– Раздавлю!

– Я вас не боюсь, Васильев.

Судя по тону, которым сказал эти слова Фомин, было ясно, что он, действительно, не испугался угрозы Васильева.

– И примите напоследок совет, – не повышая голоса продолжил Фомин. – Не бросайтесь словами попусту.

Он круто развернулся на каблуках и кивнул Ермакову.

– Пойдемте. Нужно отобрать людей и подготовить снаряжение. Скоро прибудут вертолеты.

– Минуту! – поднял руку Васильев. – Майор, могу я сказать Ермакову пару слов наедине?

– Добро, у вас есть минута, – кивнул Фомин и вышел.

– Значит так, Ермаков…

Комбат придвинулся к нему вплотную и торопливо зашептал:

– Этот человек мне не нравится. Активно не нравится, ты меня понял?

Ермаков был единственным офицером батальона, к кому комбат всегда обращался на «вы», если не считать замполита, которого Васильев откровенно недолюбливал, как и любого другого работника политорганов. Тем самым он подчеркивал свое уважение к молодому офицеру, которого многому научил и от которого, особенно в последнее время, и сам кое-чему научился. То, что Васильев обратился к нему на «ты», говорило Ермакову о многом.

– Я понял, Палыч, – тихо сказал Ермаков. Он также впервые назвал Васильева по отчеству, а не по должности, как обычно, показав тем самым, что ценит его заботу и установившиеся между ними доверительные отношения.

– Он не тот, за кого себя выдает, – жарко зашептал на ухо Васильев. – Человек с двойным дном. Он, сука, только прикидывается дохлым бараном, а сам хват, каких поискать!

– Да, я заметил, – согласился с ним Ермаков.

– Будь осторожен, Женя! Глаз с него не спускай. Следи не за духами, а за этой сволочью! Нутром чую, втянет он тебя в историю… Кого с собой берешь?

– Своих. На одну группу поставлю старшину Витвицкого, за второй будет присматривать Калайчев, замкомвзвода.

– Возьми кого-нибудь из офицеров.

– Нет, – качнул головой Ермаков. – Я своим доверяю. Разрешите идти, командир?

Они постояли несколько секунд молча, вглядываясь друг в друга, как будто прощаясь навсегда, затем Васильев шагнул навстречу и крепко обнял Ермакова.

– Давай, Ермаков, иди. Будь осторожен.

Ермаков взялся за дверную ручку, когда комбат опять позвал его:

– Ермаков! Ты тоже хват! Все будет путем.

Ермаков козырнул и отправился отдавать распоряжения.

Два «Ми-8» оторвали от земли свои пятнистые фюзеляжи и взяли курс на северо-восток, унося в стальных утробах десантную группу в составе двадцати двух человек. Командир Отдельного Кабульского батальона ВДВ майор Васильев неподвижно застыл на краю плаца и сумрачным взглядом провожал вертолеты, пока они не скрылись в ночном небе. Над ухом кашлянули, и майор резко повернулся.

– Ну что, начштаба, навел справки?

– Навел. Интересная получается картинка. В штабе ОКСА он появился две недели назад…

– А я что говорил!

Васильев выругался и сплюнул на плац.

– Удалось выяснить, откуда он перевелся в Кабул?

– Да. Из Москвы. Точнее, из Генштаба.

– Из Генштаба? Впечатляет, но ровным счетом ни о чем не говорит.

Начштаба еще больше понизил голос и следующую фразу произнес почти шепотом:

– Это еще не все, командир…

– Я уже и сам догадался, – мрачно процедил Васильев. – Выкладывай!

– Мой дружок из штаба ОКСА связался с дежурным по оперативному управлению Генштаба. Он наш однокашник и попытался разузнать побольше об этом Фомине…

Начштаба опять замолчал и Васильев нетерпеливо прикрикнул:

– Не тяни резину! Что там еще? Что сказали в Генштабе?

– По-дружески посоветовали больше не наводить справки о Фомине. Если, конечно, не стремишься к крупным неприятностям. А напоследок дружок из ОКСА сообщил мне по секрету, что у Фомина в Афгане полный карт-бланш. Он действует самостоятельно, точнее, имеет право действовать именем командования ОКСА. Вот так, командир…

Васильев выдал виртуозное ругательство и с тоской посмотрел в ту сторону, куда отправились вертолеты.

– Пропал парень. Понимаешь, у меня такое предчувствие, что мы больше не увидим Ермакова.

– И у меня, – признался начштаба. – Но мы не можем ничего поделать. Штаб армии подтвердил полномочия Фомина и дал «добро» на проведение операции.

– Я верю в Ермакова! Такие не пропадают.

Комбат растянул губы в улыбке, не замечая, что противоречит сказанным только что собственным словам.

– Ты, конечно, хват, майор Фомин, но на этот раз тебя ждет сюрприз! Только рыпнись, и я тебе не позавидую! Надо же, сука, дохлым бараном прикинулся…

Комбат махнул рукой и, быстро успокаиваясь от пришедшей внезапно в голову мысли, отправился готовить батальон к передислокации в Джелалабад.

Без четверти три группа Ермакова высадилась на ровной каменистой площадке у подошвы горы, на обратном склоне которой прилепился горный кишлак. Погода была хуже не придумаешь: температура чуть выше нуля, с севера, с заснеженных вершин Гиндукуша, дул пронизывающий ветер, луна скрывалась за плотной пеленой низких туч.

Договорились идти налегке, но поклажи все равно набралось достаточно много. Десантники были одеты по-зимнему тепло. На голове черные шерстяные шлемы, сверху каски, грудь защищает бронежилет, тяжелые «лифчики» с боеприпасами, – четыре полностью снаряженных магазина для «акаэсов», две гранаты «Ф1» и две РГД, на правом бедре тяжелый десантный нож, за плечами двухсуточный сухпаек и вода, сверху наброшен маскхалат. Витвицкий и Калайчев, не теряя времени, распределили поклажу: четыре комплекта альпинистского снаряжения, два ручных пулемета, четыре снайперские винтовки и гранатомет, одну полевую и две портативные рации (их привез с собой Фомин), а также четыре ракетницы и диск с патронами для пулеметов. Фомин с Ермаковым отошли в сторонку. Майор расстелил на гладкой, отшлифованной ветром поверхности валуна карту и включил специальный фонарь, луч которого можно было заметить только с близкого расстояния. Он быстро сориентировался по карте и показал точку, где высадилась группа.