Мать так напугала ребят земским, что они после боялись даже вспоминать про поджог амбара.
Представлялось Мишке, что земский начальник должен был жить не во дворце с зеркальными шарами, а в большом каменном доме с маленькими окнами.
— Мироныч, я знаешь про какой дом? Про тот, что с красной черепичной крышей.
— А я, думаешь, про какой? И я ж про него… Этот дом всяк знает.
— А барин этот с черненькой бородкой, — пояснил Мишка, полагая, что Мироныч ошибается.
— Ну да, как у козла… Я с его кучером даже в кумовьях состою…
Никаких сомнений в том, что барин с остренькой бородкой и есть земский начальник, не оставалось. Мишка решил рассказать Миронычу про Акимову душу и Александра Петровича. Мироныч не перебивал его рассказа, а когда Мишка кончил, он серьезно сказал:
— Не там ты его ищешь… Ты на Городке видел дворец? Так вот в том дворце наверняка и живет твой Александр Петрович.
Городок — любимое место гуляний горожан. Отсюда, с Городка, широко открывался красивый вид на луг, на реку, на далекие деревни. На Городке же, в кружеве акаций, за высокой каменной стеной стояло желтое с плоской крышей и множеством труб трехэтажное здание — уездная тюрьма.
Чудеса в шапке
Крепко зажав в руке медный пятак, подаренный старшей кухаркой Власьевной, Мишка прибежал на ярмарочную площадь. Сквозь копошившуюся, но не двигавшуюся толпу он пробрался к палаткам со сластями и начал приценяться — почем что продается. Мятные конфеты, от которых во рту холодит и которые можно долго сосать, продаются по три штуки на копейку. Надо купить стакан жареных подсолнечных семечек. Какая ж это ярмарка без семечек! Девки всегда первым делом покупают семечки. Ходят потом по рядам, глазеют на всякую всячину и щелкают. Семечки копейка стакан, хоть торгуйся, хоть не торгуйся. Хорошо б купить пряничного коня, похожего на медведя. Когда-то давно отец покупал Мишке такого коня. Конь был сладкий, почти как сахар. Вкусны маковники, но дороги: по копейке штука. Неплохо попробовать бы толстого коричневого пряника — какой он на вкус, чтоб потом рассказать рвановским ребятам. Но пряник тоже дорог: кусок — три копейки. «А что, если на все деньги купить ландрину?» думает Мишка.
Но в это время со стороны покровской церкви, покрывая базарный рокот, долетает выкрик: «Комедия-представление, всем на удивление!»
Забыв о сластях, Мишка побежал к церкви. Недалеко от церкви, он видит, построен из свежих досок балаган. В дверях балагана на табуретке стоит малый с толстым набеленным лицом и красными кружочками на щеках. На голове у парня островерхий колпак. Натужась, парень во все горло орет: «Заходи, заходи, товарищей заводи! С одного пятачок, с двух — гривенничек. Дома расскажешь бабке про чудеса в шапке. Пятачок не пожалеешь — на великое чудо поглазеешь».
Не скажи парень-зазывала про «великое чудо», Мишка, может быть, и не пошел бы смотреть «комедию-представление». Но «великое чудо», будто магнитом, потянуло его в балаган. При входе Мишка отдал горячий и потный пятак какой-то крашеной, со впалыми щеками тетке, а она взамен дала ему какую-то узенькую квитанцию и сказала: «Садись где хочешь». В балагане было штук десять скамеек и помост со столиком. За столиком почти во всю ширину балагана — из рваных мешков штора. На помосте никого не было. На скамейках уже сидело несколько посетителей. Мишка решил сесть на самой первой скамейке — возле помоста, догадываясь, что «комедия-представление», которая сейчас находится, должно быть, за шторой, будет разыгрываться на помосте. И он не ошибся: как только крашеная женщина три раза позвонила в небольшой колокольчик, так из-за шторы вышел невысокий лысый человек с бритым, сизым лицом и печальными глазами. На человеке — черный, похожий на больничный халат, повязанный витым желтым пояском с махрами.
— Здрасте нам! — сказал человек и поклонился.
В зале засмеялись.
А дальше начались удивительные вещи. Лысый этот человек с сизым лицом попросил у посетителей носовой платок и обручальное кольцо. На глазах у всех кольцо он положил под одно блюдце, а платок под другое.
