— Ты восхитительна, как песнь Соломона. Даже король, измученный в сражениях и обремененный тяжелыми обязанностями, превратился бы в поэта перед такой красотой. Что же должен чувствовать израненный солдат, когда получает такую сладость? — Его легчайшие прикосновения к ее груди снизу были прекрасны. — Даже если бы твое тело и не было таким поэтическим сном, как это есть, я бы любил тебя не меньше, потому что твое сердце и ум свободны и честны. Что за добрый джинн принес тебя мне в тот давно прошедший день, когда муссоны пронеслись по этой земле дождем, похожим на слезы божества?

Его руки погрузились в ее волосы и притянули ее, его губы слегка касались ее рта, затем ее шеи, а потом заскользили тихо вниз, к более нежной плоти. Когда его язык слегка поддразнивал розы ее грудей, она вздохнула и задержала дыхание, выгибаясь под ним.

— Скорее, — шептала она, — приходи в меня скорее, я так изголодалась по тебе, моя любовь. Ты станешь моим солнцем, которое сделает сияющими все черные и одинокие ночи, как будто ты великолепная звезда, посетившая эту полночную землю. Заставь меня забыть мои зимние сны ради лета, которое окутало меня теперь теплом своих горячих лучей, — оплетя его шею руками, она притянула его голову вниз. — Приди ко мне, мой сладкий солдат, и мы запомним все долгие ночи, которые придут потом.

Его руки сжали ее, его губы опустились на бугорки ее грудей. Анне-Лиз издала слабый звук, когда он слегка коснулся ее тела. Он согнул ее спину, кончики его пальцев скользили по позвоночнику, она вздрогнула от холодка этого ощущения, несмотря на ночную жару. Тень прошуршала в окне, где-то прокричала сова.

Руки Дерека обвились вокруг узкой талии Анне-Лиз и остановились там, где сари прикрывало ее бедра. Его пальцы развязали последнюю завязку на нем, и оно мягко упало на глиняный пол перед последней паузой. Их губы соединились, и они опустились на соломенное ложе, его тело возвышалось над ней. Из-за жары на Дереке была только набедренная повязка, его тело имело цвет красного дерева. Его мышцы были тверды, и, когда он накрыл ее, она была потрясена его мужскими достоинствами. Он входил в нее уверенно, как будто она была частью его тела… частью земли, и он знал ее, как собственное тело. Его волосы касались ее живота, в то время как он искал ее источник, сначала руками и только потом губами. Когда он впервые дотронулся до ее женственности, она издала испуганный вздох, затем стала ждать с напряжением и неуверенностью, когда его рот найдет ее. Казалось, что тело ее медленно расплавляется, превращаясь в цветущую жидкость, как будто она была огненной рекой. Здесь был источник жизни, это были Тигр и Евфрат всего сущего.

Капли пота сделали кожу Дерека влажной. Он быстро сбросил набедренную повязку и вернулся к своему чувственному пиру. Ее сексуальное чувство поднялось, как будто она была созревшим плодом, готовым лопнуть под его языком. Он продолжил ее удовольствие, она застонала: что-то обжигающее струилось в ней; потом вскрикнула, снова содрогнулась, и он вошел в нее, его чувство было таким же высоким, как и ее. Сильно желая ее, его тело пронзило ее так глубоко, что она почувствовала, что движется вместе с ним, потом против него, требуя его и всех его сил, которым он должен дать волю. Его ритм становился быстрее, его дыхание обжигало ее шею. Огонь проник в них, неожиданно разгоревшись и ослепив. Дерек тянул ее волосы почти до боли, но она едва замечала это во все пожирающем пламени страсти, которую он зажег.

— Лиз! — закричал он, когда его тело содрогнулось в ней на вершине экстаза. Они лежали истощенные и спокойные, он шептал ей хрипло: — Ты такая женщина, каких я никогда… мне никогда не хватит тебя.

«Но ты должен, — думала она печально. — Ты должен удовлетворить всю свою страсть со мной, пока на короткое время мы вместе. Если мы расстанемся, то навсегда».

Луна поднялась высоко, ее бледный диск тускло освещал их постель. Всю долгую ночь они любили друг друга, находя и теряя сердцевину своей любви, которая всегда казалась такой неуловимой. Солдат и его подружка, они должны происходить из свиты Александра, когда много веков назад он стремился присоединить Индию к своей империи. Любовь не похожа на лик наций, она мало изменилась за это время, кроме одного — женщину так же нелегко добыть мечом.

