— Да так, барахло. Спившиеся алкоголики да бывшие презираемые в зонах. В общем, фуфло, бомжи и бичи. Для них и такая жизнь в радость. Так, ладно, Дима, пойдем поспим еще немного, а то скоро светать начнет, на работу поднимут.

— Пойдем, Саша. Голова только никак не проходит.

— Я тебе таблетку анальгина сейчас дам, — сказал Санек, вытащил из кармана рубашки таблетку и протянул мне. — На, проглоти. Может, полегчает? Я вчера у Людки-поварихи выпросил несколько штук. Здесь и повариха есть, чабанам жрать готовит и нам с собаками. Шалава, молодая еще баба, а спившаяся. Хозяева используют ее по всем статьям, но больше для секса. Кобыла она здоровая, на них всех хватает.

— Слушай, Санек, если те козлы меня чабанам продали, то мне даже как-то интересно, во сколько меня оценили. Сколько жизнь человеческая сейчас стоит на черном рынке? — спросил я напоследок.

— Я тебе точно не скажу, Дима, но вчера вечером я краем уха слышал их базар, так речь шла что-то о трех «кусках». Ну, это стоимость примерно полутора-двух десятков овец. Не зря они тебя, как жеребца, щупали, руки, грудь, шею. Ты-то бугай крепкий попался, вот и торговались. Меня так за два куска отдали. А вот те в сарае, утром ты их увидишь, так те по куску идут от силы. А если оптом, то и того дешевле, — ответил Саша, и мы пошли в сарай.

Мне даже смешно стало, как это людей стали поштучно продавать и оптом, прямо как раков на базаре. Про раков вспомнил рассказ одного одесского еврея: «Вот вчера, так по пять рублей были, но большие, а сегодня по три, но мелкие. Мелкие сегодня. Я бы вчера по пять взял, но денег не было. У меня и сегодня их нет. Но очень уж мелкие…» Вот и выходит, что за меня прилично еще отвалили, раз вчера взяли. Анекдот, и только. Кому потом расскажи, в жисть не поверят.

— На, прикройся, — сказал Александр, когда я лег на нары, и бросил мне какое-то подобие одеяла. — Зорьки еще холодные. А это летняя у нас фазенда, вся в щелях. Зимой-то мы с овцами в кошаре живем. Там с торца мужики себе пристройку сделали, зато тепло осенью и зимой.

Я лежал на нарах. Вот уж не думал, где придется окопаться. Куда только судьба меня не заносила. Ну, посмотрим, что к чему. Главное, не говорить, кто я на самом деле. Документов с собой у меня никаких не было, остались на хате у Николая. Надо «прихериться» (притвориться) пьянчужкой. А что до наколок на теле, не скрывать, что мотал срок пару раз по мелочевке. В общем, «чесать по бездорожью» и «щупать ноги» (готовиться к побегу). Уж больно Санек печальную картину нарисовал.

За мыслями я не заметил, как «улетел в страну дураков». Но это продолжалось недолго. Проснулся я от хриплого голоса:

— Подъем! На работу выходи!

Смотрю, уже светло, мужики стали слазить с нар, позевывая и матерясь, стали одеваться. Я последовал их примеру. Вышел с ними на улицу. Краешек солнца вывалил из-за горизонта. Было тихо, но немного зябко. Поеживаясь, мужики споласкивали рожи из рукомойников, которые были прибиты прямо к стене деревянного сарая. Здоровый рыжий мужик о чем-то разговаривал с Сашкой, рукой показывал на кошару. Подвалила деваха, эдакая «быдла» с опухшей мордой и ведром в одной руке. Под мышкой другой руки она держала «Чернышевского» (черный хлеб) две буханки. Один из мужиков из сарая притащил стопку мисок и ложки, расставил на столе. «Быдла» черпаком разлила по мискам похлебку. Шестеро сели за стол, я тоже сел. Чавкая, все принялись за еду. Я попробовал и пришел к выводу: в «Астории» и «Арбате» кормят лучше, но баланда оказалась не хуже лагерной. В ней плавала крупа и кости, и даже не голые. Сюда бы еще картошечки, подумал я, было бы совсем ништяк. Я ел и присматривался к мужикам. Небритые, помятые рожи, возраст где-то под пятьдесят и выше. Один Санек на их фоне выглядел поприличней. Потом в алюминиевые кружки разлили «байкал» (слабо заваренный чай). Хорошо, хоть горячий был. Я выпил, и мне полегчало, пот выступил на лбу, и голова немного успокоилась.

