Помахал вслед, предварительно фигуру мудрую из пальцев разрушив. Посмотрел на деревню и, предвкушая сытый стол, да перину двухслойную, потопал, прихрамывая, к домам в тумане утопающим. Хоть и не считал себя Йохо героем особенным, но на ходу придумывал истории, которые расскажет горнякам за столом гостеприимным. Про то, как они с майром славно кэтеровских солдат убивали. Уж он то сумеет рассказать такую историю, от которой любое сердце страхом зайдется.
Копыта каменные о камень искры выбили. Зверь черный по приказу молчаливому замер рядом со стариком моложавым, что стоял опираясь на посох витой с золотым шаром на конце. Потянулся зверь лютый, без духа живого к ладони протянутой, подобрал губами мертвыми траву куволку, повел ушами, слушая колдовские бормотания:
— Все тебе мохнатый зверь на хозяйский двор: пей, ешь, гриву чеши. Зла на нас не держи.
— Что шепчешь ты, колдун, другу моему? — склонился к гриве белой майр, с любопытством старика разглядывая.
— Устал твой друг мертвым быть, — Самаэль, улыбаясь, гладил присмиревшего коня. — Силы потерял, того гляди рухнет, в пыль превратится. Я ему траву волшебную дал, что силы мертвым возвращает. Здравствуй, майр Элибр. Долго мы тебя ждали. Добро пожаловать в Зеленое Сердце.
— Такая трава и мне не помешает, — Элибр спрыгнул с коня. Загрохотал железом просторным — Пришел я по твоему зову, крестоносец. Так ли лесовик, что Йохой кличут, мне слова твои передал, будто нужен я молодому королю Ара-Лима? Ответь скорее, колдун, успокой мертвого слугу королевства погубленного.
— Лесовик врать не умеет, — ответил Самаэль, оглядывая майра. Именно таким и представлял колдун телохранителя королевского. Широкие плечи, дикий взгляд, сильные руки. Еще бы вид человеческий придать, для глаза привычный, и можно Элибра жителям без страха показывать.
— Где же он, наследник Ара-Лима? — майр вперед подался. — Веди к нему, крестоносец. Хочу присягнуть ему.
— Рано тебе перед наследником появляться, — покачал седой головой Самаэль. — Не забывай, что ему всего шесть лет. Испугается он твоего вида страшного.
— Что же делать, крестоносец? Не для того я из могилы встал, чтобы вдалеке от сына Хеседа быть.
— Идем со мной, храбрый солдат. Знал я, во что ты превратился за столько лет, подготовился. Поколдуем над телом твоим, если против ничего не имеешь. А там, глядишь, и король молодой появится. Сам прибежит.
Застучал посох по камням древним.
— Как же друг мой? — окликнул Элибр колдуна, коня черного удерживая. — Должен ты знать, что исчезнет плоть мертвая без хозяина.
— О животном позаботятся. А трава, что я дал недавно, поможет разлуку перенести. Не волнуйся майр, верь старику.
— Элибр никому, кроме короля своего не верит.
Но за колдуном следом пошел, на коня мертвого оглядываясь. Когда уже в двери узкие, в камне пробитые, протискивался, заметил, как два горняка к коню подходят, ласковыми словами задабривают, звериный норов смягчают. Уводят в глубину скалы, в тень холодную.
— Один был верный друг, и того горняки живые стреножили.
Низки потолки коридорные. Горняки, что крепость в скалах вырубали, роста были невысокого. Переходы и двери по себе мерили. С тех давних пор горный люд хоть и подрос немного, а крепость никто не переделывал.
Элибр за колдуном топал, голову у дверей многочисленных берег. Она хоть и мертвая, голова, да все одно своя. От долгого пребывания в могиле земляной могла и размягчиться.
— Далеко ли еще, крестоносец? Не пристало мне полусогнутым быть. Не переношу я духа каменного. Того гляди завалятся стены, под глыбами могилу новую устроят.
— Стены крепки, — Самаэль вперед шел, не оглядывался. По дороге зажигал редкие лампы, маслом наполненные. Чтобы и впрямь телохранитель голову гнилую не сшиб. — Через два поворота, да одну лестницу трехступенчатую на месте будем.
Вышли в покои, что колдуну были отданы. Потолок высокий здесь, можно и разогнуться безбоязненно.