Рассвет пришел с клубами тумана, висящими по краям полей. Сухие пальмы в слабом свете были шафрановыми, дикие утки и чайки низко летали над гладкой бронзовой водой. Анне-Лиз вздрогнула на плече Дерека: ей опять пригрезились крушение поезда, дергающиеся пальцы на ногах вора, повешенного под навесом лавки, мертвая индианка и пустые глаза Конрана. Затем ужасное видение исчезло, остался только восход, спокойный и воздушный, как шелковая фата новобрачной.

Анне-Лиз подняла голову и взглянула на Дерека. Он еще спал, рукой как бы защищая глаза от солнечного света. Его голое тело за это время приобрело цвет меди, похудевшее лицо обросло черными волосками. Ему нужно было постричься, усы, густо разросшиеся над верхней губой, делали его похожим на индуса. Ей нравилось смотреть на рот Дерека, когда он спал. Когда он просыпался, его губы складывались в высокомерную и злую усмешку, замораживающую ее сердце, а спящий он выглядел, как человек добрый и сострадательный — он не был ни высокомерным аристократом, ни грубым солдатом.

Анне-Лиз наклонилась над ним, ее длинные черные волосы упали ему на грудь, и поцеловала его нежно. Его веки дрогнули:

— Ты хорошо спала?

Она засмеялась:

— Вообще не спала, думаю, благодаря тебе. Ты мужчина неукротимой энергии.

Он запустил руки в ее волосы и притянул ее к себе:

— Меня вдохновили твои ангельские чары, поцелуй меня, чтобы я знал, что ты не сон.

Счастливая, она поцеловала его, но ее веселость постепенно сменилась желанием. Она подняла голову, ее щеки были розовыми, как утренняя заря:

— Как глупо! Теперь мы не поднимемся в ближайший час, и Мохаммед Афзул обвинит нас, что мы отказываемся исполнять свою работу.

Его руки обвились вокруг нее:

— Забудем о них на время. У меня теперь другие интересы.

Чувствуя, как что-то становится твердым около ее бедра, она улыбнулась с ленивым озорством:

— У меня идея расстроить ваши планы, сэр.

Длинной, свободно падающей прядью своих волос она начала гладить его как большого спящего кота. Он слегка рассмеялся от этой щекотки, но в его сузившихся глазах уже светилось желание. Когда она достигла его обнаженного паха, он был уже полон страстного огня.

— После этой ночи я не смогу любить другую женщину, — проговорил он хрипло. — Ты как сильно действующий эликсир в моих венах, толкающий меня на излишества. Мне всегда будет недостаточно тебя… — Его губы потерлись об ее щеку. — Я хочу умереть в тебе… Люби меня, Лиз… люби меня снова — до изумления и исступления, как было ночью.

Он погрузил свое лицо в ее волосы. Этот мягкий черный поток волос всегда возбуждал его. Язык Дерека касался ее, дразнил ее, делал ее дыхание затрудненным, соски ее грудей набухали. Мурлыкая, она пробралась к нему между бедрами, поднимаясь и падая на него. Дерек остановился и вошел в нее, его глаза закрылись в экстазе, когда ее укромные ножны приняли его, а ее изящное тело слилось с ним. Его бедра двигались, слабо сокращаясь, вовлекая ее в единый пульсирующий животный ритм, который вскоре захватил их обоих. Она обняла его бедра, затем с силой прижала его к себе, чтобы он оказался еще глубже в ней. Ее губы ждали его иссушающих поцелуев, ее ноги обхватили его. Он с силой отдавал себя, упиваясь хриплыми звуками, вырывавшимися из ее горла. Руки Анне-Лиз скользили по его спине, сжимали его плечи.

— Сейчас, — шептала она, — сейчас, Дерек, сейчас…

Затем он потерял себя в потоке тепла, излившемся в нее, огромная кипящая волна его желания поднялась так высоко, что ее ногти впились в его тело, их крохотные кончики пульсировали вместе с его движениями. Они оба были потеряны для утренней работы, поднимающаяся жара проступала каплями пота на изогнутых телах. Анне-Лиз высоко изогнулась, достигнув вершины, ее крик разнесся в туманном солнечном воздухе. Дерек вздрогнул на ней, его мышцы напряглись, и он расслабился, как будто его тело издало долгий вздох.