– Я не буду читать вам мораль, – сухо продолжил Фомин, – в силу абсолютной бессмысленности этого занятия. Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе следующее: не нужно ставить меня в один ряд с такими людьми, как вы или Чернов. Вам меня все равно не понять. А теперь слушайте и постарайтесь не пропустить ни единого слова.

Мрачная улыбка сделала лицо Фомина еще более страшным.

– Для вас будет лучше, если вы поймете меня с первого раза. После проведения акции я выхожу из игры. От вас требуется только одно – ни в чем не препятствовать моему желанию.

Он сделал паузу, давая Ремезову время лучше понять смысл его слов.

– Поймите, генерал, меня уже давно нет. Я фикция, нечто абсурдное и немыслимое в реальном мире, я плод вашего больного воображения. Заровского и Авадона больше нет, они умерли в один день, и мне очень жаль, что вы так и не удосужились побывать на скромной могилке людей, которые так много сделали для вас. Фомин? Это всего лишь пять букв в удостоверении офицера Генштаба, такого человека в природе не существует, так же, как и многих других. Нет никакого смысла меня убивать, да и не так-то просто убить фикцию. Но…

Фомин сделал паузу и с откровенной угрозой посмотрел на начальника Второго главка.

– Но если вы все же решитесь на это, если вы дадите мне хоть малейший повод заподозрить вас в чем-то подобном… Тогда ждите неприятностей. И запомните, генерал Ремезов, я слов на ветер не бросаю.

После этого его лицо стало дружелюбным, и он добавил совсем мирным тоном:

– Я рад, что вы правильно меня поняли. И благодарю вас за экскурсию, сопровождавшуюся столь откровенными пояснениями.

Он кивнул в сторону больничной палаты.

– В какой-то момент, правда, у меня закралось подозрение, что вы неспроста поделились со мной вашими секретами. Так что пардон, извините, если чем-то обидел. Нервы, господин Ремезов, нервы. А в завершение нашей интересной и содержательной беседы я хочу дать вам еще один совет, на этот раз последний. Стерегите этого парня, – он кивком показал на Ермакова. – Если ему удастся каким-то образом вырваться, боюсь, он сможет доставить вам даже больше неприятностей, чем если бы этим делом занялся я.

Человек с множеством имен и несколькими прожитыми жизнями всегда и во всем полагался на собственную интуицию. Это чувство было в нем крайне обострено благодаря многолетним изнурительным тренировкам и весьма специфическому образу жизни. И сейчас интуиция подсказывала Фомину, что ему еще предстоит встретиться с человеком, прикованным к больничной койке. И он понимал, что для одного из них день встречи станет последним.

– Поставь еще одну отметку… Вот здесь, в районе Лефортово.

Вельяминов и Савельев полчаса назад вернулись с задания, где каждый из них возглавлял группу оперативников. На руках у них был список спецобъектов, оборудованных различными средствами безопасности, в том числе и средствами противодействия электронной разведке. Каждая бригада имела в своем распоряжении четыре машины, оборудованные специальной техникой. Всего в списке насчитывалось более сотни пунктов, но часть из них можно было вычеркнуть сразу: это были объекты оборонных министерств и закрытые правительственные учреждения, например, спецузлы правительственной связи и два информационных центра – Министерства обороны и Министерства иностранных дел. Все это было известно Кобозеву и его подчиненным еще до начала предпринятой ими акции. Смысл ее заключался в следующем. Кандауров и Кобозев пришли к выводу, что Ермакова, а возможно, и двух других пропавших офицеров, держат на одном из секретных объектов госбезопасности. Таковых в Москве было немало, но аналитики ГРУ высказали мнение, что в силу некоторых обстоятельств, например, сверхсекретности проводимой КГБ операции, большинство подобных объектов для такой цели не годятся. Из списка были выделены восемнадцать пунктов, двенадцать из них удалось проверить людям Вельяминова и Савельева.

