– Современный Мидас, – благоговейно произнесла Джульетта, восхищенная как философией, так и неоспоримым успехом применения теории в практике. – И все же для того, чтобы вещи начали превращаться в золото, одного прикосновения мало.

– Поверь, я знаю, что говорю.

Они улыбнулись друг другу, и Джульетта посмотрела на мужа свежим взглядом: его нескончаемая борьба за достойное место под солнцем предстала в новом, неожиданном свете. Ричард каждым своим поступком доказывал, что сам, без посторонней помощи, шаг за шагом строит свою судьбу. Успех пришел к нему в результате упорного труда, но даже сейчас, достигнув уверенности и богатства, он ощущал необходимость неуклонно развивать дело, которому посвятил столько времени и сил.

Сможет ли он когда-нибудь отдохнуть и порадоваться жизни? По крайней мере захочет ли отвлечься хоть ненадолго? Ведь человек все-таки не машина.

– Сделаю все, чтобы ослепить мистера Диксона безупречным приемом, – пообещала Джульетта. Шутливо положила ладонь на грудь мужа и с удовольствием ощутила твердые накачанные мускулы. – Могу ли я сделать для тебя еще что-нибудь?

Ричард медленно перевел взгляд с губ на плечи и ниже, на грудь. Загипнотизированная его горячими глазами, Джульетта, словно во сне, подняла руки и обвила крепкую шею.

– Молчите, сэр? В таком случае почему бы не начать с поцелуя? – Она заставила мужа наклониться и приникла губами к губам.

Ричард ответил порывисто, страстно, подчиняясь неумолимому желанию. Джульетта застонала и прильнула к супругу, мгновенно лишившись воли.

– Миссис Харпер! – раздался в коридоре голос, а следом послышался громкий стук. – Вы здесь?

Дверь открылась, и на пороге появилась экономка. Ричард отпрянул, словно его ошпарили кипятком, а Джульетта потеряла равновесие и едва не упала с софы.

– Да, миссис Перкинс? – Голос прозвучал почти спокойно. К счастью, платье осталось нетронутым, но губы наверняка покраснели от поцелуя, а волосы растрепались. Джульетта попыталась привести их в порядок и почувствовала, как дрожат пальцы. Оставила напрасные хлопоты, безнадежно сложила руки на коленях и постаралась сосредоточиться на словах экономки.

Миссис Перкинс внимательно посмотрела сначала на госпожу, потом на господина. Все поняла и смущенно кашлянула.

– Простите, что помешала, но дело в том, что Лиззи… неважно себя чувствует.

– Лиззи заболела? – испуганно переспросила Джульетта.

– Ничего серьезного, – поспешила успокоить ее миссис Перкинс. – Жалуется, что болит живот. Стоит ли удивляться, когда она моментально проглотила весь свой десерт? А потом воспользовалась минутной рассеянностью миссис Бикфорд и подчистила тарелку Эдварда. А как только легла в постель, принялась капризничать. Надеюсь, мамина ласка быстро ее успокоит.

Бедное дитя! Джульетта вскочила и бегом устремилась к двери. Внезапно она вспомнила о муже, повернулась и увидела, что Ричард в растерянности стоит возле софы.

– Иди, – тихо произнес он. – Ты ей нужна.

– Прости, но это может занять некоторое время.

Лицо супруга осталось неподвижным.

– Увидимся утром.

– О! – Джульетта даже не попыталась скрыть разочарование. Она не собиралась ждать утра. Хотела быстро успокоить Лиззи и вернуться сюда к мужу, чтобы продолжить беседу и… поцелуи. Прежде всего поцелуи.

– Почему бы тебе не подняться в детскую вместе со мной? – предложила она, повинуясь внезапному озарению. – Лиззи тебя обожает и придет в восторг.

– Подняться в детскую? – изумленно переспросил Ричард.

Джульетта быстро кивнула. Да, малышка действительно прониклась горячей симпатией к отчиму. Его присутствие поможет ребенку успокоиться и уснуть. И тогда…

Она с улыбкой взглянула на мужа и наткнулась на выражение, которое трудно было назвать иначе, как брезгливым. Не в силах скрыть слезы, не выслушав неловких оправданий, Джульетта повернулась и торопливо скрылась в коридоре.

