В кухне, наливая воду, Ярослав сказал Барсу:

— Не горюй, дружок, теперь ты будешь сыт. И мамуся скоро выздоровеет.

Барс почувствовал, что у хозяина хорошее настроение, завилял хвостом и побежал вслед за Ярославом в комнату.

— Вижу, вижу, что ты пришел, Барс, — лаская собаку, сказала Анна.

Собака лизнула хозяйке руку.

— Барс, ляг у дверей и стереги маму, — приказал Ярослав. — Я пошел, мамуся.

— Непременно надень пальто, слышишь? А то я знаю тебя — выскочишь в одном сюртуке. Не хватает, чтобы ты заболел, — заволновалась Анна.

Хотя дождь и прекратился, но тонкая рубашка плохо защищала от пронизывающего холодного ветра. Ярослав почти бежал три квартала до улицы Паржич. Очутившись во дворе многоэтажного дома, мгновенье постоял около ворот, выжидая. Убедившись, что никто за ним не следит, быстро пересек двор.

Франтишек, Ружена и доктор Ванек пили кофе. Больше в комнате никого не было, когда вошел Ярослав.

— Совсем по-весеннему! Молодость, горячая кровь! — прогудел Франтишек.

Доктор Ванек вынул изо рта трубку и с укором покачал головой.

— Мать не жаль? Ружена, милая, дайте ему поскорее чашку горячего кофе.

Ярослав сел за стол, накрытый чистой белой скатертью.

— Ты, сынок, свой гонор спрячь, — строго сказал доктор Ванек. — Видишь, до чего гордость довела. Несомненно, последний сюртук заложил. Третий месяц Франтишек не может тебя убедить взять деньги.

— Держи, здесь шестьдесят крон. Бери без разговоров, — видя смущение Ярослава, сказал Модрачек. — Я не какой-нибудь там эрцгерцог или банкир, не из своего кармана даю. Эти деньги из рабочей кассы. Когда тебя еще на свете не было, твой отец, тоже наборщик, как и я, организовал нашу рабочую кассу. Он понимал, что она значит для рабочих людей. Держи, разбогатеешь — возвратишь.

— В том то и дело, что я, кажется, стал миллионером. Я хочу с вами посоветоваться…

Доктор вопросительно посмотрел на Ярослава. Тот молча протянул ему извещение венского банка.

Доктор Ванек положил трубку, достал из нагрудного кармана коричневой вельветовой куртки очки, не спеша надел их и молча прочитал бумагу. Затем передал ее Модрачеку.

— Да… Три миллиона! — едва перевел дыхание Франтишек.

— Как быть? Отказаться или взять? — спросил Ярослав.

— А как ты, сынок, думаешь? — спросил доктор, пристально глядя Ярославу в глаза. — Или без денег сон крепче?

— Возьму.

— Правильно! — загудел Франтишек Модрачек.

— Ты верно решил, — сказал доктор, снимая очки.

— У меня есть еще одно дело. Мама настаивает, чтобы я закончил университет. Здесь меня обратно не примут. Мама советует уехать во Львов. Там я смогу продолжить образование…

— Жаль, не хотелось бы с тобой расставаться. Но если надо, поезжай, сынок. Твой отец, где бы он ни был — в России, в Галиции, у нас, в Чехии, всегда находил свое место, всегда был с рабочими. И ты не собьешься, найдешь верный путь.

— Спасибо, дядюшка Ванек. Хочу только попросить вас… — Разрешите дядюшке Франтишеку принять от меня первый взнос в рабочую кассу — триста тысяч крои.

— Молодец, Ярослав! Закваска у тебя отцовская. Франтишек охотно примет от тебя деньги.

— Завтра я пошлю распоряжение банку перевести половину моего наследства и Прагу, а остальное — во Львов. Там для нашей борьбы тоже нужны будут деньги.

— Первым делом, сынок, надо мать поставить на ноги. Отвези ее в Карлсбад, как рекомендуют врачи. А осенью сможешь переехать во Львов.

— Я так и сделаю, — проговорил Ярослав, крепко пожимая руку другу своего отца.

«Акционгезельшафтсбанк» пригласил Ярослава в Вону, — требовались какие-то личные подписи наследника для того, чтобы оформить на него всю сумму, завещанную старым Калиновским.

— Эти хищники, вероятно, просто-напросто не хотят упускать богатого клиента, — предположила Анна, которая не очень охотно расставалась с сыном.

