Между костром и щелью находился большой валун, в котором Каден, присмотревшись, узнала жертвенный алтарь, подобный тому, на котором Хулио вырвал сердце невинного ребенка.

Суета на площадке вдруг прекратилась, люди замерли на месте и умолкли. Каден обернулась и увидела, что на нее уставились пять ягуаровых морд. А девушки с ней рядом больше не было.

Что-то пошло не так. Пугающе не так. «Во что я вляпалась?»

Каден рванулась к ведущей вниз по склону тропе, но успела преодолеть лишь дюжину футов: два человека, одетые как участники представления кровавого завета, схватили ее за руки.

— Пустите! — закричала она, отчаянно пытаясь вырваться.

Руки ее отпустили, но зато еще больше народу обступило Каден со всех сторон, полностью перекрыв путь к бегству. Потом они расступились, и двое науалей, карауливших лаз, выступили вперед.

— Нет!

Страж поднес к губам тростниковую трубочку и дунул ей в лицо каким-то порошком. Каден невольно вдохнула. Она знала историю Древней Мексики и сразу поняла, что ее обдули каким-то наркотиком, предназначенным для того, чтобы подавить ее разум и волю. Из тех, с помощью которых жрецы в старину лишали предназначенных в жертву людей способности к сопротивлению.

Крепко схватив за руки, стражи потянули ее вперед. Каден инстинктивно чувствовала, что должна сопротивляться, иначе ее ждет нечто невообразимо ужасное, однако даже не пыталась вырваться. Разум ее восставал против происходящего, но руки и ноги вдруг сделались ватными.

Проведя мимо жертвенного камня, науали втолкнули ее прямо в щель. Внутри царила непроглядная тьма, и Монтес поняла, что оказалась в пещере, лишь когда ее обдало холодным воздухом, а по сторонам перестали ощущаться стенки лаза.

Потом стало светлеть, причем впечатление было такое, словно свет разгорается не в каверне, а наоборот, через нее куда-то вытягивается тьма. Но главное, ее разум витал по пещере, отделившись от тела.

«Я покинула тело, — подумала Каден. — Со мной это действительно происходит!»

Первым, что потрясло ее после того, как она очутилась по ту сторону узкого лаза, были размеры открывшегося пространства. Купол пещеры терялся высоко над головой, а стены, казалось, отстояли на огромное расстояние.

Затем ее витающее в этом царстве теней сознание ощутило еще большее его расширение: пространство казалось беспредельным. Каден чудилось, будто она больше не ограничена тремя обычными измерениями, ибо покинула привычный мир и, пройдя сквозь щель, вышла куда-то в космос.

Она подумала: не такое ли расширение сознания испытывал Хулио, принимая свои снадобья? Но что же повстречалось ему в этом психоделическом путешествии, если оно привело его к такому ужасному концу?

Тем временем ее вселенная снова начала обретать пределы, принимая очертания пещеры.

«Я в гробнице Пернатого Змея».

Изнутри гробница выглядела как гладкое, полое яйцо. А по мере того как в ней светлело, из мрака начали проступать яркие цвета.

«Какие ослепительные цвета. Как будто я нахожусь внутри пасхального яйца Фаберже, вывернутого наизнанку».

Стены покрывали выполненные с невероятным мастерством изображения зверей и богов, превосходящие все, что было найдено при раскопках храмов и пирамид Теотиуакана, равно как и при множестве других археологических изысканий по всей стране.

Краски ошеломляли яркостью и богатством оттенков оранжевого, зеленого и синего, с тончайшими вкраплениями серебра, золота и бирюзы. Хотя туристы и археологи ныне видят только потускневшие, давно выцветшие росписи, первоначально и египтяне, и жители древней Мезоамерики создавали их с помощью ярких, сияющих красок, которыми покрывали свои строения как изнутри, так и снаружи. И лишь здесь, в толще горы, долгое время, как подозревала Каден, пребывавшие чуть ли не в вакууме, первоначальные цвета сохранили свою первоначальную свежесть, как и в ту, давнюю эпоху.

Роспись на потолке изображала огненный всполох, проносящийся по небу, пламенеющий луч, ударяющий в гору, и камнепад обломков, обрушившийся на город. И тут же, по соседству, представал образ другого, великолепного города.

