Второй целью, объектом насмешек и глумливой критики, был латышский паренек Денис (с ударением на первом слоге), но тут Олег немного осторожничал: боевые действия велись на каком-то непонятном для него игровом поле. Дело в том, что Денис был чертовски привлекателен и принадлежал к особому профессиональному миру.

Мы познакомились на главном профсоюзном параде Европы, который в том году проходил именно в Гамбурге. Прекрасная погода, прекрасное настроение и человеческие толпы, заполнившие главную улицу, побудили нас забраться на павильон автобусной остановки. Стеклянный и скорее всего не рассчитанный на вес двух крепких мужчин, которыми мы, собственно, являлись. Поэтому снимать и наказывать нас через час приехала полиция. Но сочувствующие вовремя предупредили об опасности по живой цепи, мы благополучно растворились в толпе.

На этот час мы стали чем-то вроде символа гей-парада и главным объектом внимания фото- и видеооператоров. Денис раскрутил меня на достаточно, наверное, эротическое шоу. Под нашими ногами колыхался народ — пресса, голубые посланцы всех европейских держав, скромные и нескромные жители нашего славного города. Мы танцевали, ласкали друг друга и между делом сильно обнажились. Журнал «JAG» даже напечатает позже нашу фотографию с неверным по существу комментарием: гей-пара ищет на крыше остановки уединения…

Парад подходил к концу, движение транспорта восстанавливалось. Мы целовались, стоя уже на проезжей части Юнгфернштига, перед ратушей. Водители истошно сигналили, но вынуждены были объезжать нас по тротуару. И это было прекрасно.

И тут Денис сказал, что переезжает жить ко мне в Гамбург. Поскольку за пару часов знакомства мне удалось узнать о нём не так уж и много, — что он из Риги, получил два месяца назад рабочую визу и занимается в Дортмунде то ли дизайном, то ли модой, — я честно ответил, что его предложение очень приятно, но чуть-чуть неожиданно и нам лучше хорошенько (и неторопливо) подумать, взвесить все «за» и «против». На этом и порешили. Тем же вечером он вернулся в Дортмунд.

Мы созванивались по десять раз в день, но за неделю я почти не расширил свои знания. Он постоянно уходил от определённых вопросов. Под смутным подозрением были его работа, дом, деньги, семья. Во всём было что-то неправильное. Двадцатилетний юноша Денис жил на широкую ногу — и очень шифровался. Наконец, сопоставив кое-какие фразы с почтовым адресом на отправленной мне открытке и покопавшись в Интернете, я вышел на проект gay-erotica.net, где можно было, среди прочего, заказать откровенные фильмы. С Денисом в главной роли. Должен сказать, что это обстоятельство меня скорее развеселило, чем напугало.

Однако Денис решил, что это конец и я не вынесу горькой правды. Я пытался кричать в трубку, что уважаю его работу и ещё больше им восхищаюсь. Но он плакал и повторял, что на самом деле не такой, как я думаю, не испорченный.

После того как я поделился с мужем информацией, что у меня завязался роман с порнозвездой, у Олега наступил новый период гиперсексуальности. Перед эти мы неделю не занимались сексом, а теперь Олег стал оставаться у меня каждым вечером. Кроме того, он нежно говорил, что такому зрелому и прекрасному во всех отношениях мужчине, как я, нефиг связываться с малолетками.

Денис приехал ко мне на ещё одни выходные. К этому моменту я находился в тяжелых раздумьях. А тут ещё Денис разглядел во мне поэта и сказал, что тоже любит, как Есенин, сесть вечерком и за бокалом вина написать стишок-другой. Не хочу ли я послушать? И очень зря. На фоне этого литературного дарования даже мой муж выглядел как Роман Осипович Якобсон.

Сами выходные прошли противоречиво, под знаком шопинга и постельной любви. Шопинг я никогда, собственно, не любил, а постельной любовью настолько пресытился перед этим с Олегом, что просто не мог оценить всех инноваций и штучек Дениса. Это был не катастрофический, но всё-таки конец. Спустя какое-то время Денис написал мне, что вернулся в Латвию. И что я в этом виноват.

Я бы даже переживал и винил себя, но юноша вскоре обнаружился в Ирландии (и лишь потом окончательно потерялся).

