Сидя на деревянных скамьях, ярусом расположившихся под полотняным навесом, мы смотрели, как они двинулись по кругу, и Кия прошипела, обращаясь ко мне:

– Что она себе позволяет?

Я перевела взгляд на смеющуюся и сияющую сестру, длинные черные волосы которой развевались у нее за спиной и переливались на солнце. Аменхотеп смеялся вместе с нею, и я с удовольствием съязвила:

– Она очаровывает фараона. Что еще ей остается теперь, когда любимого ее наставника больше нет под боком?

– Отлично придумано, – заметил мой отец.

Нефертити самодовольно развалилась в кресле, ожидая, пока Мерит закончит вплетать бусины ей в парик. В ее покои доставили пару алых перчаток для верховой езды – подарок Аменхотепа. Она сказала:

– Это было весело.

– Но одного раза довольно, – предостерег ее отец.

– Почему? Мне понравилось. Почему мне нельзя научиться хорошо ездить верхом?

– Потому что это опасно! – воскликнула я. – Неужели тебе не страшно?

– А чего здесь бояться?

– Лошадей. Или того, что колесница может опрокинуться. Вспомни, что случилось с наследным принцем Тутмосом.

Отец с Нефертити переглянулись. Ипу и Мерит отвели глаза.

– Тутмос был ранен на войне, – небрежно отмахнулась от моих слов Нефертити. – А сейчас – не война. – Мерит затянула последние бусины на парике Нефертити, и, когда моя сестра встала, они негромко звякнули.

Мой отец тоже поднялся.

– Я буду в пер-меджате, нужно подготовить письма иноземным посланцам. Они должны знать, где искать твоего супруга, чтобы направлять ему свои прошения.

Он обвел взглядом комнату, в которой после вчерашних новостей ничего не изменилось.

– Мы отбываем через пять дней, – негромко напомнил он, – и вам обеим полагается наблюдать за сборами.

После того как отец ушел, Нефертити протянула мне руку. Очевидно, иноземные посланцы ее ничуть не заботили.

– Идем.

Я недовольно нахмурилась:

– Ты слышала, что сказал отец? Что мы должны укладывать вещи.

– Не сейчас.

Она взяла меня за руку и потянула за собой.

– Постой! Куда мы идем? – запротестовала я.

– В твое любимое местечко.

– Но почему именно в сад?

– Потому что там мы должны встретиться кое с кем.

– С Аменхотепом? – догадалась я.

– И кое с кем еще.

Пройдя коридорами, мы вышли во дворцовый сад с его обсаженными деревьями аллеями и многочисленными озерами. Кто-то очень сведущий в дизайне разместил фонтан Гора в пруду с лотосами, окружив его камышом и сине-фиолетовыми ирисами. Каменные скамьи укрывались в густой тени платанов, а тропинка, обсаженная кустами жасмина, уводила к купальням. За ними виднелся гарем, где жили менее привилегированные женщины Аменхотепа Старшего. Я смотрела, как над травой порхают стрекозы и как солнечные зайчики играют на их сине-золотистых крылышках.

– Перебравшись в Мемфис, мы первым делом возведем высочайший из храмов, когда-либо построенных в Египте. Как только люди увидят славу Атона, – сестра уверенно шагала вперед, – то в жрецах Амона отпадет всякая нужда.

– Отец говорит, что необходимо равновесие. Власть фараона уравновешивается властью жрецов. Даже наши наставники учили нас этому.

– А они учили нас тому, что финансовыми ресурсами фараонов заправляют жрецы? Или, по-твоему, это и есть равновесие? – В тени платана глаза Нефертити потемнели. – Мутни, фараоны Египта – всего лишь марионетки в руках жрецов. И Аменхотеп намерен положить этому конец. Он хочет низвергнуть Амона и возвысить вместо него Атона. Фараон и царица станут главами храмов. Мы будем управлять календарем, объявлять празднества и контролировать…

– Все то золото, что рекой стекается в храмы Амона.

Я вспомнила военачальника и зажмурилась. Все-таки он оказался прав. Когда же я вновь открыла глаза, увидела, что взгляд сестры полон решимости.

– Да.

– Нефертити, ты меня пугаешь. В Ахмиме ты не была такой.

– В Ахмиме я не была царицей Египта.

