И еще одно. Без устали воевавший с идеями-паразитами и словами-паразитами на стороне идей жизненных, на стороне слов, подкрепленных делом, Шоу порой оказывался пленником своей избыточной рациональности. Это отразилось и в его знаменитых романах «в письмах», и в изрядном «пиквикизме» британского фабианского социализма, в котором так велика была личная роль Шоу, и в примиренческом отношении Шоу к фашистским, тоталитарным режимам, которое, конечно, не может быть принято советским читателем.

Для своих чувств и мыслей Шоу всегда искал отточенное, парадоксальное словесное выражение. И в этом смысле вереи расчет X. Пирсона, построившего биографию Шоу как монтаж документов. Жизнь Шоу целиком предстает здесь в письмах, записках, отчетах и т. п., создавая впечатление, что у Шоу, собственно, и не было никакой «личной жизни», то есть жизни, принадлежащей ему одному; была только жизнь на людях, для людей, и слово служило ему при этом не просто орудием производства, но единственным верным средством связи с людьми, равно как и средством самовыражения и средством оставаться самим собой.

Впрочем, на этот счет — как и во всем, что связано с Шоу, — существует примерно столько же мнений, сколько вышло уже о Шоу книг. Одно из неоспоримых достоинств X. Пирсона-биографа заключается в том, что он избежал полемической односторонности, подав Шоу таким, каким он был. Избежала эта биография и особого рода умиротворения, свойственного книгам о великих людях. Перед нами книга о великом человеке, по о живом великом человеке, к которому трудно спокойно относиться, с которым и о котором возможен спор, который еще нуждается в новых и новых критиках, толкователях и который — всякое бывает — может нас еще чем-нибудь поразить.