Мне дружно захлопали.
Вертолет сделал над нами два круга, что означало: «Желаю счастья» и, жужжа, устремился в небо.
— Ну, выкладывай, не тяни! — сердито потребовал Пельменев.
— Конец нашим мучениям! — заявил я. — Собирайте пожитки. Опять переносим лагерь! — и зашагал к рабочей палатке.
Александров с Пельменевым последовали за мной. Триумвират заседал недолго. Мое сообщение было кратким.
Я не успел досказать все, как Александров вышел из палатки.
— Подъем ровно в шесть! Выступаем чуть свет! — Голос его гремел на всю тайгу.
Вслед за ним вышел Пельменев, а немного погодя явился с Людмилой и пригласил нас отметить долгожданное событие. Александров позвал Светлану. Я кинулся в свою палатку за копченой рыбой. Проходя мимо геологов, услыхал звон стаканов.
Прошел мимо рабочих. Те тоже пили. Тогда я громко воззвал ко всем:
— Чего пить порознь! Выходите, вместе отметим!
На зов откликнулись — весь лагерь собрался в большой столовой палатке. Мы поздравляли друг друга. Пили за мое здоровье, я возглашал здравицу за других, но старался не пить. Людмила взялась за гитару. Кто-то запустил белую ракету. Хмель быстро одурманил головы. Среди шумного, бурного веселья я незаметно покинул товарищей, не терпелось забраться в спальный мешок. Измотался за день, наволновался, и стакан спирта сделал свое дело — я давно не пил. Заснул мгновенно.
Пробудился поздно — часы показывали девять. Усомнился — работает ли будильник, может, остановился вчера вечером? Выглянул наружу. Все палатки убраны, все уложено на машины. Выходит, готовы сняться с места и ждут, когда я проснусь! Попробуй не расчувствоваться…
Я выскочил из палатки и тут же угодил в руки притаившихся по сторонам ребят. Подхватили и торжественно понесли к реке, осторожно опустили на землю — совершить утреннее «омовение». Потом, как я ни противился, таким же манером доставили назад к палатке, накормили и напоили чаем. Пока я завтракал, свернули мою палатку, сложили вещи. Кто-то подкрался сзади и закрыл мне глаза ладонями. Оказалось — летчик. И тут-то я заметил на поляне, которую успели очистить от камней, вертолет!
Я понял — сопротивляться бесполезно.
Меня усадили в какое-то подобие кресла, увитое цветами и гирляндами шишек. Собрались все члены экспедиции. Долго прощались.
— Пишите хоть раз в неделю, не ленитесь! — попросил я.
— Не беспокойся, забросаем письмами! Обо всем будем сообщать! — дружно заверили ребята.
— Не только писать, звонить будем в госпиталь. Твои советы понадобятся.
— Там уже знают? — спросил я, нерешительно двинув головой в сторону столицы.
— Сообщили, понятно.
Еще раз попрощались и разошлись. Мы с летчиком направились к вертолету, остальные расселись по своим местам на машинах, продолжая махать мне рукой и кричать: «Поправляйся, Гурам! Скорей возвращайся! До скорой встречи!»
Вертолет взмыл в небо. Лагерь на колесах стал отдаляться и скоро совсем скрылся из глаз.
Под нами расстилалась бескрайняя тайга.
Мы неслись к солнцу.
«Дорогой наш Гурам!
Обещала часто писать, а сдержать слово не удалось. После твоего отъезда тут такое завертелось, минутки выкроить не могла. Знаешь ведь Александрова! Черные скалы, те самые, где ты ванны обнаружил, обследовали до конца. Миша поставил новую буровую — результаты отличные, лучше и не надо! Сам понимаешь, как это нас окрылило, работаем, как говорится, не покладая рук, без выходных. Особых новостей нет. Хотя есть: рядом стоит знакомая тебе девочка и просит оставить ей полстранички — приписать несколько строк. Оставлю, конечно, страдает, бедняжка! Береги себя, не падай духом. Что думают врачи, не пора ли отпустить тебя назад в тайгу?
Дружески обнимаю и целую. Людмила. Привет от всех наших. Ждут тебя с нетерпением, уверяют, что не могут без тебя, велят энергичней лечиться.
Кланяется тебе Михаил Тимофеевич, все справляется, как ты, да поможет, говорит, ему японский бог.
Людмила».
«Гурам, мой добрый Гурам!
