Телохранитель глубоко вздохнул и сел в кресло. Я поставил перед ним чашку и налил кофе.
— Сколько ложек вы предпочитаете? — спросил я, открывая коньяк.
— Четыре, — ответил он.
— Вот, пожалуйста, — я подал ему чашку. — Он взял ее осторожно, словно боясь, что она расколется от одного его прикосновения. Затем откинулся на спинку кресла и сделал несколько глотков.
— Можно я задам вам вопрос? — спросил я.
— Конечно, господин Марлоу, — ответил он.
— Не называйте меня по фамилии, лучше просто Стэн, я не выношу, когда мне напоминают о моем прошлом. Я хочу спросить вас, вы работали в полиции, когда-нибудь, некоторые так делают?
— Да, — спокойно отозвался Айрон, — работал, года четыре, бестолковое занятие.
— А почему?
— Карьеры не сделаешь, там свои сложности, работай себе с проститутками, студентами, кого за травку загребают, с женами, которых мужья бьют, настоящих дел не было, но мне и по должности они не полагались, надоело в конце концов. Притащат какую-нибудь красотку под утро, вместе с ее сутенером и начинается, пока поневоле подумаешь, а не отпустить ли их к Богу, так всегда и кончалось, конечно, если без особых претензий дело.
— Что вы называете настоящими делами, Айрон? — я полез в карман и обнаружил, что в моей пачке сигарет пусто, мой собеседник тут же вынул из кармана свою и учтиво протянул мне ее. Это у него, видно, было профессиональное.
— Настоящее дело, серьезное, убийство запутанное, ограбление, не мелочь, а хорошо спланированное.
— Вы знаете, что нас с Крисом в убийстве обвиняют? — спросил я.
— Да, слышал, но это они так, видно, доказательств нет, а голова не работает, подумать не на кого, или просто лень разбираться.
— Да нет, они тщательно во всем разбираются, копаются по крупному, и я думаю целенаправленно нас подводят.
На лице Айрона отобразилось сомнение.
— Помяните мое слово, ничего не будет, правда, помотают они вас, конечно, крови попортят.
— Это верно.
— Вы знаете кого убили? — спросил я.
— Я слышал Генри Шеффилда, астролога какого-то, вашего знакомого, я правильно понимаю?
— Почти, ну вот скажите зачем мне или Крису его убивать?
Айрон сосредоточенно молчал. Казалось, он хорошо знал, зачем, но говорить не собирался. И у меня промелькнула страшная мысль, что если Крис действительно убил Генри, он мог это сделать, я вспомнил набережную в Неаполе, его настойчивое стремление заставить меня признать его превосходство над Генри.
— Хорошо, допустим версию полиции, Крис его убил за эти грязные статейки, за болтовню и клевету, но уже поздно, какой смысл убивать, когда все произошло?
— А как убили? — спросил он с живым профессиональным интересом.
— Застрелили, три пули, одна в голову, — повторил я сведения, услышанные от Хайнца.
— Нет, это явно по найму, вы уж мне поверьте.
— Ну, допустим, Крис заплатил и его убили, зачем?
Айрон закурил и посмотрел на меня очень внимательно.
— Вы что-то хотите сказать? Говорите?
— Мотив может быть личный — ревность.
Я уставился на него с изумлением.
— Я говорю, как в полиции принято думать, особенно, если принять во внимание всю эту мышиную возню в прессе.
— Нет, это бред. — возразил я.
— Вы меня, извините, — заметил он, — мне необходимо быть на месте.
Он поднялся с кресла, поблагодарил меня за кофе и оставил мне пачку сигарет. Когда он ушел, я допил коньяк, его, по счастью, оставалось немного, и лег в постель. Я не заметил, как заснул, беседа с бывшим полицейским подействовала на меня благотворно. Я проснулся от невыносимого жара, исходившего от тела прижавшегося ко мне Криса. Я попытался осторожно отодвинуться от него, но он тут же глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Стэн, — тихо позвал он меня.
— Чего? — ответил я шепотом.
Он приподнялся на локте и посмотрел на меня, меня охватило жуткое беспричинное чувство страха, словно со мной рядом находилось существо иного происхождения, приобретшее надо мной безграничную власть и полностью подчинившую меня своей нечеловеческой природе.
— Завтра придут из полиции, — сказал он, положив руку мне на грудь, — чего ты психуешь?
— Я в порядке — возразил я, чувствуя как виски и лоб у меня становятся влажными от пота.
