— Кто я — известно, — медленно сказал я.

— И кто же? — вдруг заинтересовался Христиан.

«Слушай, а может быть, он никакой не ангел?! — вспыхнула вдруг мысль. — Может быть, это какой-то местный сумасшедший?!»

— Я… — бодро начал я, но вдруг запнулся. От неожиданной паузы вдруг внутри начала закипать злость и досада, я брякнул: — Я — человек. Один из хантеров Гарнизона выживших. Он находится на станции…

— Я знаю, где он находится, — прервал меня Христиан взмахом руки. — Вы мне ответьте, кто вы? То, что вы человек, поймет даже слепой. Но какой человек?

— Слушайте, что за вопросы?! — раздраженно спросил я. — «Какой человек?». Обычный человек. Что вы хотите услышать? Добрый я или злой?

Христиан мягко улыбнулся, на холеном лице ослепительно блеснули ровные и белые острые зубы.

— Сейчас каждый человек в той или иной степени злой или добрый. Меня интересует, мыслящий вы или как все? Осознаете ли, что вы являетесь причиной всех бед, что постигли вашу планету?

Я почувствовал, что проваливаюсь в бездну. Перед глазами встал образ Вички, что так до конца своей жизни и была уверена, что виноват во всех бедах я. Но как?! Когда?! Что же я совершил?! Я почувствовал, что ноги начинают подгибаться, а руки дрожат мелкой дрожью. Мой голос напомнил воронье карканье:

— Я… виноват? В Катастрофе?.. Но…

— Нет, нет, нет, — замахал руками Христиан, будто отгоняя назойливое насекомое. — Господи, как же с вами трудно!.. Не вы конкретно виноваты. Вы не нажали какой-то скрытый рычаг, что запустил программу самоуничтожения. Не раскопали гробницу Тутанхамона в московской канализации, тем самым навлекши на всех проклятие. Не ваш грех перевесил чашу весов… хотя все может быть…

— Я не… понимаю?

— Все вы понимаете, — рассмеялся Христиан. — Но раз вы так настаиваете на четкости вопроса, хорошо. Так и быть, я задам его иначе. Вы, Константин, понимаете, что вы один из тех, кто виноват в Катастрофе, как вы называете конец света?

— Нет… не понимаю, — еще больше растерялся я. — Я ничего не сделал…

— Вот именно, — поднял палец человек. — Вы ничего не сделали!

Раздражение шевельнулось в моей душе, уже на повышенных тонах я выпалил:

— Что вы хотите? Разве это справедливо — обвинять человека в чем-то, чего он не совершал?! Я жил, как и все на этой планете, в огромной системе…

— Человек привык оставаться болванкой, — перебил Христиан. — Винтиком в огромном механизме. Таковы его отговорки. Не правда ли они очень удобны? Но это не меняет его положения.

— Какого положения?!

— Того, в котором он сейчас очутился, — ослепительно улыбнулся Христиан. — Говоря вашими метафорами — с петлей на шее. Одно неверное движение — и чья-то нога выбьет табурет из-под него. Петля затянется на хрупком человеческом горле, и история вновь сделает виток… Может быть, новое человечество станет иначе себя вести…

— Новое человечество? — ошарашенно прошептал я.

Христиан поморщился.

— Вы как ребенок, Константин. Все ваше человечество ведет себя как зарвавшийся и злой ребенок…

Я опустил взгляд, в глаза бросились развалины, тела в снегу.

— Ошибки ребенка не ведут к его смерти! — яростно вскричал я.

— Ведут, если ребенок напрочь отказывается от наставлений взрослого, — хищно улыбнулся Христиан. — А вам неоднократно давались разнообразные посылы к действию. Но вы продолжали стоять на своем. Глупое, застывшее в одной фазе развития человечество.

Я замотал головой. Разговор принимает совершенно абсурдный оттенок. Кто это? Свихнувшийся от трупов и смерти выживший? Или наркотический бред? Хотя вроде бы от анальгина не бывает глюков.

Вопреки своим мыслям об абсурде такого диалога я заспорил:

— Вы не правы. Мир постепенно движется…

— Куда?! В пропасть?

— К лучшему! Меняется! Демократия… ну пусть не демократия, так гуманизм! Он изменил мир к…

— Молодой человек, — со вздохом произнес Христиан. — Человечество каким было, таким и осталось. Поверьте моему двухтысячелетнему опыту! Оно идет строго по спирали. Все возвращается. И то, что развитие, а на деле просто бытие, идет по спирали, вовсе не говорит, что вверх! Что должны появляться изменения!