После трапезы все встали из-за стола. Двое мужиков пошли к кошаре, выгнали отару овец и погнали в сторону восходящего солнца.

— А нам, Саша, куда? — спросил я своего нового знакомого, когда остальные мужики сидели на бревне и курили.

— Сейчас на кошару пойдем, крышу будем перекрывать. А как закончим, будем кошару чистить, прошлогоднее говно вытаскивать. Потом саман начнем делать, кошару ремонтировать. В общем, работы хватит на все лето. Сейчас Иван давал задание мне, он как бы за бригадира у нас канает, а я — помощником у него. Бригада у нас с понтом строительных рабочих, и работаем мы все по найму, на подряде. Ты, Дима, это запомни и смотри не базлань с нерусью. Поработаешь, сам поймешь, что почем. Пиджак сними и свитер. Я тебе стеганку дам, старая, правда, но чистая, Людка постирала, для работы пойдет.

Я переоделся, пиджак и свитерок отнес в сарай, положил под подушку. Она, как и матрац, тоже была набита соломой. Экзотика, одним словом, а не жизнь. Потом впятером мы пошли на кошару. Так начался мой первый трудовой день в рабстве. Работали вручную, никакой механизации. Сбрасывали гнилую камышитовую крышу, потом эти рваные снопы стаскивали в кучу за кошарой. Перед обедом Сашка говорит мне:

— Казбек вон идет работу проверять.

О чем-то Казбек поговорил с Иваном, потом подошел ко мне, спросил с легким акцентом:

— Тэбя, мужик, как зват?

— Дима, — ответил я.

— А фамилий?

— Пантелеев, Ленькин брат, — соврал я, вспомнив выдающегося бандита Леньку Пантелеева.

— А, Лонкин брат? Лонка — эта каторый там Москва Крэмл сыдит? Каторый дарагой и горачий и лубымый? — сказал Казбек, оскалив два ряда «ржавых» зубов.

— Нет, другой Ленька и совсем-совсем холодный. Помер братан-то, — ответил я, а сам подумал: «Юморист, однако. Да был бы Леонид Ильич моим братаном, таскал бы я тут говно за твоим бараном?»

— Откуда будэш? Как суда прыэхал? — снова спросил Казбек.

— Сам я из Саратова, саратовский. А приехал? Узнал, что здесь бригады строителей нужны для сельского хозяйства, вот и приехал. По найму в вашу строительную бригаду на подряд устроился, — ответил я.

Видимо, мой ответ ему пришелся по масти. Он даже заулыбался.

— А сэмья ест?

— Была. Жена и двое детей, да разошлись. Давно уже, лет десять назад, — «гнал я порожняк».

— А сыдэл за что?

Я подумал, что лучше за баклана сойти, поэтому сказал:

— Когда жил с жинкой, один раз погонял ее как следует. Вот и сел за хулиганство. А второй раз — подрался на вокзале, одному менту рукав на кителе оторвал. Второй раз сел, а когда освободился, сюда поехал на работу.

— Давай, работай, раз хотэл, — засмеялся Казбек, и они с Иваном пошли в сторону дома. Иван обернулся, крикнул:

— Сашка, идите пообедайте и снова за работу. Крышу сегодня надо полностью снять.

Так проработал я неделю, вторая пошла. А тут праздник — Первое мая. С вечера к нам в сарай зашли Казбек с Иваном, Казбек сказал:

— Завтра саман пойдотэ дэлат.

— Начальник, — сказал кто-то из мужиков. — Так праздник завтра. День солидарности.

Тут уже Иван заговорил:

— Член тебе, Гнедой, солидарность. Ее можно только хорошей работой заслужить, а не бездельем. Что, лучше дурака валять?

— Да нет, начальник, мы просто хотели помыться немного, постирать.

— Смотрите, мужики, сами. Мы тут ящик вина привезли. Думали, вы завтра после работы свою солидарность и отметите. Раз не хотите, придется ящик увезти.

Тут остальные мужики всполошились, загалдели:

— Да ты что, начальник? Не слушайте Гнедого. Конечно, лучше поработаем, а потом выпьем.

— Вот, мужики, и договорились. А ты, Сашка, проследи, чтобы без халтуры работали.

Я сидел на нарах и прикидывал в уме. Это ж надо, как ловко придумано. На чувствах алкоголиков сыграли. За ящик «дурмана» семь человек будут весь день вкалывать.

Так и получилось. Весь день работали, как обычно, а вечером состоялась попойка. Сашка забрал нашу долю «крови сатаны» (красного низкосортного вина), принес шесть бутылок в сарай. Мужики пили на улице за столиком, а мы в сарае на нарах.