Меня трясло от отвращения, и все же книга фон Юнцта таила в себе некое кощунственное очарование, я не смог отложить ее в сторону, не дочитав до конца. Приложенные к ней репродукции орнаментов и идеограмм из страны My были поразительно сходны со знаками, изображенными на странном цилиндре и свитке, да и все повествование изобиловало подробностями, содержащими смутные, но неприятно возбуждающие намеки на удивительную близость сущности древней легенды к обстоятельствам появления на свет страшной мумии. Цилиндр и свиток — район Тихого океана — твердая убежденность старого капитана Уэзерби, что циклопическая гробница, где была обнаружена мумия, прежде находилась под обширным строением… так или иначе, в глубине души я чрезвычайно радовался тому, что вулканический остров исчез в глубине океана раньше, чем исследователи смогли отыскать на нем нечто ужасное, таящееся под тяжелой крышкой люка.

Сведения, почерпнутые мной из «Черной книги», оказались чертовски полезными, когда весной 1932 года на меня обрушилась новая волна газетных публикаций и свежих событий. Сейчас я едва ли припомню точно, с какого времени меня особенно начали беспокоить участившиеся сообщения о полицейских акциях против причудливых, фантастических религиозных культов на Востоке, да и в иных местах; но в мае или июне я уже отчетливо осознал, что внезапные и необъяснимые взрывы активности тайных мистических сообществ, доселе редко дававших о себе знать, разом прокатились по всему миру.

Тревожные газетные сообщения теперь связывались для меня, пожалуй, не со зловещими намеками фон Юнцта и не с шумихой вокруг мумии и цилиндра, хранящихся в музее, но с тем обстоятельством, что внимание публики во всем мире привлекло бросавшееся в глаза — и упорно, в сенсационном духе подчеркиваемое прессой — разительное сходство обрядовых действий и речей у приверженцев самых разных тайных культов. Во всяком случае, я не мог не отметить с беспокойством постоянное повторение на этих сборищах одного и того же имени — хоть и в различных искаженных формах, — вокруг которого, похоже, сосредоточивались ритуалы большинства культов и которое возбуждало в собравшихся странное смешение двух чувств — почитания и ужаса. Некоторые имена звучали как Г'танта, Танотах, Тхан-Тха, Гатан и Ктан-Тах — и тут не требовалось подсказок моих ныне многочисленных оккультистских корреспондентов, чтобы увидеть неоспоримое родство всех этих вариантов с чудовищным именем, представленным фон Юнцтом в форме Гхатанотхоа.

Проявлялись и другие весьма тревожные признаки. Снова и снова газеты ссылались на смутное, исполненное благоговейного страха упоминание на этих сходках некоего «истинного свитка», с которым, по всей видимости, связывались какие-то жуткие угрозы и опасности и который якобы содержался под охраной «Нагоба», кто бы или что бы ни подразумевалось под этим именем. Настойчиво повторялось также имя, звучавшее в разных вариантах как Тог, Тиок, Йог, Зоб или Йоб и невольно связывающееся в моем возбужденном сознании с именем злосчастного жреца-еретика Т'йога, упоминаемым в «Черной книге». Имя это произносилось в сочетании с такими таинственными фразами, как «не кто иной, как он», «он видел его в лицо», «он знает все, хотя не может ни видеть, ни чувствовать», «он пронес память сквозь века», «истинный свиток освободит его», «Нагоб обладает истинным свитком», «он может сказать, где найти Это».

Атмосфера постепенно нагнеталась, и я ничуть не удивился тому, что скоро мои оккультистские корреспонденты, так же как и полные сенсаций воскресные выпуски газет, начали связывать необычную активизацию культов с оживлением легенд о стране My, с одной стороны, и с нынешним утилитарным, кощунственным использованием мумии, с другой стороны. Многочисленные статьи в первой волне газетной шумихи, с их настойчивыми намеками на прямую связь мумии, цилиндра и свитка с преданиями из «Черной книги», с их безумными, фантастическими измышлениями по этому поводу, вполне могли спровоцировать вспышку до сей поры скрытого фанатизма в группах приверженцев экзотических культов, которыми изобилует наш непростой мир. И вот пресса опять начала подливать масла в огонь — ответом же были новые, еще более неистовые волнения фанатиков.