— Я слышу, — настаивал он, — ты их боишься?
— Кого?
— Этого Хайнца и напарника его?
— Нет, веселые ребята, вполне корректные, — вымучено сострил я.
— Врешь, ты их боишься, боишься, что они нас сломают, да?
— Они не смогут, у них доказательств нет, если, конечно… — я остановился не решаясь продолжить.
— Если что? — спросил он, — что если?
— Так, ничего.
— Говори, что если, — его рука передвинулась и сжала мое горло.
— Если ты его не убил.
Крис горько усмехнулся.
— Ты думаешь, я это сделал? — спросил он, — я убил Шеффилда, потому что он тебя трахал?
— Не поэтому, потому что ты сумасшедший.
Он отпустил мою шею и откинулся на подушку.
— Ты тоже, — ответил он и рассмеялся. — Он тебя трахал?
— Нет, — искренне сознался я, — это я его трахал.
Крис снова резко поднялся и склонился надо мной.
— Я не убивал его, — сказал совершенно серьезно, кажется даже с явным сожалением.
— Я знаю, я просто так сказал, чтобы позлить тебя.
— Тебе это нравиться?
— Иногда.
Он снова улыбнулся. Я собрался встать с постели, но он схватил меня за плечо.
— Мне надо отлить, — пояснил я — я вернусь через минуту.
Я вошел в ванную и прижался спиной к прохладной плитке, мне стало немного легче. Хотелось еще принять ледяной душ, но делать этого я не стал. Когда я вернулся, то застал Криса курящим, лежа на спине. Он протянул мне сигарету:
— Пришло горячее время, — сказал он совсем тихо.
— Да, — согласился я, — все превращается в пепел.
— Я не хотел быть твоим мальчиком, Крис, — произнес я, с трудом узнавая свой собственный голос, — но я твой мальчик, — я положил ему голову на грудь и затаив дыхание прислушивался к стуку его сердца, — и все знают об этом, даже Айрон.
— Ну и пусть, — он обнял меня и молча продолжал курить. — Я тебе расскажу, никому никогда не рассказывал, не мог, Тэн, но ты послушай. Мне тринадцать было, когда меня отчим трахнул. У него браунинг был, кажется, он кого-то замочил, но доказать не смогли, моя мать этому не верила, она, по-моему, вообще его плохо знала на самом деле. Он его хранил в трубе вентиляционной, он думал, никто не видел его, когда он его доставал, а я за ним следил. Потом, когда его дома не было, залез в его комнату и спер этот чертов браунинг. Так мне хотелось его иметь. Я думал он не скоро хватиться, а он на следующий же день ко мне подошел и говорит: «Ты, щенок, пушку взял?». Я покраснел тогда, он сразу понял. «Пойдем разберемся» и потащил меня в свою комнату. Двинул мне так, что вся морда в крови была, а я молчу, он говорит: «Я тебя здесь же прикончу, если сейчас мне его на стол не положишь». Он и вправду мог это сделать. «Иди» и вытолкнул меня вон. Я тогда подумал из дома сбежать, но я не знал еще, что делать, и потом он бы меня нашел все равно. Ну, я достал тогда пистолет и принес ему. Положил на стол, а он усмехнулся так странно, даже не знаю, злобно или, наоборот, как перед кайфом, и дверь запер. Я ждал, что он меня опять бить начнет, а он подошел, расстегнул штаны и говорит мне: «Давай, Крис, поработай…» У меня ноги подкосились, зря я тогда этого ублюдка не пристрелил, надо было только до стола дотянуться.
Крис замолчал, а я чувствовал, как кровь бешено пульсирует во всем его теле, и это дикое волнение предавалось мне и до боли сжимало каждый нерв.
— Ты это сделал, — глухо шепотом переспросил я.
— Сделал, — ответил он прижимая меня к себе так крепко, что мне стало трудно дышать, — но ему мало было, он мне сказал, чтобы я разделся. Я даже не понял, что он делать собирается, когда мне дуло к затылку приставил, на меня какое-то оцепенение нашло, но когда он мне его всадил, я заорал от боли, до сих пор не могу забыть его голос, когда он сказал: «Только заскули, щенок, я в тебя весь свинец спущу». Я молчал, пока он меня трахал, теперь я помню, что он все на Лори смотрел, на сестру мою, но трогать ее боялся, а про меня знал, что я ничего не скажу, некому просто мне жаловаться было.