— Чем ты занималась?
— Что?
— Ты просила милостыню!
— Нет, тебе показалось, просто я выгляжу, как нищенка.
— Ты слышала ружейные выстрелы прошлой ночью?
— Они дважды разбудили меня.
— Это делается, чтобы не дать уснуть тем, кто в резиденции… и все часовые на месте. Видишь вон тот отряд конных сипаев? Я наблюдал за ними, когда ходил на телеграф. Я думаю, это летучий отряд, готовый изрубить каждого, кто решит выйти из резиденции. Кто знает, — закончил он, — как вырваться из осады. Думаю, нам лучше попробовать добраться до Лакнау.
— Ты не думаешь, что нам лучше миновать Лакнау? — спросила она спокойно, когда они выезжали из пока не охраняемых восточных ворот.
— Нет, в данной ситуации у нас слишком небольшой выбор, я не хочу рисковать.
— Ты имеешь в виду сложности со мной? — она печально взглянула на него. — У тебя будет гораздо больше шансов, продолжая путь в одиночку.
— Вероятно, — он улыбнулся, — но ваше общество, мадам, доставляет мне большое удовольствие!
Она слегка покраснела:
— Я не нужна тебе, Дерек. Действительно, никогда не была нужна, за исключением времени, когда ты был болен.
— Я нуждался в тебе всю мою жизнь, — сказал он мягко. — Мариан была удовольствием, ты же — необходимость. Я не осознавал этого, пока ты не покинула Англию. Конран был не одинок в любви к тебе.
Она пристально посмотрела на него:
— Я полюбила тебя, мне кажется, с первого взгляда, как только увидела. Ты для меня был героем, принцем из сказки, и никогда не сделал ничего такого, чтобы разрушить это впечатление, за исключением возвращения к Мариан. Я видела в тебе какой-то идеал, и в этом была моя глубочайшая ошибка. Ты же все еще видишь во мне свою няньку… что-то вроде ангела. Я не ангел, Дерек, но земная и сейчас насмерть перепуганная особа. Если восстала вся Индия, куда мы пойдем? Пока мы были удачливы, но наши шансы выжить равны нулю. Ты прекрасно говоришь на хиндустани и наверняка можешь спастись, но только не со мной. Лучше всего тебе отправиться в Лакнау одному, а мне позволь поступать по своему разумению. Нескольких рупий мне хватит на… — выражение его лица заставило ее умолкнуть. — Нет, я просто решила, что ты должен знать, о чем я все время думаю.
— Если ты собираешься исчезнуть, то знай: я потрачу всю свою жизнь, но тебя найду. Так что выброси из головы свои дурацкие идеи, — предупредил он кратко. — Что бы ни случилось, мы встретим будущее вместе. Да, я идеализирую тебя, но тем не менее вижу, как ты пытаешься осадить мула и не можешь. Твоя слабость только усиливает мою любовь. Если я решил защищать тебя, то это моя проблема, а не твоя. И не пытайся никогда решать за меня что-нибудь, — убедившись, что на них никто не смотрит, он обнял ее за плечи и крепко поцеловал. — Вот как я люблю тебя! Ты будешь матерью моих детей, а то Роберту придется стать ответственным за продолжение рода Клавелей. Я не женюсь ни на ком, кроме вас, мисс, так что смирите свою гордыню!
Она освободилась от него:
— Я не верю этому, но даже если бы и верила, то все равно не вышла бы за тебя. У вас доброе сердце, Дерек Клавель, но ваше тупоумие безгранично, как луга Сассекса. Отправляйтесь домой и женитесь на леди, у которой голубая, как у вас кровь, если уж вам так хочется жениться… А у меня кровь алая, как ты мог заметить. Забудь меня. А я уж точно попытаюсь забыть о тебе.
— Вряд ли тебе это удастся, — ответил он ровно, — так же, как и мне… поэтому лучше прекратим этот глупый разговор и будем говорить серьезно. Мы подходим друг другу. Давай договоримся: ты не позволишь мне задирать тебя, а я не позволю тебе ревновать меня… Бог знает, почему мы оба упрямы, как ослы. Ты будешь упрекать меня за Мариан, пока мы не поседеем, а я буду ревновать к Конрану до гробовой доски. Но, клянусь Аллахом! — он возвел глаза к небу и рассмеялся, — я не видел пары хуже, чем мы, похоронившие себя в старческом слабоумии.
Она вздохнула:
— Ты на самом деле рассуждаешь, как старец, у которого отшибло память. Где мы будем жить? Мы не можем вернуться в Англию, а Индия взорвалась, как перегретый котел. И потом, почему ты так уверен, что мы обязательно должны быть вместе?