С началом лета служители музея стали замечать в залах особую категорию посетителей, вновь — после небольшого периода успокоения, последовавшего за первым фурором, — привлеченных сюда публикуемыми в газетах сенсационными сообщениями. Все чаще и чаще среди них оказывались люди странной, экзотической внешности — смуглые азиаты, длинноволосые личности типа ни то ни се, бородатые смуглокожие чужеземцы, явно не имеющие привычки к европейской одежде; и все они неизменно требовали показать им зал мумий, а вскоре за тем их можно было застать неотрывно вперившимися в чудовищные тихоокеанские экспонаты с выражением истинного экстаза на лице. Это внешне спокойное, но зловещее подводное течение в пестром потоке посетителей, видимо, сильно тревожило смотрителей музея, да и сам я был далек от полного хладнокровия. Я не мог не думать о преобладающем распространении тайных культов среди публики именно такого рода, о связи культовых волнений с мифами, с этой ужасной мумией и свитком в цилиндре.

Порой я испытывал желание снять мумию с экспозиции, особенно же это чувство усилилось, когда один из смотрителей сказал мне, что уже не раз замечал, как иные чужеземцы совершали нечто вроде странного ритуала, и слышал украдкой чье-то горячее бормотание, похожее на молитву или песнопение, — это случалось в те часы, когда толпы посетителей несколько редели. Один из смотрителей начал испытывать странные галлюцинации и нервное возбуждение: ему стало казаться, что заключенное в стеклянную витрину тело мумии претерпевает слабые, почти неуловимые, но день ото дня усиливающиеся изменения, особенно же в положении костистых, исступленно скрюченных клешней и в выражении искаженного ужасом каменно-кожаного лица. Он не мог отделаться от впечатления, что веки страшных, выпученных глаз мумии вот-вот широко раскроются.

В начале сентября, когда любопытствующие толпы несколько схлынули и зал мумий иногда пустовал, была совершена попытка разрезать стекло витрины и добраться до тела мумии. Покушавшийся, смуглый полинезиец, был замечен и схвачен смотрителем прежде, чем экспонату было нанесено какое-либо повреждение. Как выяснилось в ходе расследования, этот малый был жителем Гавайских островов и рьяным приверженцем запретных религиозных культов — однажды он уже привлекался к суду за участие в бесчеловечных обрядах и жертвоприношениях. Некоторые бумаги, найденные в его комнате, оказались весьма загадочными и внушающими подозрения — многие листы были испещрены иероглифами, близко напоминающими знаки на музейном свитке и в «Черной книге»; но что-либо сообщить по поводу этих вещей он наотрез отказался.

Не прошло и недели, как еще одна попытка добраться до мумии — на этот раз путем взлома замка стеклянной витрины — обернулась вторым арестом. Задержанный сингалезец, так же как житель Гавайских островов, ранее был уличен полицией в противозаконной культовой деятельности и явил точно такое же нежелание объясняться со следователем. Вдвойне интересным и мрачно-таинственным сделало этот случай то обстоятельство, что смотритель ранее неоднократно замечал, как этот человек обращался к мумии со странными песнопениями, в которых безошибочно угадывалось повторяющееся слово «Т'йог». После этих событий я удвоил число смотрителей в зале мумий и приказал ни на миг не упускать из виду ставшие столь известными экспонаты.

Как и следовало ожидать, газетчики поспешили раздуть шумиху вокруг этих инцидентов, сразу же заведя разговор о древней баснословной стране My и среди прочего высказав предположение, что ужасная мумия есть не что иное, как тело дерзкого еретика Т'йога, обращенное в камень и оставшееся неповрежденным на протяжении последних 175 тысяч лет бурной истории нашей планеты. В самой сенсационной манере было заявлено, что эти странные правонарушители представляют культ, ведущий свое происхождение из страны My, и что они совершали поклонение мумии — или, возможно, пытались пробудить ее к жизни заклинаниями и колдовскими чарами.