— Ну вот представь — говоришь ты ему: «Мотря, я все стадо загубил. Добрые люди остерегали, а я не послушался». Что он тебе ответит? — со всем доступным мне коварством нарисовала я перед пареньком картину. И тут же поняла — нет, не сработало. Пастушок лишь чубом тряхнул:

— Ничего здесь коровам не сделается.

— Почему? — Мне уже стало по-настоящему интересно.

— Мотря сказал: «Держи стадо здесь, пока не вернусь. Я с Лесным Хозяином договорился. Он их сбережет!» А с Хозяином шутки плохи!

В лешего пастушок, похоже, верил накрепко, и Мотря об этом хорошо знал.

Я устало отвернулась к речке и отпихнула самую нахальную корову — естественно, ту самую, белую с пятном. Она пытливо ткнулась мне в плечо носом. Так что же тут придумать?

Ответ сложился внезапно.

— Знаешь, кто я? — резко развернувшись, поинтересовалась я у пастушка зловещим шепотом.

Тот снова сжался и затрясся. Из невнятного бормотания выяснилось — да, знает. И про махаганцев — как только сюда докатилось; и про сорок вампиров на мельнице — ну сорок так сорок; и о пяти упырях — гм, это уже интересно, но уточнять я не стала. В общем, знает и трепещет. Хорошо. Главное — сразу наверняка! Второй попытки не будет!

— Ну так вот, не поможет твоим коровам Хозяин Лесной — занят он. — (Пастушок закивал, уважая неведомые дела лешего. Бедняга еще не знал, что ему предстоит услышать.) — Я его сейчас выезжать буду. Понимаешь, он водяному в кости проигрался, должен будет конем три года отслужить — а под седлом раньше не ходил, кусается, на дыбы встает. Вот и попросил леший меня помочь, научить уму-разуму — уздечки слушаться, стремена носить. Асам поклялся: если кто его под седлом увидит, того он со свету белого сживет, не поленится!

Я с самым серьезным видом принялась выламывать ветки кустарника, приговаривая: «Ну с десяток изломаю, а там и до железных прутьев дело дойдет». Это оказалось последней каплей.

Коровы снимались с места неохотно, бугай вообще заупрямился и сам чуточку погонял пастуха, но все-таки стадо вскоре откочевало от моста шагов на тридцать. Вначале пастух вообще собирался бегом гнать буренок домой, но я его отговорила. Честно говоря, просто прикрикнула — раннее возвращение стада вызвало бы ненужную шумиху, а соврать что-нибудь так и не смогла — в голову ничего не лезло. Пообещав пастуху, что леший промчится быстро, я отправилась на разведку.

— На него лучше не глядеть! Когда скакать будет — зажмурься! — крикнула я напоследок. — Воротник! Воротник! — Кричать я начала, как только мост скрылся за стеной деревьев и кустов. Звать пришлось довольно долго. И стадо, и пастух слышали мои крики, но я была уверена, что коровы ничего спросить не смогут, а пастух постесняется. Воротник выглянул из кустов — снова очень осторожно и тихо. — А теперь поскакали, — выдохнула я, когда дракончик наконец умостился в мешке.

Мышак довольно резво пошел с места.

Коровы были небольшими пятнами на приречном лугу. Пастушок отогнал их шагов на полтораста, не меньше — куда больше уговоренного, а сам храбро лежал между мостом и стадом носом вниз — только макушка торчала. Все шло по моей задумке. Мышак снова замер перед мостом, раздувая ноздри. Полное впечатление, что видел его впервые.

— Ну давай, — Мышак затанцевал на месте, — Давно плетки не пробовал? — вкрадчиво спросила я, наклонясь к конскому уху. Я была довольна своей хитростью, тем, что все удалось решить, и поэтому не стала торопиться с прутьями и пинками.

Мышак замотал головой.

— Ну давай, давай уже, — дернула я за уздечку.

Неподалеку что-то звякнуло. Я повернула голову.

Белая корова с черным пятном целеустремленно шагала к мосту, задрав нос. Все тут же изменилось.

— Давай!

Нет! Ну что вы! Как он ступит на Это Непонятное, Страшное и Шумное!

Можно подумать, что мосты были главным страхом всего конского племени. Ну вот, нашло на Мышака, обычная история. Только вот вразумлять его, уговаривать и даже заставлять силой было некогда. Корова была уже шагах в тридцати и набирала ход.

— Слушай, ты сам виноват, — сказала я Мышаку. — Я так не хотела, честное слово.

