— Ты забыл о светящихся камнях у монолита? Не хотелось бы, чтобы они все достались Кэтеру. После того, как наша детская тайна была открыта, многие положили в ту кучу свои камни.

— Кладбищенский сторож Сабил до сих пор обижен на тебя за интересную идею с камнями, — усмехнулся майр. — Мне пришлось лично притащить ему пять сотен камней, выпрошенных у вождей и компенсировать ему те ограбления, что совершили твои сторонники. Не беспокойся, мой король. На месте ваших детских игр, которые переросли в обряд посвящения королю Ара-Лима, больше ничего нет. Камни надежно спрятаны в подземных пещерах. Кстати, весьма дальновидное решение, мой король. На эти светящиеся камни можно нанять хорошую армию.

— Я никогда не думал об этом. И никогда не стану за деньги покупать верность. Ты же сам учил меня этому. Верность не купить ни за какие камни.

— Ваш отец так говорил, — почтительно склонился майр.

Наследник отвернулся к долине. Тяжелое облако все еще никак не могло покинуть Зеленое Сердце, пряча от людей весеннее тепло разбушевавшегося солнца. Белая птица скользила над замком, пристально вглядываясь в последних людей, покидающих свои дома.

— Ты думаешь, мы сможем вернуться в Ара-Лим? — услышал Элибр вопрос наследника.

— Если бы я не верил в это, никогда бы не встал из могилы.

Ответ удовлетворил Аратея.

— Расскажи мне, как там, в могиле? Раньше ты никогда не вспоминал об этом так часто. Йохо говорил, что ты рассказывал мертвым лесовикам разные истории о прошлых битвах и великих героях?

Майр, прежде чем ответить на вопрос короля, поднял руку и несколько мгновений смотрел на нее. За пятнадцать лет та оболочка, что получил он от Самаэля, ничуть не испортилась. Элибр уже и не помнил, как выглядел он до подарка крестоносца.

— Могила самое гнилое место, что можно представить. Но там тихо и никто не требует рассказать о том, что тяжело вспоминать. Кажется, вас ждет учитель Самаэль, мой король? Пусть лучше он расскажет вам, мой король, каково это быть крестоносцем.

Аратей не обиделся на подобный ответ телохранителя. Кому приятно вспоминать яму, в которой червяки грызли твое тело. Майр и так достаточно часто рассказывал о тех днях, когда он еще служил его отцу, Хеседу. О славных битвах, о законах ведения войны, о предательстве и чести.

— Тогда идем, мой верный телохранитель, — наследник ухватился за рукав куртки Элибра и потащил его к выходу с террасы. — Учитель Самаэль обещал, что покажет нам с Гамбо нечто особенное. То, что мы никогда не видели.

Король и его телохранитель поспешили по крутым ступеням вниз, к замку, к лабтории колдуна, под которые тот занял чуть ли не половину западного крыла крепости.

У дверей лабтории их уже ждали Гамбо и Йохо. В ожидании Аратея и майра они спорили о том, у кого из них острее заточен нож. Естественно, каждый доказывал, что его нож самый острый. Лесовик вяло огрызался на выпады Гамбо, который прыгал вокруг него и требовал немедленно скрестить здесь же ножи, чтобы выяснить, кто прав.

— Не для того я учил вас важнейшей из боевых наук, чтобы сейчас вспороть твой живот, — говорил Йохо, разглядывая потолок. — К тому же ганна Вельда здорово накричала на меня в прошлый раз, когда я решил вступить в подобный спор. Помнишь, я тебе порезал руку?

Гамбо, которому больше всех досталось от кормилицы, тем не менее не успокоился и предложил испытать ножи на перьях Авенариуса, который, на свою беду, прогуливался рядом.

Если бы не Аратей, появившийся в полутемном коридоре, быть старой птице общипанной до последнего пера.

— Наконец-то! — воскликнул Йохо, порядком уставший от настойчивости воспитанника, — Молодое чудовище, кое есть ваш молочный брат, вконец измучил меня своими спорами. А теперь давайте поспешим. Учитель Самаэль уже два раза спрашивал о вас.

Войдя в лабторию колдуна посетители замерли как только переступили порог.