– Итого шесть объектов, – подвел итог Кобозев, рассматривая карту Москвы и ближайших пригородов. – А если учесть, что и в области таковых наберется с полтора десятка…

– Их еще предстоит обнаружить, – вмешался Вельяминов. – Иван Никифорович, у нас людей не хватает. Подбросьте еще человек двадцать, а лучше тридцать. Только не этих желторотых стажеров, которых подсунули в прошлый раз.

– Где я вам их возьму, – насупился Кобозев. – Рожу? Сегодня Кандаурова в Генштаб вызывали. Догадываетесь, зачем?

– На ковер? – спросил Савельев.

– А куда же еще? Зачем, говорят, резидентуры оголяете? Совсем, мол, охренели, без разведданных хотите нас оставить?

– А что хозяин? – продолжил расспросы Савельев. – Выкрутился?

– Сказал, что мы находимся в процессе реорганизации. Кадры меняем, просто так совпало, что приходится отзывать людей сразу из нескольких стран. Обещал, что через неделю-две выправит положение. В итоге получил выговор от начальника Генштаба.

– Пашешь тут как проклятый, и никакой тебе благодарности!

Савельев едва не сплюнул от возмущения. Он потрогал рукой небритый подбородок и с укоризной сказал Кобозеву:

– Люди Чернова могут нас голыми руками взять. Дайте нам хоть из контрразведки кого-нибудь. А то ездим по городу, как на параде.

– Я уже говорил об этом Кандаурову. Он ходил к маршалу…

– Ну и?.. – с надеждой посмотрел на него Савельев.

– Отказ. Велено обходиться своими силами.

Савельев выдавил из себя мрачный смешок и потянулся к чашке кофе, дымившейся на краю стола.

– Иван Никифорович, отпустил бы ты меня обратно в Брюссель?

– Вот закончите с этим делом, выпишу вам командировку на Багамы, эдак недели на две. А теперь, друзья мои, вернемся к нашим баранам…

– Как бы нам самим не оказаться в роли жертвенного агнца, – заметил Савельев.

– Итак, что мы имеем, – продолжил Кобозев, не обращая внимания на ворчание Савельева. – Шесть неустановленных объектов, все оборудованы по высшему классу контрпротиводействия.

Он сделал отметку в блокноте и посмотрел на подчиненных.

– Мы с Кандауровым постараемся выяснить, что это за спецобъекты. Пока ограничьтесь наблюдением. И не вздумайте туда сунуться без моего приказа.

– Что нам, больше делать нечего? – буркнул Савельев, но его перебил коллега.

– Иван Никифорович, как обстоят дела с выяснением личности Фомина?

– Пришлось пока притормозить, – сказал Кобозев, но его многозначительный взгляд свидетельствовал об обратном. – Сверху давят со страшной силой. Маршал дергает нас каждые полчаса, то приказывает свернуть расследование, то, наоборот, требует, чтобы ему принесли голову Фомина. Поэтому мы работаем не так быстро, как хотелось бы. К настоящему времени удалось выяснить следующее. Фомин, он же Константин Заровский, числился в личной охране начальника Второго главка генерала Семенова, который два года назад скончался от сердечного приступа.

– Так он же в ПГУ работал? – озадаченно спросил Савельев.

– Эти сведения устарели, – хмыкнул Кобозев. – У этого сукина сына темная и крайне путаная биография. Нам удалось выяснить, что в восемьдесят втором он уже состоял в штате Второго главка. Надо сказать, что Семенов умер при весьма странных обстоятельствах. Не мне вам объяснять, что такое смерть от сердечного приступа.

Он многозначительно посмотрел на подчиненных.

– Подозрение пало на охрану, но телохранителей у Семенова было четверо. Как обычно, наши коллеги не стали заниматься длительными расследованиями, а решили проблему обнаружения виновного наиболее простым и эффективным способом.

– Замочили всех четверых? – догадался Савельев.

– С вами неинтересно, друзья, – улыбнулся Кобозев. – Четыре несчастных случая, вот как это было. Мы с Кандауровым несколько часов назад посетили могилу Заровского. Смотритель сообщил нам, что к могиле несколько раз приходил человек, внешне напоминающий майора Фомина.

– Но внешность-то у них разная, – с сомнением заметил Вельяминов.