– Не слишком ли жестоко? – отозвался Джордж. – Пусть едет в двенадцать лет. Зачем раньше времени лишать ребенка дома и семьи?

Ричард молча пожал плечами и начал одеваться. Надел темно-серые брюки и белую рубашку, которую Хэллет заботливо положил на кровать. Тщательно застегнул все пуговицы и сунул правую ногу в безупречно начищенный черный ботинок.

Ступня почти по щиколотку утонула в непонятной мягкой и мокрой субстанции. Ричард на миг застыл и прикрыл глаза.

– Негодяи!

– И что же на сей раз? – Джордж взглянул озабоченно.

– Сунули в ботинок что-то мерзопакостное. – Ричард сморщился. – Влажное, холодное. Отвратительное.

– Ну вот, а ты говоришь. – Джордж осторожно наклонился и шумно потянул носом. – Дерьмом, к счастью, не пахнет.

– И на том спасибо. Сделай милость, загляни во второй и скажи, что там.

Восторга лорд Моффат не проявил, однако выполнил просьбу и внимательно осмотрел левый ботинок.

– Овсянка, – лаконично сообщил он.

– Вот подлецы. – Ричард заметно успокоился. По крайней мере не навоз.

– А ты уверен, что это не дело рук Хэллета? – Джордж поставил ботинок на ковер. – Ты же его скоро доконаешь своим нежеланием следовать моде. Замечал когда-нибудь, как он реагирует на очередной твой отказ надеть что-нибудь приличное?

Ричард возмущенно фыркнул.

– Вот еще! Хэллету доставляет особое удовольствие воспитывать меня за то внушительное жалованье, которое я ему плачу. Дай ему волю, сразу превратит в денди. К тому же чистить ботинки придется не кому-нибудь, а ему. Не позавидуешь!

Джордж насмешливо вскинул брови.

– Хитрец мог сделать это, чтобы сбить тебя со следа, – поддразнил он.

Ричард грозно посмотрел на дверь гардеробной.

– Хэллет!

Слуга тут же возник на пороге.

– Да, сэр?

– Это ты положил в мои ботинки овсянку?

– Прошу прощения, сэр?

– Ты все отлично слышал, – пришел на помощь Джордж и с сочувствием взглянул на друга. – Кто-то наполнил ботинки мистера Харпера овсянкой, вот мы и подумали, что, возможно, ты решил немного пошутить над господином.

Прижав руки к груди, камердинер вошел в комнату.

– Нет ничего забавного, когда в дорогих кожаных ботинках оказывается овсянка, милорд. Должно быть, шутите вы.

– Боюсь, что нет, – ответил Ричард. – В моих ботинках действительно находится изрядное количество каши, хотя лично я ни на мгновение не заподозрил тебя в злом умысле. Идея принадлежит лорду Моффату. – Раздражение рассеялось, и на первый план выступила комичность ситуации. Эдвард и Джеймс оказались бесстрашными ребятами: чтобы войти в комнату, когда хозяин спит, и осуществить задуманную гадость, необходимо немалое мужество.

– Я ошибся, Хэллет, – великодушно проговорил Джордж. – Прими мои искренние извинения.

Лицо камердинера немного смягчилось. Он с отвращением посмотрел на испорченные ботинки и хмыкнул.

– Сейчас принесу другие, сэр. И чистые носки.

Ричард посмотрел вслед. Отчистить обувь будет нелегко, однако Хэллет способен творить чудеса. Хотелось бы верить, что любимая пара будет спасена.

В окно приветливо заглядывало солнце. День выдался чудесный. И все же, учитывая сложившиеся обстоятельства, не лучше ли вернуться в кровать, накрыться с головой одеялом и так пролежать до завтра?

Джульетта взяла серебряную вилку и приступила к заключительному рыбному блюду. Этот тщательно спланированный и старательно подготовленный обед был призван произвести на Диксонов самое благоприятное впечатление, однако застолье проходило далеко не так легко и приятно, как хотелось бы.

Разговор за столом не иссякал, и все присутствующие держались чрезвычайно вежливо и учтиво, однако напряжение не спадало ни на минуту. Обычное жизнерадостное настроение и добрый дух товарищества бесследно исчезли.

