Через несколько месяцев один из заместителей директора при активном и энергичном вмешательстве месткома был отправлен на пенсию, а на его место назначили Малакиа Коркиа. На освободившуюся должность завотделом нацелились многие. Жаждавшие занять ее пустили в ход все связи, но директор всем отвечал одно и то же: кандидатура на это место давно подобрана. Гиорги Картлишвили решительно отказывался, правда, заведовать отделом, уверяя, что он не администратор, не справится, но директор и его свежеиспеченный зам ободрили его: ты отличный специалист, да и мы поможем! И чуть не насильно поставили его во главе отдела. Зарплата Гиорги Картлишвили возросла на сто рублей.
Все эти перемещения вызвали оживленные пересуды среди сотрудников. Если быстрое продвижение Малакиа Коркиа имело всякие там причины, то возвышение Картлишвили не сумели объяснить даже самые языкастые и догадливые интриганы. Но мало этого: когда директора, повысив, назначили управляющим трестом, он настоял, чтобы освободившийся пост занял Коркиа. И ныне Гиорги заведует отделом в том самом учреждении, в котором директорствует Коркиа.
Вардо бросила работу и сидела дома — нельзя ведь работать под началом мужа. А кроме того, она лечилась: у супругов Коркиа не было детей. Малакиа Коркиа принял назначение как должное. Уверяют, что он ничего не знает об отношениях между бывшим директором (ныне управляющим трестом) и Вардо и не сомневается в добропорядочности жены. Когда об этом говорят Гиорги Картлишвили, он вспоминает, как поджидал Коркиа свою жену у директорского дома, а потом следовал за ней поодаль, словно собака. И, улыбаясь, говорит печально: «Блаженны верующие»…
…Повиснув на подколенках вниз головой, словно летучая мышь, прекрасная гимнастка держала в зубнике кольцо. Гигант в черном, ухватившись за кольцо, повис в горизонтальном положении. Гимнастка толкнула партнера и закрутила его. Он завертелся с такой скоростью, что не различить было ни ног, ни головы. Вращаясь, гимнасты стали опускаться. Когда они оказались в нескольких метрах от арены, к ним устремился Жора. Жора запоздал с выходом, и, завидев его, ребятишки громко зашумели.
— Остановите их, остановите! — кричал Жора.
Гимнастов остановили. Гигант с улыбкой глянул вниз на клоуна. Жора улучил момент и повис на ногах гимнаста. Женщина удержала их обоих. Канат снова подтянули. Жора висел уже в одном метре над ареной, когда вдруг чихнул и сунул левую руку в карман достать платок. В левом кармане платка не оказалось, и он повис на левой руке, запустив в свой бездонный карман правую. Платка и там не было, и тогда он обеими руками полез в карманы и под громкий хохот ребятишек грянулся о пол — униформисты с трудом его подняли. «Мамочка!» — завопил клоун, пустив из обоих глаз фонтаны слез, и пустился к занавесу. Благодарные зрители наградили гимнастов долгими аплодисментами.
У эквилибриста — в следующем номере — было потрясающее чувство равновесия. Он положил на стол довольно большой металлический цилиндр и, балансируя на нем, стал жонглировать шестью сверкающими серебром шишками. Затем он поставил на цилиндр куб и забрался на него. Цилиндр перекатывался между столом и кубом, но эквилибрист беспечно подкидывал шишки, стоя на кубе. Гиорги вспомнил, что видел здесь месяца три назад жонглера, который с трудом управлялся с тремя-четырьмя шишками, стоя на ковре, а этот все увеличивал свой реквизит. На куб он поставил металлический шар, на шар положил доску, на доску таз, в таз поставил ведро, затем впрыгнул в ведро и снова заиграл шестью шишками. Цилиндр перекатывался по столу, на цилиндре колебался куб, на кубе катался шар, на шаре качалась доска, и попробуйте прыгнуть с этой доски в таз, а из него в ведро! А эквилибрист стоял себе, беззаботно жонглируя шестью шишками. Да, он владел исключительным даром в любом положении сохранять равновесие, и не только сохранять, но и постепенно подниматься все выше…
…Молодой ученый Лали Сабахтаришвили пользовался достаточной известностью не только в Грузии, но и за ее пределами. Его статьи печатались в соответствующих журналах и газетах братских республик. Ему несколько раз предлагали перевести их на иностранный язык, чтобы направить в ЮНЕСКО, но Лали воздерживался. Другие не решались переводить его статьи, поскольку Сабахтаришвили сам прекрасно знал английский, немецкий, французский. Таким вот скромным ученым был Лали.
