Серёжа попытался вспомнить слышанную где-то формулировку: «Ты ведёшь к тому, что жертвы изнасилований сами виноваты в случившемся?!» Ему казалось, что если не почва, то пол автобуса уходит из-под ног. «Когда я вижу, как ты кокетничаешь с каждым встречным мужчиной, я думаю, что всё возможно», — холодно и презрительно парировал Алик. «Ты никогда со мной так не говорил» — «Теперь ты это заслужил!..»
Алик вышел на остановку раньше. В Серёжиной голове остался сумбур. Если бы Серёжа мог, то разревелся или расхохотался бы. Но он, мальчик не только смазливый, но и задумчивый, решил, что произошло недоразумение и они с Аликом ещё во всём разберутся.
Однако и вторая попытка объясниться не удалась. «Это прекрасно показало, что мы не подходим друг другу», — объявил Алик после того, как в пространном пассаже коснулся своей давней дружбы с Рябининым и (их с Рябининым возможных) будущих поездок на Байкал, в Калифорнию и даже на Селигер.
Алик вскоре уехал «делать мастера» — то ли в Эдинбург, то ли в Будапешт — и вряд ли мог составить Серёже счастье. Общая подруга Маша так и считает: Алик нашёл повод и порвал с Серёжей, чтобы не сделать тому ещё больнее.
Может быть, она и права. Да и зачем жалеть мальчика, который не написал ни одного тезиса про искривление Калифорнии.
Поэтому остановимся на гипотезе: и в повести о нехоженых тропах любви победили добро и здравый смысл.
Старая гвардия
В конце той зимы, когда мы познакомились с моим будущим мужем Олегом и стали заглядывать в последний советского образца кафетерий за водкой и бутербродами с останкинской колбасой, — его тогда ещё мучил вопрос, долгосрочно ли я сплю с мужчинами, — всем сотрудникам моей пресс-службы выдали пластиковые карты. Сущая мелочь на фоне грандиозных событий и свершений того февраля. Умы передового человечества больше занимал развод поэтессы Кати Гольдиной с ее мужьями Григом и Кириллом.
Каким-то странным образом я подрядился помогать с переездом практически незнакомым людям. К тому же остальные предполагаемые участники куда-то запропастились, и загружать-разгружать мебель пришлось втроём. Когда мы наконец уселись на куче коробок и уже открывали шампанское, чтобы перейти с ним в душ, раздался тревожный звонок. На другом конце провода чужие люди сообщили, что Катя почему-то потеряла сознание и находится в детской комнате милиции на Новосибирске-Главном. Мы отправились выручать Катю, а не развратничать.
Так моя душа была спасена от лютой погибели. Моё тело на долгие годы досталось Олегу. А Катя до сих пор не перестаёт меня удивлять, и ей принадлежат мои самые высокие восторги и полеты мысли.
Поскольку в те глухие и дальние годы Катя кормила своих многочисленных гостей исключительно бразильскими салатами, — а что только не входило в их состав: и колбаса, и курица, и мандарины, и мёд с орехами, — её бюджет постоянно сводился с дефицитом. Но относительная лёгкость, с которой она согласилась на ограбление банка, всё же озадачила меня. Гениальный план включал в себя чертежи, ноты и список инструментов. В качестве цели был избран тихий филиал Сибакадембанка на проспекте Строителей. Я запасся ватниками и кирзовыми сапогами.
Полночь. Мы переодеваемся — и у Кати сдают нервы. Нет, поздно уже менять решение! Подаю ей тёмные очки: «Чтобы не так выделяться на улице». Катя безропотно подчиняется.