Смысл увиденного был ей ясен без пояснений. Прибытие некой неведомой сущности. Гибель Куикуилько. Рождение Теотиуакана.

Росписи на потолке и стенах ожили. Это больше не были неодушевленные пиктограммы. Перед взором Каден разыгрывались жестокие войны, бойцы поражали друг друга острыми как бритва обсидиановыми клинками, нескончаемые вереницы предназначенных в жертву пленников тянулись по ступеням Пирамиды Солнца, а жрецы, вспоров им грудную клетку, вырывали еще бьющиеся сердца и, подняв над головами, показывали эти куски трепещущей, кровавой плоти собравшейся у подножия толпе.

Потом эти образы начали меркнуть, и у нее вдруг возникло ощущение постороннего присутствия.

«Я не одна!» Каден пробрало леденящим холодом страха. Здесь кто-то был, и это были не впихнувшие ее в пещеру науали, а некая могучая, грандиозная сущность, словно заполнившая собой всю пещеру — и всю ее внутреннюю вселенную.

Женщина почувствовала, что плывет в жидкой пыли, густевшей с каждой секундой. На какой-то миг из сумрака перед ней проступил образ — не человека, не зверя, но некой сущности, текучей, как туман, не поддающейся восприятию и осмыслению, и уж тем более описанию.

«Я бодрствую, — сказала себе Каден. — Бодрствую, несмотря на грезы. Пребываю пусть в сумрачном, но в сознании».

Разум ее более не парил в эмпиреях, сознание вернулось в тело, и она стояла на ногах, хоть колени у нее подгибались. А под ногами Каден ничего не чувствовала: она словно воспарила опять, но теперь уже телесно, и, повалившись назад, навзничь, вновь ощутила в туманных тенях, сквозь которые проплывала, некое присутствие.

Ужас и отвращение накатили на нее, когда до нее неожиданно дошло, что с нее снимают сначала обувь, брюки, потом блузку, нижнее белье… Она парила в невесомости, нагая и беспомощная. А потом Каден ощутила на лице прикосновение — кого-то, а быть может, чего-то. Как будто некто или нечто исследовало на ощупь ее лицо и волосы. Затем последовало прикосновение к груди.

«Господи Иисусе!» Каден почувствовала, как ей раздвигают ноги.

Она закричала. Но там не было никого, кто мог бы ее услышать.

Вытянутая обратно через узкий проход, Каден, с трудом переставляя ноги, упорно пыталась заставить себя осознать происходящее, но пока поняла лишь то, что больше не находится в пещере и странные существа, затолкнувшие ее внутрь, теперь вытащили наружу.

Женщину подвели к жертвенному алтарю, и перед ее внутренним взором промелькнул образ Хулио, вонзающего нож в грудь мальчика. Фигура в ритуальном облачении выступила ей навстречу и подняла духовую трубку, но на сей раз она успела отвернуться, вывернулась из хватки державших ее людей и бросилась бежать, хотя была почти сразу же схвачена очередным науалем. Когти, которыми заканчивались его пальцы, впились ей в запястье, и она закричала, отчаянно пытаясь вырваться.

Внезапно уступ осветил яркий луч прожектора с борта зависшего над площадкой вертолета.

— Федеральная полиция, никому не двигаться! — приказал по-испански усиленный репродуктором голос.

Все бросились врассыпную. Когда толпу охватила паника, Каден, резко дернувшись, высвободилась из хватки державшего ее науаля, но не устояла на ногах, упала, а поднявшись, натолкнулась на стоявшую перед ней темную фигуру.

— Ты должна умереть.

— Хулио?

С вертолета открыли огонь. Жреца, сраженного очередью, отбросило назад, он упал, несколько раз дернулся и затих.

С борта сбросили канаты, по ним на землю соскользнули полицейские в униформе. Каден бросилась навстречу первому, кто достиг земли.

— Слава Богу, вы…

Полицейский выпустил ей в лицо струю аэрозоля из баллончика. Она потеряла равновесие, и тот подхватил ее.

Больница. Это первое, что осознала Каден, придя в себя. Она поняла, что находится в маленькой больнице неподалеку от Тео, мимо которой проезжала несколько раз. Она была жива и, кажется, цела, но пристегнута к больничной койке, и то, что ее это не устраивало, никого не волновало.