— Позвольте мне прикурить от вашей сигареты, — обратилась она ко мне, доставая из пачки длинную тонкую сигарету и зажимая ее зубами.

Я протянул ей сигарету.

— Вы меня недолюбливаете, Тэн, не так ли? — спросила она, глядя на меня пристально и при этом улыбаясь.

— С чего вы взяли, — возразил я, — мне все равно.

— Я вам не верю, — продолжала она, — вы думаете, я предвзято отношусь к вам из ревности? — она подняла свои длинные тонкие брови.

«Она умнее, чем можно было ожидать, еще умнее, чем я думал», — заметил я про себя.

— Знаете, чего мне до сих пор не понятно, — говорила она, — мне непонятно, как вы, а вы ведь художник и человек со вкусом, я в этом не сомневаюсь, могли опуститься до того, чтобы стать его игрушкой.

Мне сложно передать насколько сильно меня уязвили ее слова. Но я ничего не ответил.

— Я ведь сама приводила к нему мужчин, однажды даже привела своего бывшего любовника, ему нужны были деньги, а Крис всегда хорошо платил за ночь, у него всегда были проблемы в постели, а особенно когда он женился на Мерелин. Теперь вы понимаете, что я не имею на него никаких видов? У нас сугубо деловые отношения.

Она подошла ко мне ближе и заглянула мне в лицо. Я глубоко вздохнул.

— Элис, — сказал я наконец, — меня не интересует все, что вы говорите, поэтому прошу вас не продолжать ваши откровения.

— Вот видите, — разочарованно отозвалась она, — вы обиделись на меня, а ведь я хотела только сделать вам предложение. Если когда-нибудь вы захотите отомстить Крису за все унижения, а когда-нибудь вы поймете насколько это унизительно для вас, увы! Вам нужны деньги, как и моему бедному Ричи, так вот если вы надумаете свести с ним счеты, позвоните мне и располагайте мною от корней волос до кончиков пальцев.

Она резко повернулась на высоких каблуках и вышла с балкона.

Разговор оставил у меня крайне неприятное впечатление. Я начал сомневаться в том, что она действительно влюблена в Криса, а если даже и влюблена, то у нее весьма извращенная фантазия. Допустить мысль, что ей нравлюсь я, это все равно, что признать абсурд основным жизненным законом. После этого столкновения я тут же удалился в нашу половину дома и лег в постель. Я лежал в темноте, и то был первый раз в моей жизни, когда я позволил себе лить слезы. До сих пор я относился ко всему вокруг с интересом, и он защищал меня от ран и чрезмерно сильных эмоциональных потрясений. Но сейчас этот интерес был утрачен. Жизнь не казалась мне чем-то заслуживающим изучения. Я впервые задумался над тем, о чем боялся думать — о неотвратимой конечности всякого дара. Имеет ли значение, каковы истинные чувства Криса и его движущие мотивы, будь то скука, сексуальные комплексы, стремление эпатировать публику или настоящая страсть? Я самоуверенно полагал, что моя миссия заключается в своевременном вмешательстве в его жизнь, может быть я заблуждался и моя миссия заключалась в том, чтобы научить его страдать, чтобы затем, наконец, он обрел покой, семью, жену, детей, стабильную человеческую жизнь. Нет, с таким голосом, как у него, этот вариант явно не подействует. Мои мысли целиком сосредоточились на пылающей комнате. Я словно забыл о существовании моего друга. Я пытался понять, чего они хотят от меня, в чем я сделал осечку, и как мне следует поступить дальше, чтобы исправить ситуацию. У меня было два выхода — на выбор. Первый — отправиться к конечной цели немедленно, второй — сделать еще одну попытку, позвонить Торну и попросить его о встрече, рассказать ему все о моем прошлом, настоящем, о Томасе, о Генри, о… Фигура Джеймса Торна приобретала в моих глазах все большую притягательность. С ним я связывал возможность избавиться ото всех неприятностей. А между тем я прекрасно отдавал себе отчет в том, сколь дик был это порыв. Я встал и стал методично разыскивать среди своих вещей скальпель, наследие моего деда-хирурга, как и широкую прочную резинку, я всегда возил их с собой, на всякий случай. Я не был болен и не был пьян, я спокойно вошел в ванную, включил воду погорячее и прикрыл дверь. Уже лежа в ванной, мне вспомнилась ночь на пристани, «ни одно переживание не может длиться вечно и любовь тоже не является исключением» — это была строчка из книги о Шелли. Я невольно улыбнулся тому, насколько прочно литературные архетипы властвуют в моем сознании, и перетянул руку повыше локтя. Постепенно вена на сгибе становилась все заметнее, я пождал еще немного, прислушиваясь к пульсации крови в руке и затем аккуратно дважды полоснул скальпелем, кровь потекла, поначалу даже брызнула, но затем стала сочиться тихо и умеренно. Я опустил руку в горячую воду. Боль я чувствовал лишь слегка, мне нравилось наблюдать за тем, как вода постепенно приобретает розоватый оттенок, гармонируя с перламутровым покрытием ванной. Я закрыл глаза и положил голову на мраморный выступ. Мне не было плохо, и, главное, не хотелось ни о чем думать. Так шло время, сколько, я не знаю.