Ричард стоял в растерянности. Джордж наверняка сказал бы, что его друг поступил далеко не лучшим образом. И был бы прав. Джульетта не просила о невозможном. Просто хотела ввести его в семейный круг, сделать немного ближе. Судя по словам миссис Перкинс, с ребенком не приключилось ничего критического. Ему не пришлось бы стать свидетелем серьезной болезни, да и инфекции вряд ли стоило опасаться. То, что случилось с малышкой, не стоит выеденного яйца.

Причина отказа заключалась в банальной трусости. Разум подсказывал, что такое холодное, отчужденное поведение несправедливо и жестоко: своей простой просьбой Джульетта вовсе не пыталась вторгнуться в его драгоценную личную жизнь.

Ричард сжал руки и сунул кулаки в карманы. Он пришел к жене, чтобы рассказать о предстоящем визите Диксона и заручиться ее поддержкой. И поддержка была обещана без промедления, с искренней готовностью и безусловным желанием помочь.

А спустя несколько минут, едва Джульетта обратилась с простой просьбой, он категорично, без всякого объяснения отказал.

Чувство вины разыгралось не на шутку, и Ричард начал выдумывать для себя оправдания. Да, поступил он плохо, но вовсе не хотел никого обидеть. Все дело в том, что просьба застала его врасплох. Сколько раз он повторял, что дети остаются целиком и полностью в ее ведении? Разве не пора в конце концов понять, что участвовать в их воспитании он не желает? А почему, собственно?

И ноги сами понесли его в сторону детской. Время было не слишком позднее, но по пути не встретилось ни единой души. Открытая дверь подсказала нужную комнату. Ричард не вошел, а остановился в темном коридоре и осторожно заглянул.

Джульетта сидела в кресле-качалке и держала дочку на коленях. Обеих укрывал теплый пушистый плед, а кресло равномерно покачивалось в такт колыбельной.

В сердце зародилась странная, незнакомая ранее нежность. Волосы жены выбились из прически и рассыпались по плечам, а глаза светились любовью и заботой. Лиззи склонила голову на мамину руку и крепко ухватилась за корсаж, как будто боялась потеряться и остаться в одиночестве.

Войди! Хотя бы на минуту. Покажи что ты здесь, рядом и готов помочь.

Однако Ричард продолжал стоять в глубокой тени. Он не привык к тому, чтобы в сугубо личных делах руководствоваться эмоциями, а не соображениями выгоды, как он привык поступать в финансовой сфере. Ни желания, ни острой необходимости что-то менять, наполнять свое существование каким-то новым смыслом он никогда не ощущал. Но трудно было не признать, что присутствие Джульетты в его жизни постепенно становилось все более заметным и требовало от него пересмотра устоявшихся позиций.

Поначалу он пытался сопротивляться, но постепенно пришел к выводу, что поступал глупо. Страстная, умная, заботливая жена – разве не грешно отказываться от такого подарка судьбы? Разве плохо делить жизнь с прекрасной женщиной? А в том, что Джульетта прекрасна во всех отношениях, сомневаться не приходилось.

Ричард согласился с тем, что перемены неизбежны, поскольку с женой ему в высшей степени повезло. И все же впустить в душу Джульетту – это одно, а стать полноправным отцом ее детям – совсем другое.

И снова перед мысленным взором предстал другой ребенок. Крошечный, тщедушный, бледный мальчик, завернутый в самодельное белое одеяльце. Он с трудом дышал и смотрел на мир вялыми, безжизненными глазами. Чтобы поддержать его существование, пришлось работать с утра до ночи, но в результате все усилия оказались напрасными.

Равнодушная кормилица заявила, что помочь не в состоянии, так как ребенок не берет грудь и отказывается сосать. Жестокие слова оказались еще более жестокой правдой. В холодный серый день в землю лег маленький сосновый гроб, покрытый все тем же белым одеяльцем.

Ричард крепко зажмурился. Как всегда, от страшных воспоминаний сердце остановилось и превратилось в камень. Невыносимая боль способна сломить, навсегда погубить даже самого сильного человека. Трудно было поверить, что каким-то чудом ему удалось постепенно прийти в себя и жить дальше.