27 декабря 2001
Я не мог поехать к Хайнцу, поэтому Хайнц приехал ко мне. Сдержанный и вежливый осведомился как я себя чувствую. Я чувствую себя отлично, как и полагается чувствовать себя тому, чьей предсмертной просьбой была просьба дать ему спокойно помочиться. Детектив этого не понял или сделал вид, что не понял. Тем хуже для него. Он ждал, что первый спрошу его о том, что показал арестованный. Мне плевать, что он показал, мне плевать, кто убил Генри Шеффилда, которого я трахал за то, что он подобрал меня на улице, мне плевать, что меня называют шлюхой и потаскушкой, что меня чуть не прикончила в сортире какая-то мразь, мне все становиться безразлично. Похоже, это действие транквилизатора.
— Вы знаете, что нам удалось обнаружить, господин Марлоу, — он посмотрел на меня своими стеклянными черными глазами и в них, казалось, появилось сострадание, — на квартире у Раймонда Кларка (так его надо полагать звали), была визитка господина Даншена, не могли бы вы откомментировать это?
— Я знаю господина Даншена слишком плохо, чтобы давать комментарии, — ответил я, поглаживая собаку, — Спросите у него сами.
— Какие мотивы могли быть у Кларка нападать на вас?
— Мотив самый обыденный, господин Хайнц, я — педераст, и не скрываю этого, — я посмотрел ему в глаза без всякого смущения, но он не отвел взгляд, ни единый мускул в его лице не дрогнул. Он и бровью не повел.
— Были ли иные причины, ссора, или что-то еще?
— Я видел его дважды в жизни, первый раз, когда вошел в клуб, второй раз, когда достал свой член из штанов, — меня несло все дальше и дальше и все сильнее.
Хайнц еле заметно улыбнулся и сам предложил мне закурить, протянув свои сигареты.
— Так вы признаете, что вы — гомосексуалист, господин Марлоу?
— Вы и сами это прекрасно знаете, — ответил я, не испытывая ни малейшего стеснения.
— Я вынужден задавать вам этот вопрос, поскольку только ваше личное признание имеет силу.
— Проведите экспертизу, — предложил я ему, — это, кажется, не сложно.
Детектив, не ожидавший, видимо, подобного цинизма, слегка поморщился. Я был вполне удовлетворен, теперь он был моей жертвой, мы наконец поменялись ролями.
— Этого не требуется, достаточно ваших слов, — заверил он меня. — как давно началась ваша связь с Крисом Харди?
— Так давно, что и вспомнить трудно, я полагаю еще во времена Нерона, — я выдохнул дым и потрепал Чани за ухом, — потом мы плавали с ним за золотом в Южную Америку, там прошли инициацию в племени, вырезанном впоследствии конквистадорами, мы занимались любовью в огненном кругу на шкурах леопардов, а все племя смотрело на нас, включая женщин и детей, такие у них обычаи. После чего мы дали клятву на крови. И с тех пор неразлучны.
Я замолчал и подняв голову заметил, что в дверях стоит Айрон и на лице его выражение неподдельного ужаса. Мне стало весело, и я предложил ему присоединиться к нашей беседе. Хайнц оглянулся и коротко поздоровался. Айрон сообщил, что Даншен приехал по срочному делу. Я вопросительно посмотрел на полицейского. Он отрицательно покачал головой.
— Скажите ему, чтобы ждал внизу, пока господин Хайнц не закончит со мной. — велел я. Айрон кивнул и удалился.
— Все это очень занимательно, господин Марлоу, — продолжил детектив в ответ на мое откровение. — вы действительно в это верите?
— Это было, — сказал я, прикуривая следующую сигарету, от предыдущей, Хайнц не успел протянуть мне зажигалку, — ничего не поделаешь.
— Это очень рискованное заявление, знаете ли, — заметил он.
— Риск — благородное дело, — ответил я банальностью на его деликатное ханжество.
— И все же вернемся в рамки нашего времени, как давно вы вступили в связь?
— Около года назад, я захотел переспать с ним, как только его увидел, у него была замечательная зеленая майка с надписью Kiss my ass, please, это please очень возбуждает.
Хайнц покачал головой, мне было любопытно, сколько он еще выдержит. Но он держался молодцом. И тогда мне пришла в голову уже совсем непристойная мысль: «Встает ли у него от моих рассказов?»