Всплывающие по следам профсоюзного парада в разных источниках фотографии моего голого торса (и даже тянущегося к моей расстегнутой ширинке Дениса), по-видимому, льстили самолюбию Олега. Пока ему в руки не попал ещё один, — не очень примечательный, на мой взгляд, — снимок. «Как ты себе мог такое позволить?» — негодовал Олег, к моему немалому удивлению. Он произнёс целый пламенный монолог об аморальном облике некоторых литераторов. Я всё ещё ничего не понимал…

«Ты брал мои джинсы!..»

Скорее всего, именно это открытие и ускорило помолвку Олега с котиком (и бывшим санитаром) Штеффом. Но всем здравомыслящим людям уже тогда было ясно, что у этой пары не предвидится продолжительного общего будущего. И чуть-чуть неприятного осадка остаётся от этой истории даже не из-за того, что я лишился ключа от квартиры Олега, — о, это сущая мелочь. По сравнению с тем, что больше никто и никогда не видел чудесные чёрные джинсы Marc O'Polo.

Которые так замечательно сидели на моей маленькой и упругой заднице.

Это интермеццо долго хранилось под семью замками. Но сейчас нашло свое место в повести о принцах и принцессах, и его можно вытащить на свет божий. Только я хотел бы предупредить о наличии в нём, как говорится, adult content.

Мой муж Олег вроде бы продолжал быть (и спать) со мной — и время от времени с нами даже случался очередной медовый месяц, — но перед лицом общественности эта связь последовательно отрицалась. Поэтому я не считал себя обязанным хранить целомудрие. Только не знаю, двигался ли наш семейный корабль по спирали или по кругу. В начале витка я получал карт-бланш, при этом свобода действий Олега была сама собой разумеющейся, а в конце — сцену ревности… Но, хорошо, перейдём к подпольной и половой жизни университета. Ведь это весьма достойная тема, составляющая бэкграунд к эпизодам с участием Юргена, котика Штеффа и Порнодениса.

Мой факультет располагался в так называемой «философской башне». Сразу после поступления я заподозрил что-то неладное, перекусывая в местной мензе, столовке, и рассматривая настенную живопись в прилегающих коридорах. Но пока я был хорошим и семейным мальчиком, эти подозрения быстро развеивались. И лишь в один прекрасный день, когда я стал мальчиком плохим, пазлы составились, и в моё сознание проник совершенно новый концепт.

В том семестре я ходил по четвергам на церковнославянский. Между лекцией и пленумом была сорокаминутная пауза. Я забежал перед перерывом отлить в туалет мензы. Для чувствительных стоит, видимо, сделать отступление, что заведения подобного рода отличаются в Западной Германии чистотой и хорошим запахом. В туалете стояло человек пятнадцать — куда больше, чем писсуаров и прочих посадочных мест. В глаза бросалось, что люди разместились по периметру помещения. Вид у них был скучающий. Я встал в сторонке и стал смотреть вниз, — ну а что делать-то было? Парни потолкались, оглядели меня. Видимо, я не представлял угрозы. И тогда они продолжили то, чем, очевидно, занимались до моего вторжения. Расстегнули ширинки и стали дрочить.

У меня отпала челюсть. Такое разнообразие эрегированных членов я видел только раз — в душе спортивной школы, где запирались парни из старшей группы: однажды я и ещё несколько младших мальчиков застали их в таком виде, долго обсуждали, что бы это могло быть, но так и не пришли к однозначному выводу.

Я присоединился. И потом целый семестр ходил по четвергам в перерывах между церковнославянскими занятиями подрочить в кружке. В такой группе возникают удивительно мощные резонансы. Уверен, что когда десять, пятнадцать, двадцать, тридцать человек накрывает волна и все одновременно спускают, астрономы в далёких галактиках наблюдают ослепительную вспышку.

Наверное, я был последним человеком в универе, который не знал, что в этот туалет не ходят просто так. Потому что германисты, романисты, философы и журналисты зарезервировали его под сексуальные нужды. Конечно, туда часто проникали старые озабоченные дядьки и дедки, но при желании там в любое время суток можно было удовлетворить сексуальный голод с сочными и симпатичными зайцами. Почему я говорю в прошедшем времени? Десятилетиями администрация не посягала на студенческую вольность, но недавно, — что совпало с приходом нового ректора от христианских партий, — половину помещения передали библиотеке, и, таким образом, масштабы происходящего уже не идут ни в какое сравнение с былым размахом.