— Вы видели, — сказал он, — как я под блюдце налево положил кольцо, а под блюдце направо — платок?
— Видели! — ответило несколько голосов.
— Смотрите теперь!
Человек взмахнул небольшой черной палочкой и поднял левое блюдце. Там оказался платок, затем поднял правое — под ним было кольцо. Не успел Мишка притти в себя от изумления, как увидел новый, еще более поразительный фокус. Фокусник на свечке поджег платок. Остатки платка свернул в комок. Затем опять мотнул этой немудрящей своей палочкой и развернул совершенно целый и невредимый платок!
— Да как же это? — невольно вырвалось у Мишки.
— Ну, кто хочет, чтоб я ему из двугривенного рубль сделал? — спросил фокусник, глядя в публику.
Никто ничего не ответил.
— Не хотите — не надо. Я сам себе из двугривенного сделаю рубль. Вот видите, — показал он, достав из кармана двадцать копеек, и продолжал: — Вот эти двадцать копеек я кладу под блюдце, — и он положил их, — а затем делаю палочкой «айн, цвай, драй», и вы видите, как под блюдцем лежит не двадцать копеек, а рубль.
Он поднял блюдце и показал рубль.
Фокусник постоял, будто что-то вспоминая, и сказал:
— Платок и кольцо я вернул?
— Нет, — ответили из публики.
— Как «нет»? Я только что вернул.
— Не возвращали, — сказал Мишка.
— Посмотрите, пожалуйста, у себя в кармане, — сказал фокусник. — Есть?
— Есть! — ответили голоса.
— Теперь мне нужен помощник… Кто хочет мне помогать? — спросил фокусник.
Но никто даже не пошевельнулся, будто все пристыли к месту.
— Иди ты, что ль, — поманил фокусник Мишку.
Мишка по порожкам деревянной лестницы поднялся на помост и остановился возле столика.
— Яичницу любишь? — спросил фокусник.
— Люблю, — ответил Мишка.
В зале засмеялись.
— Вот за то, что ты взялся помочь мне, я сейчас угощу тебя яичницей.
Фокусник осмотрелся кругом, как бы чего-то ища.
— Сковородки нет, — сказал он, — ну да не важно. Мы в твоей фуражке зажарим ее.
Он снял с Мишки фуражку и положил ее на стол. Мишка подумал, что фокусник шутит. Но вот он достал из кармана халата яйцо, разбил и, к ужасу Мишки, вылил в его фуражку. «Пропала теперь фуражка! Мыть надо», мелькнула у Мишки мысль. А фокусник тем временем достал другое яйцо, разбил и тоже вылил в картуз.
— Двух хватит? — спросил он Мишку.
Мишка молчал. «И зачем мне было на помост выходить? — ругал он себя. — И что я теперь матери скажу?»
— Не бойся, картуз твой цел будет, — сказал фокусник. — Жалко, нет ложки — помешать нечем… Э-э-э, да не беда! Я сегодня умывался, можно прямо пальцем.
И он начал мешать яичницу указательным пальцем правой руки.
— А жарить на чем будем? — спросил он Мишку.
Но Мишка молчал, как одеревеневший. «Зачем я, дурак, пошел?» твердил он про себя.
— Давай-ка мы на твоей голове ее поджарим, — сказал фокусник и надел на Мишкину голову его картуз с яичницей.
Яичница, как казалось Мишке, потекла по вискам, но фокусник подобрал потеки пальцем и облизал их. В зале смеялись.
— Голова у него горячая, — кивнул фокусник на Мишку. — Может быть, и поспела.
— Поспела! — сказал кто-то со смехом.
Фокусник осторожно поднял фуражку. Мишка глядит и глазам не верит: из нее посыпались кольца разноцветных бумажек: синие, желтые, зеленые…
— Вот тебе твоя фуражка, цела и невредима, — подал он фуражку Мишке. — Спасибо за помощь… Сеанс окончен! — крикнул он публике.
— А голубей не показывали!
— Голубей в следующем сеансе буду показывать… Милости просим…
Мишка опрометью бросился к выходу. Очутившись на ярмарке, он первым делом оглядел фуражку: его ли, не подменили ли? Фуражка была его. Он порылся в ней, думая найти хоть кусочек цветной бумаги, но бумаги никакой не оказалось. Не оказалось в ней даже пятнышка от яичницы.