— Марджа, — окликнул ее старик, — мы хотим поговорить с Мохаммедом Афзулом, он дома?

Она посмотрела на старика воинственно, затем бросила взгляд на Дерека и кивнула:

— Он как раз пробудился после послеобеденного сна. А кто его зовет?

Анне-Лиз, для которой этот диалект был достаточно прост, чтобы понять все, о чем идет речь, улыбнулась. Женщина говорила как служанка в доме Дерека в Канпуре.

— Я Казим Карас, посланный Бахадур-шахом из Дели, — сказал ей Дерек, — мои приветствия Мохаммеду Афзулу, мы с ним старые товарищи, служили когда-то в армии раджи.

Марджа отвернулась, явно недовольная его словами о радже, а главное тем, что их слышал старик.

— Пойдемте, — сказала она бесстрастно, — я сестра Афзула. Наш дом — ваш дом. — Она повернулась к старику, последовавшему за ними: — А ты, старик, должен уделить внимание более важным делам. Мой брат будет очень недоволен, если завтра вечером соберется совет старейшин, а твой план постройки нового шлюза для гончарных работ будет не готов.

Старик пожал плечами:

— Я не голосовал за гончарные работы.

— Но план принят и поддержан советом. Ты должен подчиняться большинству, — отрывисто сказала Марджа.

— Кто ты такая, женщина, чтобы говорить о моих делах? — спросил скорпион.

Она взглянула на него:

— А кто ты, старик, чтобы подслушивать разговоры, а потом пустословить со своими дружками? Уходи, а то я скажу Мохаммеду Афзулу, что ты слишком ленив, чтобы быть достойным пособия, которое тебе дали.

Старик выпятил грудь:

— Деньги дала мне деревня за службу предшественнику Мохаммеда Афзула. Ты должна уважать меня, женщина.

Она красноречиво пожала плечами:

— Я ничего не должна старой змее, которая только и ждет, как бы ужалить моего брата. Только он раньше вырвет ее ядовитые зубы!

Видя, что скорпион багровеет и готовится начать новую атаку, Дерек поспешно вмешался:

— Эта перебранка ничем не кончится. Я должен увидеть Мохаммеда Афзула до захода солнца, иначе ночь скроет наши лица… и обиды.

— Хорошо сказано, мой друг! — круглолицый, коренастый Мохаммед Афзул высунулся из двери своей хижины, добродушно почесываясь. — Вы слишком долго входите, хузоор. Слишком много вина и слишком много женщин делают мужчину медлительным!

С радостью Дерек обнял его. Несколько деревенских жителей, слышавших перебранку Марджи и скорпиона, вышли из своих хижин. К неудовольствию старика, им было приятно видеть, что их предводитель на короткой ноге с тем, кто служит при дворе великого падишаха. Он отошел, бормоча проклятия в адрес Марджи:

— Чтоб ты засохла! Чтоб ни один мужчина не имел тебя, гадючий твой язык!

Марджа только фыркнула и посмотрела ему вслед с отвращением. Ясно, что его оскорбления ничего не значили для нее.

Мохаммед Афзул ввел Дерека и Анне-Лиз в дом. В чисто вымытой комнате было сравнительно прохладно: ее толстые стены надежно защищали от солнца. Яркие красные, голубые и зеленые коврики расцвечивали пол. Ставни на окнах были открыты, сквозь них виднелось темно-голубое небо. Марджа, ругая скорпиона, вышла из дома, чтобы закрыть ставни. В доме сразу стало душно. Мохаммед Афзул сурово посмотрел на сестру:

— Ты слишком много внимания обращаешь на старика, Марджа. Почему ты так боишься его?

— Даже у старого скорпиона есть жало, — возразила она, потом ее взгляд смягчился. — Ты веришь в доброту каждого, пока он не украдет у тебя последние штаны. — Она рассмеялась, затем сжала своих худые руки:

— Я сержусь только тогда, когда они обворовывают тебя.

Марджа снова вышла. Через минуту она быстро внесла подушки, затем поставила на плиту чайник.

Мохаммед Афзул опустился на подушки, приглашая Дерека и Анне-Лиз сделать то же самое.

— Итак, — он взял кривую саблю и расколол кокосовый орех, почему вы путешествуете в образе посланника Бахадура, мой друг? В последний раз, когда мы видели, на вас были цвета раджи. — Он заметил настороженный взгляд Дерека на Марджу и добавил: — Вы можете говорить при Мардже. Ее язык развязывается только тогда, когда она хочет отругать скорпиона и прочих гадин. — Он предостерегающе поднял голову, когда Марджа сердито взглянула на него: — Помни, что дела моих друзей тебя не касаются.