Сабахтаришвили и Картлишвили были соседями. Они одновременно въехали в новый дом. Сабахтаришвили тогда же проявил скромность и непритязательность: отказался от предложенного ему четвертого этажа и занял такую же четырехкомнатную квартиру на первом. Говорили, что он днем и ночью трудится, ставит какой-то эксперимент и устроил в подвале лабораторию. Так было или нет, но к дому часто подъезжал пикап с кроликами для Сабахтаришвили. Некоторые легкомысленные соседи удивлялись, чего ради он надрывается, — должность завотделом у него есть, чего ему еще нужно?! Но и этим горе-соседям следует знать, что для истинного ученого нет предела в науке, и, пока он в состоянии шевелить мозгами и пером, обязан трудиться на благо будущих поколений, чтобы отодвигать границы «невозможного». И это прежде всего касается ученых, подобных Сабахтаришвили.
Лали Сабахтаришвили работал над проблемой зарождения и развития жизни. Но в институте было еще несколько отделов, разрабатывающих другие проблемы, которым директор уделял не меньше внимания. Поэтому Лали Сабахтаришвили стремился к одной цели — создать на базе отдела институт. Основать новый институт, как вы понимаете, не столь уж простое дело, но Лали, как говорится в сказках, обулся в железную обувку, вооружился железным посохом и пустился по трудному, извилистому пути, одолевая преграды и препятствия. Сначала защитил кандидатскую диссертацию. Защитил в острой схватке с противниками. Был момент, когда судьба диссертации висела на волоске, но Лали не дал сбить себя с ног. Правда, при голосовании «черных шаров» оказалось немало, но несколько голосов «против» попросту неизбежны, должны быть, когда работаешь над такой проблемой! Гиорги Картлишвили присутствовал на защите и, если бы вы захотели, смог бы даже показать, кто запустил в Лали «черные шары». Но, к удивлению Гиорги, те же самые «черные типы» больше всех веселились на банкете и громче всех возглашали благожелательные тосты. На этом же банкете уважаемым старейшим ученым намекнули, что Сабахтаришвили работает над проблемой номер один и ему необходима всемерная поддержка. Старейших ничего уже не интересовало, молодые же не поняли, над чем работает диссертант. Лали ловко обошел среднее, влиятельное поколение, занятое лишь вопросами карьеры, и собрал множество содержательных рецензий от молодых и старейших. Приложив их к аннотации на свой труд, он создал безупречный в юридическом смысле документ.
На первых порах никто всерьез не отнесся к его действиям: пройдет немного времени, думали все, и бумаги о создании нового института займут место в институтском архиве, но Лали снова одержал победу. Ссылаясь на ряд прецедентов, он успешно продвигал свое дело. Подготовленный им документ переходил из рук в руки как образец логически обоснованной идеи о создании в Грузии крайне необходимого института. Документ обрастал все новыми бумагами, поскольку достаточное число лиц способствовало славному начинанию: одни — трепеща перед авторитетами, скрепившими документ своей подписью, другие — не разбираясь в сути дела. Ведавшие бюджетом товарищи проявили завидное усердие, и столь нужные для создания института средства были найдены. Когда все бумаги были подготовлены, референт поставил вопрос на обсуждение совета. На совете присутствовал академик Эргемлидзе как постоянный член и представитель ученого совета. Председатель усадил Эргемлидзе рядом с собой. Академик ничуть не сомневался, что директором института назначат его — он был достаточно видным ученым, находился в дружеских отношениях с председателем и референтом и все еще был, так сказать, «безинститутным», в то время как его коллеги давно имели кто «свою» больницу, кто — научно-исследовательский институт, кто — кафедру. Правда, Эргемлидзе все же удивлялся сюрпризу, который преподносил ему председатель: создаваемый институт был не совсем того профиля науки, служению которому посвятил себя академик. Несколько тревожило и то, что никто его заранее не поздравлял, как следовало ожидать. Дурное предчувствие не обмануло академика. Когда перешли к рассмотрению вопроса о создании института, в зал ввели Лали Сабахтаришвили.
