— Он ничего не сказал мне, — ответил я, — мы расстались, когда сошли с поезда.

— Я так понимаю, вы не договорились о встрече?

— Фактически нет, но он мне оставил свой телефон.

— Ах, вот как! — в его темных глазах вспыхнул огонь, но ни одна черта лица не изменилась при этом. — это уже серьезно. С какой целью он сделал это?

— Наверное, с той, чтобы я ему позвонил, — довольно логично объяснил я.

— Да, но зачем?

— Я не знаю, — ответил я, и не выдержав, вынул из кармана пачку сигарет, — вы не возражаете, я закурю?

Хайнц кивнул и даже дал мне прикурить, взяв со стола тяжелую бронзовую зажигалку, роскошную и вычурную, настолько насколько может быть вычурным предмет современного быта, выполненный в стиле барокко.

— И вы разумеется позвонили? — продолжал он с живым интересом.

— Да, я позвонил, — нехотя признался я.

— Как он отреагировал на ваш звонок, господин Марлоу?

«Что за идиотское дознание», — подумал я, но вслух ответил:

— Мы встретились и он предложил мне работу.

— Какую?

— Я — художник, он предложил мне делать дизайн, чертить схемы и тому подобное.

— Вы приняли его предложение?

— Да, я его принял.

— Хорошо, очень хорошо, — с удовлетворением произнес он, — как долго вы занимались этой работой?

— Около трех с половиной лет.

— Вы жили вместе с господином Шеффилдом? — его вопрос, к которому я так старался подготовиться заранее, рассчитывая на тот ход допроса, который обычно демонстрируется в фильмах, его вопрос прозвучал в тишине комнаты просто и непреднамеренно.

— Я жил с ним, поскольку этого требовали мои обязанности, выполнение срочных заказов. — пояснил я, стараясь сохранить равнодушное выражение лица.

— Вы жили за городом?

— Нет, мы жили в центре, потом он купил дом в пригороде.

— Его доходы не вызывали у вас подозрений?

— Нет, — возразил я, — его заказчиками были состоятельные люди, у многих он был личным консультантом, и к тому же, ко времени нашего знакомства он уже располагал приличной суммой.

— Как часто вы выполняли свои обязанности? — наши взгляды встретились, и я почувствовал растерянность перед этими пронизывавшими меня насквозь рентгеновскими лучами. Хайнц, едва заметно улыбаясь, изучал мое лицо.

— По мере получения заказов, — ответил я.

— А как решался между вами вопрос оплаты?

Я молчал, размышляя, чтобы мне соврать, и наконец решился:

— Я получал процент от каждого заказа.

— Должно быть, это были не плохие деньги, господин Марлоу, — явно язвительно заметил он. Надо полагать, Хайнц как добропорядочный блюститель закона с презрением относился к тем, кто наживается на расхожих суевериях клиентов.

— Достаточные, — подтвердил я.

— В таком случае, может быть, вы объясните мне почему некоторые книги у господина Барнса, чей магазин находится на улице B*** вы брали в долг, а обедать вам приходилось в самых дешевых кафе? — его торжествующий тон заставил меня похолодеть от ужаса.

— Я полагаю, это мое личное дело, — ответил я, решив, что ни за что не буду открывать ему истинное положение дел.

— Вы правы, это дело вкуса, — отметил он с особым двусмысленным изяществом, — итак, вы жили с господином Шеффилдом, что вы можете сказать о его личности?

— Я не психолог, господин Хайнц, — возразил я, — мне это не понятно.

— Я вам поясню, — терпеливо и строго продолжал он, — во-первых, я хотел бы узнать не наблюдали ли вы у него склонности к суициду, тайной или явной, не было ли у него дегрессий или, напротив, приступов агрессивности?

— Я не замечал ничего подобного, — ответил я и против собственной воли, не удержавшись задал вопрос, который запретил себе задавать, — как его убили?

— Его застрелили, три пули, одна из них в голову, смерть наступила мгновенно, — заверил он меня с видом знатока. — Это было еще то зрелище, вам просто повезло, что вы этого не видели.

— Кто это мог сделать? — я продолжал задавать недопустимо дерзкие вопросы.