Еле упросила Людмилу Пельменеву оставить мне место. Догадываешься, кто пишет? По почерку не узнаешь, никогда ведь не писала тебе, хоть и очень тянуло. Все вспоминаю тот вечер, вспоминаю твой грустный взгляд. Вспоминаю потому, что благодаря тебе по-другому взглянула на жизнь, на отношения между людьми. Знаю, кажусь тебе глупой дурочкой, но все равно благодарна тебе, восхищаюсь тобой! Можешь поздравить, я уже студентка-заочница. Как только Пельменев согласился взять меня на работу, тут же начала готовиться к экзаменам. Целый месяц провела в Новосибирске. Конкурс был большой, но я прошла! Очень, очень тебе благодарна. Не будь тебя, вряд ли сумела бы изменить свое положение.
Спасибо. Тысячу раз спасибо.
Твоя Инка.
13 сентября».
«Милая моя Людмила!
Удостоила-таки меня письма! Давно могла бы порадовать хорошими результатами, знаешь ведь — переживаю вместе с вами. Лечение идет успешно. Чувствую себя прекрасно и при каждом обходе донимаю профессора просьбой отпустить в тайгу, а он смеется, предлагает потерпеть еще немного. Я терплю — что мне остается, как не терпеть! Лишь бы вылечили. Очень соскучился без вас. Надоело лежать в белоснежной комнате — в палатку бы, в спальный мешок! Живу надеждой скоро увидеть вас. Что касается Инки, передай — благодарить меня не за что, ничего исключительного я для нее не сделал. Экзаменов за нее не сдавал, а подыскать работу в партии и другие могли. Видно, толковая девушка. Возьми ее под свою опеку, влияй и воспитывай. Может, станет похожей на тебя! Потерпите еще немного, скоро буду с вами. Обнимаю и целую всех. Гурам.
P. S. Миша и Юра считают писание писем женским занятием, и все же скажи, пусть нацарапают несколько строк и пусть не беспокоятся, разберу их каракули. Раз уж сделал приписку, пользуюсь случаем и еще раз обнимаю и целую.
20 сентября».
«Брат мой, Гурам!
Только вчера уехала комиссия. Пишу подробно, понимаю, как тебе все интересно. В составе комиссии были ответственный работник из Центрального Комитета, заместитель министра, директор нашего института, академик Ларин, секретарь Шакинского райкома. Рассмотрели все данные, пешком обошли разведучасток — район Черных скал, даже полевые дневники изучили. За «секретную» буровую еще выдадут, и, надеюсь, тебя не обойдут! Результатами остались довольны. Не говорю — были в восторге, я суеверный, но ты и сам можешь сообразить это. Ожидаемые запасы руды Черных скал вдвое превышают промышленные потребности. Теперь слово за Игорем Озеровым и обогатителями. Недавно отправили Озерову еще полторы тонны руды, а он придумал еще один новый способ выделения металла. Первые два способа его, видите ли, не удовлетворили!
Заместитель министра сначала пропесочил нас как следует, а потом обещал премию по результатам квартала. Сначала отчитал за нашу буровую, а потом распорядился составить проект установки еще двадцати одной. Сетку расположения буровых будешь делать ты. Пельменев, наверное, приедет к тебе для консультации. Судя по всему, мы скоро закончим здесь свою работу. Наше «скоро» значит два-три года, как сам понимаешь. Жаль уезжать, прирос к этим местам!
Как твои дела? Слышал, еще месяц продержат, но ты, конечно, времени даром не теряешь. Напиши, над чем работаешь, чем занята твоя голова? Как себя чувствуешь, не нужно ли чего, обязательно пиши, не стесняйся «беспокоить» нас.
Твой брат — Александров Юрий.
5 октября».
«Юра!
Сетку расстановки буровых уже сделал, не надо приезжать Пельменеву. Врачи не разрешают работать, очень уж оберегают, можно подумать, что я тяжело больной.
Обо мне не тревожьтесь, мне ничего не надо, все есть.
Недавно был тут корреспондент «Известий». Сфотографировал. Очерк собирается писать о нашей экспедиции. Сохрани фото, может, последним окажется… Шучу, Юрка, знаешь ведь, не люблю красоваться перед объективом. Учтите, никому больше не стану «позировать» — не шлите репортеров, морочат голову нелепыми вопросами да еще так держатся, словно мы о них пишем очерки. А от работников «местной прессы» просто спасения нет. Говорю им: чем со мной беседовать, лучше раз побывать па месте, увидеть все своими глазами. Да разве решатся поехать так далеко? Если Пельменев приедет забрать сетку, направлю с ним одного корреспондента, узнаете, каково выдержать его.
Не надо ли сделать еще что-нибудь? Не стесняйтесь, изнываю от безделья. Я здесь совсем как в санатории, а мечтаю быть с вами, соскучился по всему тамошнему. Подумай — целый месяц я тут! Жду писем и новых заданий.
Брат твой — Гурам.
12 октября».