— Скромно у тебя, — огляделся майр, меч придерживая. — Ни золота, ни серебра. Вы, крестоносцы, к богатству никогда не стремились. Все больше по кельям, да по монастырям дальним от богатств прятались. Мысли мудрые изрекали о мире, да согласии. Жаль, не слушал вас никто. За то и поплатились.
Элибр оставил оружие у дверей, к узкому окну подошел, где зеленая долина с высоты птичьей просматривалась. Оглядел внимательно горы неприступные, хмыкнул, заметив столбы дыма дальние, коими охранные горняки друг с другом перемигивались.
— А лесовик твой ловким парнем оказался. По горам провел, ни с одним горняком не повстречались.
— Ловкий, да только болтает лишнее. Но про это потом. Подойди сюда, майр. Взгляни, что с тобой время сделало.
Подошел Элибр к зеркалу, что от пола до потолка, да в две руки шириной. Во время дороги дальней к долине близко к воде не подходил, страшась увидеть то, что земля да могила натворила. А сейчас, вспомнив слова колдуна о наследнике, которого испугать мог видом мертвым, повиновался.
— Я ли это?! — воскликнул майр, разглядев в зеркале страшное чудовище, ничем прежнего телохранителя не напоминающее.
Не человек в зеркале отражался, а уродливое создание. Клочьями из черепа гнилого волосы торчали. Сквозь лохмотья одежды такие же лохмотья, только из кожи сухой свисали. Кулаки, что когда-то в пыль камень сжать могли, превратились в корявые палки, сухожилиями перетянутые. Одни глаза прежними остались. Разве что боли в них прибавилось.
— Я ли? — повторил Элибр, к отражению прикасаясь. Дотронулся, руку поспешно убрал. Резко к колдуну повернулся, что рядом стоял. Опустил голову. — Прав ты, крестоносец. Даже я сам себя испугался. Что уж говорить про дите малое. Обратно мне надо. В могилу, чтоб не видел никто мертвого взгляда сгнившего Элибра.
— Рано назад собираешься. Или забыл, кто перед тобой? Сделаю я дело тайное, Грану, Отцу нашему неугодное. Пойду наперекор уставу рода нашего. Не ради тебя, мертвого. Ради наследника, который без тебя, телохранителя и воина, не вернется в Ара-Лим победителем. Готов ли ты, майр, к тайным знаниям прикоснутся? До конца сознания своего рядом с королем быть в новом обличие, что дам тебе, закон крестоносцев нарушив.
Элибр пал на колени перед старцем:
— Хоть в собаку преврати, хоть в тварь ползучую. Одного хочу, служить наследнику. Обещал королю Хеседу позаботиться о ребенке его, законном короле Ара-Лима. Клятву сдержать хочу.
— Тогда встань с колен, майр Элибр. В собаку, да в тварь превращать, на то только Избранные горазды. А я попроще, без излишеств. Закрой глаза, если веки позволяют. И молчи, чтоб не делал я. Доверяй рукам моим и голосу. Может, что получше собаки придумаем.
Колдун обошел круг майра, смиренно стоящего, глаза сухими веками без ресниц закрывшего. Скинул с того рванье трухлявое. Звякнули о каменный пол доспехи, мечами вражескими пробитые.
— Чтобы ни делал, чтобы ни говорил, молчи майр и не шевелись. Иначе навлечешь беду и на меня, отступника, и на наследника. Да и на себя безобразного.
Замер майр, словно изваяние из камня гранита. Не привыкать мертвым недвижимыми быть. Шесть лет большой срок, многому научишься.
Не торопясь, боясь ошибки пагубной, колдун вокруг майра насыпал порошком серебряным звезду пятиконечную. На каждом острие положил таблицы тайные, на глиняных досках выведенные, меж сторон звезды начертал тем же серебром буквы-печати, что означали имена пяти планет небесных. Ступил без боязни внутрь символа серебряного, руками странные знаки колдовские творя:
— Мы, духи властвующие: цари, князья, герцоги, полководцы, как и другие, подвластные нам духи, признаем и клянемся священными именами, клятвами и заклинаниями, находящимся в знаках этих, что взываем мы к тебе дух смерти Стан!
Задрожало серебро звезды, песчинки с места сдвинулись.
Колдун, продолжая шептать заклинание, принялся обрывать с тела мертвого майра кожу гнилую, лоскутами длинными и лоскутами короткими, бросал на пол, топтал ногами.