Дойдя до конца аллеи, я остановилась и спросила:

– Разве ты не боишься оскорбить богов?

Нефертити гневно вскинула голову и ощетинилась.

– Такова мечта Аменхотепа, – словно оправдываясь, сказала она. – Чем больше я делаю для Аменхотепа, тем ближе он становится ко мне, а не к кому-либо другому.

Глядя на противоположный берег пруда с лотосами, она вдруг понизила голос до еле слышного шепота:

– Завтра ночью он отправляется в постель Кии.

Я заметила тревогу у нее на лице и постаралась успокоить сестру:

– Быть может, он еще передумает…

– О нет. Такова традиция. Ты сама так говорила. Но эту землю унаследуют мои дети.

– Отец полагает, что ты стала слишком уж честолюбивой, – предостерегла я.

Нефертити пристально взглянула на меня:

– У тебя состоялась семейная встреча без меня?

Я не ответила.

– О чем вы говорили? – потребовала она.

– О тебе, разумеется.

– И что сказал отец?

– Ничего особенного. По большей части говорила как раз тетя.

– Она меня недолюбливает. И сомневается в своем выборе. Я знаю, что это так. Видя, как во дворце возвеличивается еще одна красивая женщина…

– К тому же скромная и знающая свое место.

Она метнула на меня выразительный взгляд, и мы продолжили нашу прогулку.

– Только не говори мне, что она не раздосадована.

– Полна сожалений, скорее. Тебя привезли сюда, чтобы восстановить равновесие, а не склонить чашу весов в одну сторону!

– И как же я должна добиться этого, позволь спросить? – с жаром воскликнула Нефертити. – Я не могу сказать мужу, что то, во что он верит, неправильно; он побежит к Кие, а со мной будет покончено.

В самом дальнем углу сада мы наткнулись на беседку. Из-за переплетения виноградной лозы до меня донесся голос Аменхотепа, негромкий и напряженный. Я тут же было попятилась, но Нефертити, покосившись на меня, взяла меня за руку и вытолкнула на открытое место. Аменхотеп моментально выпрямился. Рядом с ним был какой-то воин, и оба тотчас же обернулись.

– Нефертити, – с радостью воскликнул Аменхотеп. Но тут он заметил меня и его улыбка увяла. – А, неразлучные сестры.

Воин поклонился. Он был молод, не старше Нахтмина, но в нем присутствовала серьезность, коей недоставало Нахтмину; в глазах его читалась жесткость.

– Царица Нефертити, – проговорил он таким тоном, словно слова эти не доставляли ему особой радости. – Госпожа Мутноджмет.

– Военачальник Хоремхеб отправится с нами в Мемфис, – провозгласил Аменхотеп. – Он желает прогнать хеттов и вернуть территории, которых Египет лишился после того, как мой отец отошел от дел в армии. Я пообещал ему, что мы начнем кампанию, как только достигнем Нижнего Египта. А еще я сказал ему, что вся добыча, которую захватят солдаты, может остаться у его войска, при условии, разумеется, что он действительно вернет потерянные земли.

– Очень щедрое предложение, – отозвалась Нефертити, внимательно наблюдая за Аменхотепом.

Я отметила, что и военачальник исподволь, но не менее напряженно, следит за фараоном.

– Прочие солдаты могут оставаться с моим отцом и похоронить свою карьеру, но Хоремхеб последует за мною к славе! – с пафосом произнес Аменхотеп.

На Хоремхеба эти возвышенные речи, похоже, не произвели никакого впечатления.

– Ваше величество уже придумали, откуда взять деньги для этих кампаний? – без обиняков поинтересовался он. – Возврат утраченных территорий обойдется дорого.

– Значит, я обложу налогом храмы Амона, – отозвался Аменхотеп.

Мы с Нефертити обменялись быстрыми взглядами, а военачальник и глазом не моргнул.

– Храмы Амона еще никогда не платили пошлину. Что заставляет ваше величество думать, что они расстанутся со своим золотом сейчас?

– Потому что рядом будешь ты, чтобы подкрепить мою волю, – парировал Аменхотеп.

И только тут я поняла, что происходит. Он заключал сделку. Хоремхеб стиснул зубы.

– Разве могу я быть уверен, что золото, собранное в виде пошлин с храмов, пойдет на финансирование кампании на севере?