Нет, в Вене у них не осталось друзей или знакомых, а вот в Зоммердорфе Ярославу побывать не мешало бы. Если Марта жива, она должна знать, как сложилась судьба Дарины и ее семьи.

— Обещаю, мама, что разыщу Марту. Она, наверное, вышла замуж.

— Да, конечно, ведь прошло столько лет. У Марты могут быть взрослые дети. Езус-Мария! Как бедная Марта когда-то мечтала заработать денег и купить корову.

— Решили! Марте подарим корову. Да? И еще я что-нибудь придумаю для ее детей. Если разыщу и мою кормилицу, сразу же пришлю тебе телеграмму. А может быть, всю ее семью привезу сюда?

Лицо Анны просветлело: да, она хотела бы повидать своих друзей, которые сердечно и бескорыстно когда-то помогли ей и сыну.

Пообещав матери задержаться не больше двух — трех дней, Ярослав уехал в Вену.

Анна настояла, чтобы Ярослав взял с собой новый, превосходно сшитый костюм с жилетом серебристо-голубого цвета. В тон жилету она сама выбрала жемчужно-голубоватый галстук. И сейчас Ярослав, мимоходом взглянул на свое отражение в трюмо, вспомнил последние наставления матери: редингот непременно надевать в случае дождя и уж, конечно, не забывать, что миллионеру положено носить цилиндр, перчатки и трость.

Позавтракать Ярослав зашел в небольшое кафе при отеле. В ожидании заказанного шницеля и кофе он развернул утренний выпуск «Венских новостей», но едва успел пробежать глазами первый абзац статьи под заголовком «Кто истинный виновник преступления?», как внимание его привлек неожиданно прозвеневший чистый голос:

— Виноваты монахи!

Ярослав невольно повернул голову и увидел девушку, проговорившую эти слова по-русски. Она была очень красива, но какой-то южной, нерусской красотой — смуглая матовая кожа, большие черные, будто бархатные глаза. За столом вместе с ней сидели двое людей постарше, очевидно, ее родители — у мамы были такие же изумительные глаза. Четвертым был гимназист, чем-то похожий на сестру и совсем не похожий на родителей. Он молча пил кофе, и лишь карие глаза его блестели решительным огнем. По всей вероятности, мысли подростка сейчас витали где-то далеко.

Благодаря присутствию девушки Ярославу казалось, что от всей семьи веет чистотой и порядочностью.

Вдруг Ярослав уловил на себе взгляд девушки, чуть-чуть боязливый, но вместе с тем полный неизъяснимого радостного изумления и немого вопроса.

«Она смотрит на меня так, будто мы с ней знакомы, — подумал Ярослав, чувствуя какую-то неловкость. — Смотрит так, будто о чем-то хочет меня спросить… А может быть, мне только показалось?»

Но когда он расплатился и направился к выходу, когда заметил, каким взглядом девушка его проводила, его вдруг охватило незнакомое ему до сих пор волнение, которое не покидало молодого человека даже спустя несколько часов. Правда, одно неприятное происшествие на короткое время заставило его забыть об очаровательной незнакомке.

Это случилось в вестибюле банка. Когда Ярослав поднимался по широкой мраморной лестнице, к нему подошло двое: один — пожилой, с густой сединой на висках, второй — молодой, энергичный.

— Если не ошибаюсь, герр Калиновский? — с почтительностью спросил пожилой.

— Да, — ответил Ярослав. — Что вам угодно?

В этот миг и щелкнул фотоаппарат в руках молодого человека.

— Что это значит? — возмутился Ярослав.

— Мы репортеры, герр Калиновский, — только сейчас представился Фред Курц, в прошлом знаменитый «король» венской информации.

— Я не стану отвечать ни на один ваш вопрос, — сердито сказал Ярослав, продолжая подниматься по лестнице.

Под вечер, вернувшись в отель, Ярослав попросил у портье ключ. Вместе с ключом, расплываясь в почтительной улыбке, австриец протянул ему «Брачную газету».

В этот день судьба свела Ярослава с Каринэ и ее братом.

— Вахтанг, — галантно поклонился гимназист.

— Вахтанг-джан, — ласково обратилась Каринэ к брату, — скажи маме, что я прогуливаюсь по набережной с господином. А кто он — она узнает из этой газеты. — И протянула брату тот самый номер газеты, который недавно получил от портье Ярослав.