— Нет, господин Марлоу, — произнес он, и мне показалось, что он отвечает на мой вопрос, так странно прозвучало это неуместное «Нет». — Меня интересуют отнюдь не майки господина Харди, а его браслет.
— Был у него браслет, медный, сломался, перед пресс-конференцией, когда альбом вышел, а потом и вовсе пропал, — пояснил я. — Извините, я могу предложить вам кофе?
— Да, конечно. — отозвался полицейский, — с лимоном, если не трудно, — добавил он довольно нагло.
Я подумал о Даншене. Дождется он внизу или так и уедет со своим срочным делом.
Прошел на кухню, приготовил нам обоим кофе, Хайнцу с лимоном, себе с бренди и вернулся на место. Сделав несколько глотков, мой мучитель блаженно прищурился.
— Кто мог подкинуть его на место преступления, — вдруг спросил он таким тоном словно вел диалог с самим собой.
— Кто угодно, — ответил я, — Вы же должны лучше это знать. Это ваша профессиональная обязанность.
— Вы бы хотели помочь вашему… другу, — поинтересовался он.
— А как вы сами думаете?
— Думаю, вы бы не отказались, так вот назовите, конфиденциально, разумеется, всех кто может являться его врагом, тайным или явным.
— Вряд ли у него есть враги, есть женщины, которым он отказывал, мужчины, которым он бил морду… — мне захотелось добавить «и девочка-подросток, которую он носил на руках…», но сдержался.
— Кто именно, господин Марлоу? — Хайнц очень внимательно изучал меня, следя за каждым моим движением. Чани встал на задние лапы и начал облизывать мое лицо. Детектив терпеливо ждал ответа.
— Я не знаю, — ответил я.
— Хорошо, я думаю, на этом нам стоит остановиться, — он встал и подал мне руку. Я пожал ее. Он ушел. И явился Даншен. Бодрый и полный энергии, я начинал понимать чувства Бодлера, испытывавшего ненависть к здоровым и полным жизни прохожим на улице. Плечо ныло. Даншен сказал, что JT просит представить в самые краткие сроки сингл, таково их условие. Я подумал о том, что надо написать ранее задуманный мною текст песни «Напиток Господина Говарда» и заверил его, что все будет сделано в самые короткие сроки. Я готов был душу продать дьяволу, лишь бы он убрался поскорее. Он вероятно и сам понял, что я не настроен на длительную беседу и ушел восвояси. Оставшуюся часть дня я пролежал в спальне с задернутыми шторами, думая над вопросом Хайнца, есть ли у Харди враги. Чани лежал рядом с постелью, его присутствие действовало на меня успокаивающе.
Вернулся Крис и спросил, не голоден ли я. Я был не просто не голоден, я не мог даже подумать о еде.
— Тэн, какого черта, тебе нельзя не есть, — убеждал он меня.
— Хайнц приезжал. — сказал я ему, — у этого парня нашли визитку Даншена. Ты понимаешь, что это значит?
Крис провел по лицу рукой.
— Сука, одно дерьмо кругом, кому доверять-то, — я пропустил мимо ушей его риторический вопрос и продолжал.
— Даншен подослал его, чтобы убить меня, тебе это ни о чем не говорит, не тебя, а меня.
— Ты уверен? — спросил Харди, — Ты в этом уверен?
— Я почти не сомневаюсь, но признания они из него не выбьют.
— Я его сам из него выбью, — ответил он и сжал мою руку.
— Нельзя, тебя к нему не подпустят, надо действовать обходными путями.
Харди молчал.
— Я много болтал сегодня, — признался я, — наговорил черт знает что, как только Хайнц все выдержал.
— Что ты ему наговорил? — Вместо испуга у Харди в глазах блеснуло искреннее любопытство.
— Что мы с тобой были любовниками еще во времена Древнего Рима.
Он расхохотался. Мне было приятно, что он относится к этому с легким сердцем.
— Принеси мне фотографии, — попросил я, — я хочу на них взглянуть.
Он немедленно отправился за снимками и принес мне целую пачку этих произведений. Я рассматривал их с интересом, все они были весьма недурны, я даже представить себе не мог, что Освальд достигнет такого эффекта.