— Пока мы можем отправиться в Австралию, — вставил он оживленно, затем с загоревшимися, как у мальчишки, глазами добавил: — Я найду там золотую жилу и поставлю на колени весь золотой рынок!
Она засмеялась:
— Ты как папа, который постоянно открывал новые страны.
— А ты дочь своего отца, не так ли? — он понимающе улыбнулся, его темные глаза повеселели. — Австралия полна мягких шерстяных овечек. Ты можешь стать им матерью, пока мы не произведем своего выводка.
Она выгнула бровь:
— А ты не подумал о том, что не очень-то красиво с твоей стороны строить подобные планы с женщиной, которая только что стала вдовой? И потом, я не хочу в Австралию ни с тобой, ни с кем-либо еще.
— Я подожду, — ответил он смиренно. — Помнишь поговорку: «Поживем — увидим»?
— Кто знает, что еще может случиться… — сказала она задумчиво, но потом наконец решилась: — Ладно, я пойду с тобой в Лакнау.
Он галантно поклонился:
— Я ваш раб, мадам, навеки.
— Ты ни с кем не считаешься, даже с самим собой, — возразила она. — Я помню тебя таскающимся на одной ноге по дому в Канпуре. Ты требуешь слишком многого от себя и от всех остальных!
Тем временем Дерек изучал ее превосходный профиль. Анне-Лиз была красавицей и в этом простом тряпье, оно не делало ее менее привлекательной. Это превратившееся в лохмотья сари не подошло бы Мариан, и теперь он знал почему. Если Анне-Лиз от природы наделена чувством собственного достоинства, то Мариан — в силу своего положения. Надень на нее все это рванье — она станет жалкой.
Теперь Дерек понял, что любит Анне-Лиз намного больше, чем это могло показаться. В ее благородном сердце было столько же сострадания, сколько и мужества. Он не преувеличивал, когда обещал не иметь женщин, кроме нее: другие ему просто не нужны, она была единственной, способной тронуть его сердце с такой теплотой и нежностью. Но сейчас — он должен был это признать — ее независимость и то, что она отвергала его, добавило ей привлекательности.
В полдень Анне-Лиз сгорбилась в седле. Они мало спали в предыдущую ночь. Переход через Ганг был ужасным изматывающим испытанием для Анне-Лиз, которая не умела плавать. После нескольких дней и последних двух ночей в седле Дерек тоже устал до изнеможения. Анне-Лиз не жаловалась, но он решил, что пора найти безопасное место для отдыха прежде, чем ехать дальше, в Лакнау, который, надеялся Дерек, должен быть защищен умелыми действиями комиссара Генри Лоуренса. Когда они проезжали мимо деревни Нанджул, всего в тридцати милях от Лакнау, Дерек принял решение:
— Мы останемся здесь на ночь.
— А это не опасно? — спросила Анне-Лиз.
Он коротко кивнул:
— Я хорошо знаю эти места. В деревне перемешались индусы и мусульмане, но один из моих бывших солдат — здешний начальник. Я доверил бы ему мою жизнь… и наши. А теперь чем меньше жителей деревни увидят тебя, тем лучше. Все время закрывай лицо своим сари.
Когда они въехали в деревню, Дерек решительно остановил первого попавшегося им жителя. У того на лбу была татуировка в виде скорпиона.
— Приветствую тебя, старик. Можешь ты показать нам дом Мохаммеда Афзула?
Глаза старика сузились и подозрительно посмотрели на них. Он был не так стар, как им показалось.
— Какое дело может иметь представитель великого Бахадур-шаха к такому простому человеку, как наш Мохаммед Афзул?
— Почтеннейший, зачем вам знать это? — Ответ Дерека прозвучал многозначительно.
Старик прикинулся простачком:
— Я не хотел вас обидеть. Мохаммед Афзул пользуется большим уважением в Нанджуле. Мы надеемся, у него не будет неприятностей?
— Никаких, насколько мне известно. Где он живет?
Старик махнул рукой:
— Идите за мной. Я покажу.
Опираясь на сучковатый посох, он привел их к оштукатуренному простому дому, ничем не отличавшемуся от остальных. Качели из пеньковой веревки висели между деревьями, по сухой пыльной улице туда-сюда носились босоногие дети. Несколько взрослых стояли на пригорке. Женщина средних лет с острыми чертами лица, держа глиняный кувшин на плече, приблизилась к ним от реки. Ее глаза удивленно расширились, когда она взглянула на форму Дерека, но она быстро отвернулась, как будто ничего не заметила, и прошла мимо.