— Как я понимаю, Дим Димыч, ты сейчас в бегах, слышал от ребят из Средней Азии. И фотографию твою развесили на «досках почета» во всех приличных городах, наверное, не шутки ради. Причем с полной аттестацией: «Разыскивается особо опасный рецидивист Виктор Пономарев. Особые приметы… Кому известно местонахождение…» и т. д. и т. п. Когда Кнут узнал про тебя, а тебя он помнит еще пацаном по Красноярской «киче», сказал найти тебя. Хочет видеть. Да и работа найдется. Его дружину основательно потрясли менты в Самаре. Но он ушел, а с ним Сатана, Монгол, Серый, Топор. Сейчас окопался в Ростове. «Маз» (главарь шайки) ростовский, Гамлет, взял его в долю. Если хочешь, Дим Димыч, то часов через двенадцать будем у Кнута в «пятом углу» (безопасном месте).

— Сочту за честь такое приглашение. Кнута буду рад повидать. Ну, а о работе буду держать разговор с Кнутом лично. Пока, Скула, ничего тебе не обещаю. Вези нас к Кнуту.

На другой день утром были в Ростове-на-Дону. Город встретил нас хорошей осенней погодой, какую в народе называют «бабье лето». Скула, я и Витек на «горбатой» (такси) поехали в поселок Мирный. За стадионом СКА вышли из такси. Скула сказал:

— Погода отличная, дальше пойдем пешком, сделаем променаж «подпоркам».

Я понимал, что это не лишняя предосторожность. Кто его знает, может, «берлога» спаленная.

Прошли какой-то парк — не парк, но заросли большие, спустились в балку и через огороды вышли на кривую улочку. Прошли несколько одноэтажных особнячков.

— Дим Димыч, постойте здесь, я сейчас доложу и вернусь. Вдруг ребята еще не поймут. Подумают, Скула ментов в форме тащит с собой. Начнут сдуру из стволов палить.

Минут через пять он вернулся.

— Все нормально, Дим Димыч. «Маз» ждет вас. Пошли.

Пока Скула ходил, я на всякий случай взвел курок у револьвера и перекинул его из внутреннего кармана кителя за ремень брюк, а Витьку сказал:

— Береженого Бог бережет. Если что, прикрывай меня сзади.

Я не то чтобы не доверял Скуле, но кто его знает, может, «малина захезанная», и там засада.

Зашли в небольшой особняк. В коридоре стоял крепкий мужчина, кривая рожа показалась мне знакомой, взглядом он показал на дверь, зашли в большую комнату. За длинным столом сидели трое: Кнут, Монгол и Сатана. Пахло анашой и водкой. Монгола раньше я не знал, а с Сатаной мы вместе сидели в Ванинском «кичмане».

— Какие люди нам дают визит без конвоя и «браслетов», — шутя и улыбаясь, сказал Кнут и поднялся из-за стола нам навстречу. — Рад видеть вас на воле, очень рад, господа офицеры его королевского величества.

Мы пожали друг другу руки, обнялись.

— Это кто? — спросил Кнут и взглядом указал на Витька.

— Кент мой. Отвечаю за него, век свободы не видать.

— Прошу к столу отведать жеванины, что Бог послал.

Я, Витек и Скула сели за стол. Выпили по стакану водки за встречу, закусили. А закусить было чем, чувствовалась особая забота Бога об обитателях этого дома. Тарелки с черной икрой, балыком, бужениной, сервелатом и другими соленостями и копченостями выстроились на столе, как на параде. Из выпивки на столе присутствовали водка, коньяк, шампанское и еще какие-то марочные вина.

— Да, Кнут, хорошего снабженца ты заполучил в свой кооператив, — сказал я, кивнув на стол.

— Обижаешь, Дим Димыч, в «кооператоры» нас записал. Или ты на самом деле думаешь, что мы «бомбим» продовольственные магазины? Да ты покажи мне хоть один такой магазин, где есть такая жеванина. Разве что в закромах у слуг народа, которые так заботятся о народе, что от этих забот у самих морды в телевизор не влазят.

— Не обижайся, Кнут, шучу я. Кстати, тот человек, что в коридоре, Топор?

— Он самый. Топор вырубает всех, кто «лукнется» не по делу.

— Значит, я не ошибся, в Хабаровском «кичмане» встречались, — сказал я.

— Это гора с горой не сходятся, а человек с человеком, — философски произнес Кнут. — Тут, Дим Димыч, все «люди порядочные» (воры).

Кнут по возрасту годился мне в отцы, а выглядел довольно моложаво: был худощав, подтянут, небольшие залысины его не портили, а придавали вид ученого, профессора. Хотя он и так был «академиком» уголовных наук, вор в законе с большим опытом и стажем.