Она что-то проворчала в ответ и принялась с такой силой тереть кокосовый орех, словно хотела выместить на нем свою досаду.

Дерек, сложив свои длинные ноги в позу лотоса, наклонился вперед:

— Леди и я бежим, спасая наши жизни, как ты мог догадаться, старый друг. Цвета раджи — цвета крови в эти зловещие дни.

— Я не большой друг раджи, — предупредил Мохаммед Афзул. — Дни, мрачные для ангрези, — ясные для народа Индии. Однако я предостерег мою деревню не выступать против раджи ради нашей собственной безопасности. Мы не принимаем участия в кровопролитии, и никто не причинит вам здесь вреда.

Марджа снова заворчала, на этот раз в ее словах слышались нотки сомнения.

— Марджа права, Мохаммед Афзул, — сказал Дерек, — несмотря на твой авторитет и влияние среди людей, никто не может быть сейчас ни в чем уверен. Хочу тебе только сказать, что, не принимая участия в восстании, вы вряд ли получите гарантии в том, что раджа не отомстит, если восстание будет подавлено, английские женщины и дети лежат среди мертвых. Об этом не забудут, когда придет срок расплаты.

— Вы честны, мой друг, и я буду честным с вами. Вы правы, что принимаете все меры предосторожности, но в моем доме вас никто не тронет, если только не убьют меня, — ответил Мохаммед Афзул твердо. И продолжил с улыбкой: — В деревне нет мужчины, который владел бы саблей, как я, так что, я думаю, многие проглотят свое недовольство, когда поймут, что им придется иметь дело со мной.

— Я прошу только разрешения остаться на ночь, мой друг. Завтра мы с Анне-Лиз рискнем отправиться в Лакнау, чтобы узнать, есть ли возможность найти убежище в резиденции.

Мохаммед Афзул отрицательно покачал головой:

— Резиденция окружена. Есть слухи, что комиссар Лоуренс умер на четвертый день осады. Не думаю, что тем, кто находится в резиденции, долго осталось жить.

Новость о смерти комиссара Лоуренса была для Дерека сильным ударом. Дерек считал его лучшим комиссаром компании и знал как самого преданного среди англичан друга Индии. Если резиденция пала, значит, последний островок безопасности на севере потоплен в крови. Взгляд Дерека упал на Анне-Лиз. Будучи фаталистом по отношению к себе, он больше сейчас волновался о ней. Он сжал ее руки:

— Если нам суждено умереть, будет лучше провести наши последние дни среди друзей. Однако, Мохаммед Афзул, мы не хотим подвергать твою семью риску, если дела пойдут худо, как в Лакнау. Наверное, нам все-таки лучше уйти.

Мохаммед Афзул не ответил.

— Кто эта женщина с вами? — через минуту спросил он на хинди. — Она красавица даже на наш вкус.

— Это моя жена, — ответил Дерек по-английски, ожидая, что Анне-Лиз взорвется: она знала, что мусульмане не так щепетильны, как англичане, если мужчина путешествует с женщиной, не связанной с ним узами брака. Анне-Лиз действительно бросила на него свирепый взгляд, который предвещал тяжелый разговор наедине. Мохаммед Афзул, кажется, не заметил, что Анне-Лиз сердится, но Марджа проявила острый интерес. Она быстро отвела глаза и многозначительно сосредоточилась на закипавшей воде. Потом она разлила чай, поставив чайную посуду на поднос, и перенесла его на низенький столик посередине комнаты. Мохаммед Афзул сказал:

— Решено. Вы остаетесь с нами до тех пор, пока восстание не кончится тем или иным путем. Вам небезопасно оставаться без приюта. Вы знаете, Дели пал.

— Мы не можем подвергать тебя и Марджу такой опасности, Мохаммед Афзул. Вас убьют, если меня и Анне-Лиз найдут здесь. Если нельзя попасть в Лакнау, мы отправимся в джунгли и там переждем, пока восстание закончится.

Мохаммед Афзул спокойно подул на чай:

— Вы останетесь с нами, и никто не узнает, что вы англичане. Все будет хорошо. Восстание ослабнет и потухнет, как орудийный фитиль в пасмурный день, и тогда ваши друзья станут нашими друзьями. Я не такой дурак, мой друг. Индия не сумеет завоевать себе свободу, имея только численное преимущество. Вы, англичане, упрямая команда и, как вы сказали, сильно разгневаны массовыми убийствами ангрези. Если восстание будет клониться в пользу Индии, мы с Марджей быстро переправим вас в джунгли, но пока вы можете оставаться с нами. Я не вижу другого пути, — улыбка появилась под его широкими усами.