Джульетта никак не могла определить причину внезапной перемены. Она считала себя образцовой хозяйкой и никогда не испытывала особых проблем в создании непринужденной домашней обстановки, но сегодня ничего не получалось: все усилия неминуемо разбивались о невидимую, но непреодолимую стену. Визит мистера Диксона был очень важен для Ричарда, и Джульетте хотелось встретить гостя и его супругу безупречно – во всяком случае, настолько, насколько это было возможно.

Она составила разнообразное и изысканное меню, и повара мастерски приготовили каждое из многочисленных блюд. Из погреба явились самые благородные, выдержанные вина. Стол украшали рождественские символы, особенно трогательные в сочетании с дорогим фарфором, старинным серебром и тончайшим хрусталем. Мягкое сияние свечей создавало камерную, теплую, уютную обстановку.

Заботливая хозяйка беспокоилась, что гостье будет нелегко запомнить многочисленные лица и имена, однако на деле оказалось, что миссис Диксон вовсе не спешила прикладывать усилия. Говорила она исключительно в тех случаях, когда обращались непосредственно к ней, да и то ограничивалась необходимым минимумом слов.

Излишняя сдержанность леди представляла собой резкий контраст словоохотливости супруга. Мистер Диксон не закрывал рот ни на минуту и разглагольствовал так громко, что умолкли даже те, кто сидел в противоположном конце длинного стола. Собственно, ничего плохого в подобной манере общения не было… если бы не невыносимо скучная и однообразная тема монолога.

Очень скоро всем стало ясно, что больше всего на свете мистер Диксон любит рассуждать о деньгах. О том, сколько он заработал, сколько рассчитывает заработать в ближайшем будущем, насколько обошел непосредственных, самых сильных конкурентов. Речь его звучала непререкаемо, однако остановить хвастуна никак не удавалось. Попытки сменить тему тоже не дали результата: гость обладал редкой способностью тотчас возвращать разговор в привычное русло.

Джульетта отлично понимала причину успеха мистера Диксона: бизнесмен представлял собой яркое воплощение прямолинейной, тупой назойливости. Но вот взгляд переходил на мужа, и сразу возникало невольное сравнение. Ричард, разумеется, отличался настойчивостью и упорством в достижении цели, однако вел себя несравнимо тоньше и тактичнее. В отличие от непрестанного бахвальства мистера Диксона его манеру держаться характеризовала благородная сдержанность.

Харпер вежливо слушал гостя, задавал вопросы, порой вставлял краткие комментарии, но в то же время неизменно сохранял невозмутимое, даже несколько отстраненное спокойствие. Случайный свидетель ни за что бы не догадался, насколько ему необходимо сотрудничество с этим шумным бесцеремонным господином.

Не скрывая восхищения, Джульетта не сводила с мужа внимательных глаз. Ричард, казалось, почувствовал ее взгляд: неожиданно повернулся и посмотрел прямо, с особенным, только ей понятным выражением. Выдержал несколько мгновений, а потом слегка опустил веки и многозначительно улыбнулся.

От этой интимной улыбки перехватило дыхание, и Джульетта почувствовала, как неумолимо предательски краснеет. Сердце забилось учащенно и гулко.

Ах, значит, он не забыл о том, что происходило между ними ночью.

Утром она проснулась в одиночестве и страшно расстроилась. Однако настоящее разочарование ожидало позже, когда выяснилось, что муж опустошил целую бутылку виски и теперь спит беспробудным сном.

Сомнений не оставалось: его что-то всерьез тревожило. Сначала Джульетта решила, что беспокойство связано с предстоящим визитом Диксонов, однако после долгих размышлений пришла к выводу, что повод слишком незначителен: должна существовать другая, более серьезная причина. В любом случае хотелось разделить с мужем переживания, понять его мысли, надежды, секреты.

Может быть, сегодня ночью удастся поговорить по душам?

– Разве не так, Джульетта? – спросил дядюшка Хорас.

– Да, конечно, – быстро ответила она, хотя понятия не имела, о чем идет речь, и улыбнулась всем, кто сидел на ее конце стола. Миссис Диксон слегка повернула голову, но продолжала смотреть на окружающих так же угрюмо.