Большое помещение, с редкими колоннами, поддерживающими потолок, было разделено на две половины. В одной, ближней, на многочисленных шкафах пылились толстые книги, по которым колдун обучал братьев. Столы завалены свитками и использованными писчими перьями. Каменные плиты пола превращены в большую мусорную корзину. Скомканные листы мягко шуршали под ногами и разлетались, если их хорошо пнуть ногой.

Вторая половина была отделена от первой тяжелой шторой. Именно то, что происходило за ней и привлекло внимание вошедших. Именно оттуда слышался непонятный хруст, бульканье, звяканье и еще десяток других звуков, источник которых трудно было даже предположить.

— О великий из великих колдунов и крестоносцев Самаэль!? — позвал Йохо, приложив ладонь ко рту. — Мы здесь и ждем вашего появления.

Из-за шторы вышел Самаэль. Весь какой-то помятый, уставший, но вполне довольный.

— Вы как раз вовремя, друзья мои, — сказал он, потирая руки. — Мне требуется ваша помощь.

— Что вы делаете? — Гамбо попытался обойти колдуна и заглянуть за штору, но Самаэль остановил его.

— Не спеши, мой мальчик. Великое колдовство не терпит спешки. Снимите все для начала обувь и наденьте вон те белые накидки, что весят на вешалке. Майр, тебя это тоже касается. Даже если считаешь, что в накидке ты будешь выглядеть смешно для телохранителя, сделай это для меня. Прекрасно! А теперь, прошу за мной, в святую святых горной крепости. А проще, во владения могущественного крестоносца Самаэля!

Колдун засмеялся нарочито громогласно и отодвинул край шторы.

Гамбо, первым проникший на вторую половину, разочарованно присвистнул:

— Где же великое колдовство, учитель?

В помещении почти ничего не было. Не считать же за волшебную вещь одинокий треножник, на котором булькала небольшая медная чашка.

— Под ноги смотрите, несчастные! — закричал колдун, бросаясь наперерез братьям и их спутникам.

На полу была расстелена обыкновенная простынь грязно серого цвета.

— Уютно здесь у тебя, — оскалил зубы лесовик, подмигивая братьям. — А мы-то думали, что великий и всесильный Самаэль колдует над смертельным заклинанием, которое поразит в одно мгновение всю кэтеровскую армию. Вроде обещал. А, Самаэль?

Колдун, не обращая внимания на лесовика, обратился к остальным гостям лабтории:

— Уважаемый майр, встаньте вот в этот угол. Вы, друзья, вот здесь. А ты, болтливый лесовик, которого я рано или поздно превращу в двухголового червяка, займи четвертый угол. И ради Грана, помолчи! У тебя еще будет возможность почесать язык.

Аратей, Гамбо, Элибр и Йохо, встали напротив углов грязной простыни. Лесовик откровенно хихикал, братья недоуменно переглядывались, один майр сохранял невозмутимый вид. Может быть он один знал, что происходит, но молчал. Мертвые не любят много болтать.

— А теперь, друзья мои, возьмите каждый за свой угол и с величайшей осторожностью поднимите этот материал на уровень пояса. Йохо, я тебя предупреждаю! Если кто во время создания великого заклинания надумает поговорить о жизни, то язык его отсохнет на три дня. Нет, скорее всего на четыре.

От шипенья колдуна лесовик мгновенно прекратил хихикать. Смех смехом, но не для веселья же в самом деле собрал их здесь крестоносец. Хоть и не выполняет никогда своего обещания превратить его, лесовика, в червяка, но кто знает? Возьмет, да и сделает. Да и с отсохшим языком ходить не хочется. Не повеселиться, не позубоскалить.

Колдун быстро успокоился и на лице его вновь заиграла легкая улыбка:

— Перед тем, как мы продолжим, я хотел бы сказать, что упреки лесовика в некоторой степени справедливы.

Йохо сдержанно кивнул, в душе радуясь, что наконец-то колдун признал его правоту. За все время их знакомства Самаэль не совершил ни одного великого колдовства. Оживленный телохранитель не в счет. Как и не в счет прекрасные урожаи в зеленой долине, богатые рудники, в которых руками можно собирать светящиеся камни. Не в счет и другие, мелкие фокусы, которые колдун творит каждый день.

По мнению лесовика настоящее волшебство проверяется на поле боя. Запустить гигантский огненный шар, или обрушить с небес на головы врагов каменные глыбы — вот где колдовство.