Нам повезло: дорога оказалась безлюдной. Катя осталась стоять на шухере у дороги, а я с чемоданчиком инструментов подошёл к банкомату на крыльце. Вдруг в морозном воздухе раздались чарующие звуки музыки — Катя блюдёт план и предупреждает меня о появлении прохожих мелодией «Когда умолкнут все песни, которых я не знаю…». Надеюсь, прохожим не придёт в голову ничего подозрительного: ну подумаешь, девочка в фуфайке и солнцезащитных очках идет по ночному проспекту и играет на флейте…
Музыка стихает, и я устраиваю зловещий шум: стучу молотком, лязгаю отвертками. «Как же она сейчас переживает», — проносится в голове. Достаю свою карту и снимаю деньги. Стучу ещё несколько минут… Так, сейчас нужно постараться не улыбаться…
— Катя, получилось!.. Скорее уходим, вот-вот сработает сигнализация…
На Катином лице смесь ужаса, восторга и безумия. Я хватаю Катю и тяну её в сугроб: «Уходить будем по другой стороне…» Вопреки всякому здравому смыслу, мы двадцать минут по-пластунски ползём через парк на улицу Терешковой. Поднимаемся, взмокшие и счастливые. Катя категорически заявляет, что снять нечеловеческое напряжение может только водка. Была не была — по пути домой заходим в круглосуточный магазин за водкой и тортом. Надо сказать, что это был действительно опасный момент вылазки… Но продавщицу не хватила кондрашка. Мы благополучно добрались домой и отпраздновали успех.
Жаль, что Кирилл потом предательски развенчал мой миф. Кажется, это произошло, когда я закрылся от них с Катей и просидел пару часов в стенном шкафу: Катя угрожала мне изнасилованием, и он тут же выразил свою поддержку этому плану. Пока я отсиживался в глубокой обороне, мне перемыли все кости.
А может быть, Катечка, именно поэтому ты больше не пристаёшь ко мне? Ограбление оказалось инсценировкой, я потерял в твоих глазах облик героя — и ты больше не хочешь родить от меня ребёночка или даже посвятить мне какое-нибудь захудалое стихотворение…
Да, я всегда знал это! Таковы женщины.
Мастер чайных церемоний
Надо признать, не только гетеросексуалам иногда мерещатся представители сексуальных меньшинств, ждущие подходящего момента, чтобы распустить руки или, о ужас, пустить в ход свои полицейские дубинки. Иногда бывает и наоборот. Пару раз в жизни и я неправильно истолковывал входящие сигналы. А что бы вы подумали, получив однажды следующее сообщение?
Здорово, Андрей, дико рад увидеть твой мейл в своём вновь обретённом ящике. Вот проснулся — скажешь ты — и не ошибёшься. Я пробудился от долгого сна и первым делом пишу тебе — такому, какой ты есть — шагающему по линии прибоя в плавках и пиджаке…
Поздним вечером за две недели до этого (видимо, не обошлось без банкета) по пути с журналистского задания я вышел на остановочной платформе «Обское море» и зачем-то попёрся пешком — с портфелем и при галстуке — до «Береговой». Сентябрьский ветер поднимал сильные волны, я снял брюки. Шлёпал по кромке воды, распинывая коряги. Просто необитаемый остров, никаких следов человека, если не считать полуразмытых пепелищ костров и пары палаточных кольев… Но где-то за собачьим пляжем я по рассеянности чуть не столкнулся со спускающимся к воде человеком — светлым и длинноволосым, раскуривающим «Беломор». «Ты уже купался?» — запросто заговорил он.
Мы плавали в холодной воде, а потом скакали, кувыркались и носились по берегу, чтобы согреться. Я отхлебывал что-то горькое из металлической фляжки и жадно курил. Так произошло знакомство с Антоном — мы расстались после бесконечной прогулки и первенства по академическому гону где-то неподалёку от университета лишь под утро.
Это длинная история, рассказывать которую в такую ненастную сырость и слякоть просто рука не поднимается. Я как-то записывал отдельные впечатления и мысли по поводу происходящего, но ворошить их означает насморк, простуду и бред сивой кобылы. Немного о себе: в остальном кризис жанра. Бросил заведение свое полотёрное. Но лёд тронется. Рассказы понравились. Шли ещё! Да вы, батенька, эстет — так говорил Заратустра, спустившись наутро с гор и увидев на площади у булочной серебряного голубя стрелецкой казни. Не читал ли ты когда-нибудь митьковские сочинения о похождениях штандартенфюрера СС майора Исаева фон Штирлица в 3-х томах?
Две недели после памятной ночи на водохранилище Антон не мог вспомнить пароль от своей электронной почты. И с контрольным вопросом про «фамилию матери» не получалось. На четырнадцатый день Антон попробовал ответить «Лилит». Так возник наш маленький союз читателей (и чуть-чуть писателей).