Мы отъехали от моста шагов на пять — тут Мышак повиновался охотно, потом развернулись. Корова была уже близко. Я крепче сжала поводья, напряглась и шепнула Мышаку в ухо:

— Леечка-полеечка.

Корова не успела совсем чуть-чуть. Я с грохотом и свистом пронеслась через мост, успела крикнуть пастуху: «Все! Проскакала!» — и заросли сомкнулись за нами. Пастушку не о чем было жалеть — теперь он с чистой совестью мог сказать любому, что рядом с ним промчался визжащий, грохочущий и плюющийся леший. Жалко, конечно, паренька. Натерпелся. Но кто же у тракта стадо пасет! Здесь всякие проходимцы встречаются, такого могут наговорить!

— Ну ладно, хороший, все позади, — уговаривала я, обтирая с Мышака мыло.

Тот дрожал, косил взглядом и дышал так, что бока чуть не порвали подпруги. Надо же, какие неизгладимые воспоминания в конском сердце оставляют горькое снадобье через воронку и любимая присказка орденского травника! Воротник уже был выпущен на свободу, пока мы отдыхали, носился вокруг нас, гонял бабочек. И не подозревал, что как раз сейчас в лагере лесорубов говорили о нем.

— Вы его кормили свеклой? Это хорошо. Хорошая, вкусная девочка.

Лина спряталась за юбку матери. Но Черный Повар и правда был доволен. Добыча была рядом, правильно питалась, набирала вес и должна была попасться уже к следующему утру. Черному Повару некогда было устраивать гадости в лагере лесорубов, а его приспешники слишком устали от скачки, чтобы сотворить что-то плохое. Они едва держались в седлах своих измученных черных лошадей.

— Мой миленький нежный дракончик. Хочешь — прячься, хочешь — нет. Я к тебе иду! — пробормотал Черный Повар, вскакивая в седло.

— Доброго пути, — сдержанно пожелал ему староста, а Черный Повар засмеялся в ответ неприятным царапающим смехом.

Черная лошадь под ним устало качнулась. Но Повар прошипел заклятие — и у черных лошадей перестали дрожать ноги и ходить ходуном бока, а всадники замерли в седлах, как влитые.

— Вперед, — громким шепотом скомандовал Повар, и отряд рванул во весь опор. Скоро их силы иссякнут совершенно — и людей, и лошадей. Но раньше добыча будет поймана!

— Нет у нас коров, девонька, — сообщила мне словоохотливая старушка, топающая с вязанкой хвороста домой. — Коза есть, куры есть, пять овец, кабанчика держим, а коров нет!

Старые потемневшие ворота со скрипом закрылись за нами. Так мы переночевали в крохотном селе. Мое выступление с арфой имело большой успех. Воротник, тихо сидевший под скамьей полвечера, постепенно отошел и вскоре вовсю прыгал с детворой. Взрослые уважительно садились рядом со мной и, прокашлявшись, заводили беседу о погоде и видах на урожай. Похоже, моя вампиробойская слава опять меня опередила. Воротник получил две миски каши и блюдце козьего молока, быстро все слопал и мирно дремал под лавкой.

День выдался прохладным и сумрачным. Ночью прошел несильный дождик, как-то с утра солнце затянула туманная дымка, и не успевшая выпасть роса наполнила воздух бодрящей прохладой. Птицы шумели вовсю. Я бездумно жевала травинку в такт равномерному топанью Мышака, мурлыкала себе под нос песню о веселом охотнике, когда вокруг вдруг резко потемнело и пахнуло прохладной сыростью.

Что? Я натянула поводья. Прямо передо мной темнела каменистая расщелина, расколовшая донизу высокий островерхий холм. В глубине серела непробиваемая тень — щель или была не насквозь, или делала в холме крутой поворот. И именно стены этой расщелины были отмечены знаком солнца, именно в нее ныряла дорога и безмятежно вошел Мышак. Склоны холма уже были мне по плечо, из оплывшей земли торчали корни, а нанесенную ночным дождем грязь вовсю месили копыта моего переминающегося коня.

— Хмм… — Я задумчиво глядела вперед. Из-за темного поворота что-то приветливо заухало, проскрежетало по скале, с высоты сорвался камень и с плюханьем ударился обо что-то внизу, — Давай-ка отсюда выбираться, — предложила я Мышаку и, после недолгой возни с разворотами, снова была у подножия холма. Следом выскочил Воротник, успевший выпачкаться в грязи до самого гребня на голове. При этом он еще с хрустом жевал что-то многоногое в жестком панцире.