— У нас есть ряд вариантов, среди возможных подозреваемых находится господин Харди, ваш друг, — он с какой-то особой интонацией произнес слово «друг» и посмотрел на меня с интересом.

— Я это знаю, но он не убивал, — твердо возразил я, — он не мог его убить.

— Почему вы так полагаете?

— Потому что я знаю, Крис не такой человек, он может ввязаться в драку, но лишить человека жизни он не может.

— Я вам охотно верю, — согласился Хайнц и внимательно проследил за тем, как я зажигаю следующую сигарету.

— Кого еще вы подозреваете, если это не секрет?

— Никакого секрета, господин Марлоу, следующая кандидатура домработница господина Шеффилда, Хелен Портер. Затем ряд его клиентов, но, главное, разумеется, это вы и ваш друг.

Он снова сделал ударение на слове «друг».

— Вам вероятно предстоит очная ставка с мисс Портер, — сказал он, — я думаю это кое-что прояснит, наконец.

При мысли о том, что мне вновь придется увидеть Хэлен, мне стало дурно. Бог знает что она, тайно и безответно влюбленная в Генри, способна была наговорить на меня.

— Итак, вы жили в центре, — продолжал Хайнц, — затем господин Шеффилд купил дом в пригороде. Вы часто виделись?

— Да, каждый день, — ответил я, не понимая смысла его вопроса.

— Прекрасно, значит вы были в курсе всех дел господина Шеффилда?

— Я не могу этого сказать, у него были свои дела, о которых он не распространялся.

— Но вы знали приблизительный круг его клиентов?

— Некоторых, да, — я говорил чистую правду, — но не всех.

— Вы знаете, что господин Харди обвиняется в убийстве из мести? — он спросил об этом почти весело, как бы между прочим.

— Что значит — из мести?

— Это значит, что у него были причины и мотивы, господин Марлоу, и одной их этих причин были ваши с ним отношения, о которых достаточно открыто распространялся прессе господин Шеффилд. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Я уже сказал, что Крис не мог его убить.

— Конечно, это может быть только версия, но я должен задать вам еще кое-какие вопросы, вы готовы на них ответить?

— Я полагаю, да. — произнес я довольно твердо, но на самом деле едва мог пошевелиться от тягостного ожидания какого-нибудь подвоха.

— У вас были вполне определенные отношения с господином Шеффилдом, об этом свидетельствовала мисс Портер, я вынужден спросить вас об этом подробнее.

— Я не буду отвечать, господин Хайнц, — возразил я, догадываясь к чему он клонит.

— Вам придется ответить, господин Марлоу, — настоятельным тоном заметил он, — от этого зависит ваша собственная жизнь и жизнь вашего друга.

Он снова сделал упор на слове друг.

— Вы признаете, что состояли в любовной связи с господином Шеффилдом?

Я посмотрел в его черные, как уголь, глаза, спокойные и ироничные.

— Нет. — я произнес это с плохо скрытым отчаянием, которое вероятно не ускользнуло от него.

— Вы отрицаете это? — переспросил он.

— Да, — подтвердил я.

— На сегодня нашу беседу можно считать оконченной, — с удовлетворением сказал он, — я сообщу вам о времени очной ставки с мисс Портер. Всего доброго. — он поднялся и, кивнув мне, пошел назад к столу. Я тоже встал и поплелся к двери, не чувствуя под собой ног.

Криса я застал в крайне растерянном состоянии с контрактом в руке, он размахивал листом перед носом Майкла Флана и с горящими от ярости глазами спрашивал его:

— Ты меня подставил, да, ты с ними снюхался с JT, ты же видел что там за условие, я никогда не проверял контракты, я тебе доверял, а ты меня продал, да?

Совершенно ошалевший от этого напора и агрессивного вида Харди Микки, только открывал рот и судорожно глотал воздух, как рыба выброшенная на песок.

— Что думаешь, тебе это пройдет? — спросил Крис, нападая на него и приближаясь к своей жертве так, словно он собирался прыгнуть на грудь несчастного адвоката и растерзать его. В его движениях было что-то напоминавшее о пантере, черной, разъяренной и раненной в самое сердце.