— Но как же…

— А вот так же! — почти зло выкрикнул Христиан с таким выражением, что мне показалось, будто еще чуть-чуть — и он сунет мне под нос фигу. — Все, что было святым в прошлом, меняется и становится пошлостью примерно через век. Церковь, любовь, патриотизм. Люди перестают ценить эти понятия. Исключения есть, но, как правило, это быдло… прости Господи! Быдло, что не поднимает рыла от корыта с помоями…

— Для ангела вы весьма горазды сквернословить, — я невольно перенял манеру разговаривать собеседника.

— Ангела? — поморгал Христиан. Потом, не скрываясь, громко и обидно захохотал.

Смеялся Христиан недолго, но весело. И опять с тем неуловимым наслаждением от своих действий. Наконец, отсмеявшись, он с интересом заглянул в мои глаза:

— Вы решили, что я ангел… ха-ха… занятно…

Я осмотрелся в поисках стула. Ничего похожего в обломках комнаты не нашлось, и я просто сел на пол. Положил автомат рядом с собой, не особо надеясь его применить. Но так было спокойней.

Подождав, пока собеседник отсмеется, я полез в карман за сигаретами. Мне нужно время, чтобы адекватно продолжать беседу. Мой визави задает слишком бешеный темп, и я просто не успеваю осознать всю информацию. К тому же беседа приобретает странный, почти сумасшедший характер, который мне просто не понятен. Какую цель преследует Христиан? Что за нелепые нагорные проповеди посредине всеобщего хаоса и смерти?

Я демонстративно достал смятую пачку сигарет. Трагически вздохнул, обнаружив последнюю сигариллу, сунул в рот. Пока медленно и неторопливо чиркал спичкой, раскуривал табак, мысли хаотично метались в черепной коробке. Со скоростью, в три раза превосходящей сверхсветовую, мозг анализировал полученные данные.

Итак, человек сидит в удобном, явно древнем (или очень дорогой подделке под древность) кресле среди развалин Кремля. Забавно. Вопрос номер раз — кто он? Вопрос номер два — каковы его намерения в отношении моей скромной персоны?

Я выпустил струю дыма в потолок и посмотрел на рассматривающего меня человека. Тот уже отсмеялся и теперь спокойно, с тенью улыбки в уголках рта, наблюдал за моими действиями. Словно взрослый за шаловливым ребенком.

Ладно. Начнем с малого.

— Вы ответственны за Катастрофу?

Вопрос прозвучал несколько грубо и напыщенно, отчего человек поморщился, как добропорядочная старая гувернантка пошлому анекдоту.

— Если вы имеете в виду то, что произошло с вашей цивилизацией — да. Если хотите найти виновного, того главного, кто отдал приказ к началу Реверса, — нет, — спокойно ответил человек, мирно сложив руки на коленях.

— Но почему… — новый вопрос, не менее глупый, нежели предыдущий, погиб в зародыше. Прочистив горло, я потерянно спросил: — Вашей?! Что значит «вашей цивилизацией»?

Христиан стер улыбку из уголков рта, губы поджались в тонкую, жесткую полоску.

— Ну вот мы и подошли к самому главному. И самому интересному.

Я молча слушал собеседника. Страшная догадка уже билась в сознании, но я упорно хотел услышать ее из уст Христиана. И он сказал:

— Да, Константин. Моя речь выстроена таким образом, что намеренно разграничивает меня и вас. Я не принадлежу к человеческому роду. К человеческой расе. Как называют мою расу, не имеет значение. Сейчас важно только то, что происходило, произошло и произойдет с вами. С людьми.

Я обреченно выпустил струю дума. Глаза царапнули КАт, мозг торопливо обдумывал вариант расстрела Христиана, кто бы он ни был. Но тот заметил мой взгляд, довольно дружелюбно произнес:

— Константин, если вам так будет спокойнее, вы можете пару раз в меня выстрелить. Ручаюсь, что это не причинит мне вреда. Но вам так будет спокойнее.

— Нет уж, спасибо, — нехотя ответил я, чувствуя себя полным дураком. Во избежание соблазна уязвленно отодвинул КАт в сторону. Вновь обернулся к Христиану, спросил: — Ну рассказывайте…