Мы сидели, выпивали, беседовали, вспоминали жизнь за колючей проволокой, а это то, что нас всех объединяло.

— А тебя, Дим Димыч, я еще пацаном помню по Красноярской пересылке. Помню, играли мы в «стиры» с Анваром под интерес, а вертлявый пацан все вокруг крутился. С тобой еще один пацан был, только худой и длинный. Я, признаться, сначала не поверил, когда мне сказали про тебя, что ты «мокрушник» и идешь за «эмиграцию» во взрослую зону. Потом нас покидали на этапы: ты с Анваром ушел на Ванино, я — на Магадан. Будто совсем недавно это было, а уже лет десять утекло, — вспоминал Кнут. — Потом мне Скула и Сатана про тебя говорили, и до нашего Магаданского «кичмана» доходили слухи, что Фунт — пахан паханов, этот гегемон преступного мира, Карл Маркс воровских наук, царство ему небесное, — чуть ли не передал всю зону в твои руки, а мужики только тебя и слушали. Ох, мы тогда смеялись, думали, совсем вольтанулся Фунт на старости лет. Старый да малый держат Бакинскую зону. Потом Володя Сибиряк пришел этапом на нашу зону и рассеял все сомнения. В Таштюрьме, рассказывают, ты жиганил натурально.

— Что было, Кнут, то было. Из «кичмы» и «сучьей будки» почти не вылазил. Как вспомню, так вздрогну. Зато сейчас «китую» (гуляю с друзьями), — сказал я.

Выпили мы хорошо. Иногда в комнату заходила «чувиха с синкача» (хромая женщина), убирала грязную посуду, приносила выпивку, закуску.

— Вот так на «Шанхае» (притоне) мы и живем. Ты, Дим Димыч, лучше расскажи, как «объявил себе амнистию», как жил это время. Моей вольной дружине полезно послушать, поучиться, — сказал Кнут.

Я рассказал им про свои последние годы и спросил:

— Скула о каком-то деле говорил. Мы с кентом здесь проездом, в Баку едем, пока там окопались.

— Че? — произнес Кнут, тем самым призывая сидящих за столом к вниманию и прекращению разговоров. — Воры, я говорить буду. Одного «черта» надо «осудить» (убить по приговору сходки). Откололся, сука, а теперь гонит «ерша под законника» (выдает себя за вора в законе). Я знаю его еще по Анадырю и Воркуте, кличка Борман. Был бы «уркаган» какой, а то так — «босота», за «два на три» («шестерку») в зоне канал. Есть сведения, мы это «прокопали» (проверили), что двоих наших ребят — Хапая и Балбеса — «чертовой роте» (уголовному розыску) сдал. Он и раньше «открывал шлюзы и плел веревки» (говорил лишнее на допросах и следствии) и в зоне постоянно лез на рога, а потом ломился на кормушку. На сходняке решили ему «бушлат деревянный» (гроб) подарить и «проколку» (прописку) на «участке номер три» сделать. Такая вот история, Дим Димыч. Если пойдешь «на складку» (на убийство), скажи. Моих людей он знает, их задействовать рискованно, а ты тут проездом, с ним лично не знаком, «осудишь» не в хипиш и «юзонешь». Скажи, Дим Димыч, воры слушают тебя.

— Пойми, Кнут, меня правильно: я «чарли» (наемным убийцей) никогда не был, но ради святого дела, раз сходняк вынес приговор, я подписываюсь.

— Вот и ништяк, Дим Димыч. На этом и подведем черту, — сказал Кнут. — А наградой будет тебе двадцать «кусков». Думаю, они тебе не повредят. Твое слово.

— Думаю, Кнут, в таком деле торг неуместен. Все натурально ты сказал. Наличман на карман после дела.

— Годится, Дим Димыч. Иного ответа я не ожидал от тебя. А как насчет остаться в моей вольной дружине?

— Пока я в бегах, то мне лучше быть БДС (бродягой дальнего следования), чаще менять норы, чтобы не «спалиться», выскакивать на гастроли. А там время покажет.

— И то верно гутаришь, — сказал Кнут.

— Тогда к делу, я готов хоть сейчас, — сказал я. — Ствол в кармане ржавеет.

— Не спеши, Дим Димыч, сегодня отдыхаем, ты в гостях или где? А что касается дела, всю информацию тебе утром на трезвую голову дадут Монгол и Сатана. По вечерам Борман обычно бывает в шалмане «Ростов», там окопался. Но при нем «опричник» (телохранитель) с «марьей ивановной» (пистолетом).