Я пришел в себя и почувствовал страшную тошноту, было такое ощущение, словно внутри меня кровь превратилась в расплавленный свинец. Вероятно, это было следствием упавшего давления. Крис наклонялся ко мне, и на его лице была растерянность, делавшая его похожим на ребенка, который вдруг потерял мать и не может понять, почему же она больше не в состоянии ответить на его зов. Я обвел глазами комнату, никого кроме него, не было рядом, я лежал на кровати с крепко перевязанной рукой. «Значит все-таки успел», — не без разочарования подумал я.

— Ты вызвал врача? — спросил я его.

— Да, — ответил он, — Элис сказала, что мы во время вошли.

При упоминании этого имени я усмехнулся.

— Ты поедешь со мной в больницу? — спросил я.

— Да, — тем же тоном ответил Крис.

Меня привезли в больницу, а я бы предпочел Пылающую комнату. Но, видимо, Пылающая комната отвергала меня, как ненужный сорный предмет и я годился только на то, чтобы быть пациентом доктора Барта.

Мы ужинали вдвоем. Я ел с аппетитом, после своей неудачной выходки, я чувствовал потребность восстановить свои силы. Крис, наоборот, не ел ничего, а только пил по старой привычке джин прямо из бутылки.

— Вот скажи, — сказал он, стараясь быть спокойным, — что на тебя нашло, Тэн?

— Не знаю, — искренне ответил я.

— Как же мы войдем в эту чертову твою комнату, если один из нас умрет? — спросил он, несказанно удивив меня тем, что он так отчетливо держал в сознании наш давний ресторанный разговор.

— Ты думаешь, мы в нее должны входить? — поинтересовался я.

— Ты же сам так сказал, — ответил он с недоумением. — Ты же с меня слово взял. Я разве его нарушил? Чем я тебе не угодил?

— Да ты тут ни при чем, Крис, — возразил я, — и потом понимаешь, я вообще не могу быть уверен, что эта комната существует, что это не продукт моих фантазий, галлюцинаций, бреда какого-нибудь.

Крис встал и начал ходить по комнате из угла в угол. Я продолжал есть, не глядя на него.

— Хорошо, — согласился он, — ну, нет твоей комнаты и черт с ней, что же это значит, что нас тоже нет, — он схватился за свое плечо, как будто желая удостовериться что он все-таки существует как физическая реалия. — а наша любовь, я ведь люблю тебя, это тоже галлюцинация? — он подошел ко мне и опираясь на спинку стула навис надо мной как скала. Я прекратил есть.

— Я не знаю, — ответил я, — я многого не понимаю. Кто, например, эти статьи писал о тебе и корпорации «Vista», почему ты все это не опровергаешь?

— Какая еще корпорация? — спросил он, с искренним изумлением.

— Есть такая корпорация, — пояснил я, — она выпускает игру, игра тоже называется «Пылающая комната». Геймеры, хакеры, программисты на ней зациклены, потому что тот, кто выиграет, получит, какой-то очень выгодный контракт с корпорацией, ну понятно, что выиграть не каждый может, для этого надо быть профессионалом.

— Терпеть не могу компьютеры, — с неистребимой ненавистью заметил Крис и отошел от меня, даже отшатнулся, как будто я был тем самым воплощением ненавистного ему мира IT.