Монтес снова посмотрела в иллюминатор. В двух милях над водой не было видно никаких признаков того, что над самой поверхностью невозможно дышать.
— Случалось бывать у залива до того, как его вспучило? — осведомился Хольт.
Он напугал Каден. Сидел напротив нее и курил, несмотря на запрещающие таблички на английском и испанском языках. «Положение дает привилегии», — подумала она.
— Случалось, да. Обычные развлечения — Марди-Гра, катание на лодке по дельте, игровые автоматы в Билокси. Как-то раз побывала на острове Падре. Все как у всех.
— Я так понимаю, еще до обнаружения этого метанового дисбаланса вы написали научную статью о некоторых возможностях исчезновения жизни на Земле.
— Да, было дело. Но это, конечно, совпадение, а никакое не пророчество. Я просто отметила тот факт, что пару сотен миллионов лет назад повышение концентрации метана в атмосфере привело к вымиранию большей части живых организмов. Великое Вымирание, так это и назвали.
Хольт кивнул.
— Да. Пермский период, массовое исчезновение видов. Резкое глобальное потепление, возможно, вызванное продуцирующими метан archaea. Вы прямо в точку попали.
На самом деле то было не предсказание, а всего лишь упоминание об одном из множества бедствий глобального масштаба, которые наша Земля пережила за пару миллиардов лет. В прошлом имело место много катастроф, и, надо полагать, немало их следует ожидать и в будущем. Вот и метановый дисбаланс, по сути, палка о двух концах. С одной стороны, резкое нарушение равновесия привело двести миллионов лет назад к катастрофическому потеплению и гибели множества форм жизни, а с другой, более легкий сдвиг, пятьдесят миллионов лет назад, спровоцировал потепление, которое покончило с Ледниковым периодом.
Как ученый, изучавший формы жизни, Каден знала, что жизни на Земле может угрожать великое множество факторов, как порожденных деятельностью человека, так и таких, какие можно считать Божьей карой или капризом природы. Ее любимая теория, касающаяся шаткости природного равновесия, гласила, что жизнь существует до тех пор, пока плавает лед. Если он погрузится в воду, океан над ним замерзнет и наступит вечное оледенение.
Или вот прекрасный пример, показывающий, как численность бактерий поддерживается в равновесии благодаря ограниченности пищевых ресурсов. Многие бактерии — скажем, возбудитель сибирской язвы — при наличии питания размножаются делением столь стремительно, что при наличии неограниченных пищевых ресурсов масса бактерий быстро сравнялась бы с массой планеты Земля.
— Примерно раз в полгода, — сказал Хольт, — ученые выступают с новой теорией насчет того, почему вымерли динозавры. Если мы не победим эту заразу, лет эдак через миллион какой-нибудь новый вид будет так же энергично строить догадки насчет того, что привело к исчезновению Homo sapiens. Возможно, их удивит, что цивилизация, пославшая своего представителя на Луну, проиграла битву солдатам, которых не видно без микроскопа.
— Хочется верить, что меня выбрали для участия в программе не из-за этой статьи. Я ведь опубликовала не результаты исследований, а всего лишь свои соображения насчет того, как уязвима может быть жизнь на других планетах.
— Ну, как раз перед тем, как прорвало заразу, вы опубликовали еще одну интересную статью. Я имею в виду ту, где говорилось о Пернатом Змее как об инопланетном астронавте, о культе Ягуара и всем таком. Думаю, эта ваша теория вызвала… брожение среди ваших более ортодоксальных коллег.
«Откуда он знает?» — с досадой подумала Каден, хотя виду, конечно, не подала. Ее реконструированная «лягушками» биография не включала эту статью из-за нежелательного упоминания в ней Тео. Чего бы ей очень не хотелось, так это показать хоть какую-то связь с древним городом, где ее захватили в плен и фактически приговорили к смерти.
— Знаю, — промолвил Хольт, — ни в вашем университетском деле, ни в материалах НАСА эта статья не значится. Она выплыла на поверхность, когда я решил поглубже познакомиться с вашей биографией.
«Интересно — подумала Монтес, — куда его привели эти углубленные исследования?»
— Я, хм, предпочитаю не вспоминать об этой работе. В свое время она вызвала насмешки научного сообщества.
Хольт взглянул ей в глаза и удержал ее взгляд. Похоже, он обладал гипнотическими способностями: Каден показалось, будто эти глаза смотрят ей прямо в душу.
— Вы всегда настороже, — произнес он. — И держитесь особняком.
Эта работа была очень важна для нее — жизненно важна. «Лягушки» предприняли для этого огромные усилия и рисковали даже разоблачением своего агента в Белом доме, способствовавшего ее внедрению в команду Хольта. Здравый смысл подсказывал Монтес, что сейчас лучше всего было бы скомкать разговор, отговорившись головной болью, и постараться смешаться с остальными, но она решила иначе.
— Я хороший астробиолог, — сказала Каден. — К сожалению, мир решил прийти к концу до того, как я смогла достичь признанных высот в своей профессии. Однако это не значит, что моя квалификация ниже, чем у кого бы то ни было.
— Вы слышали, как один старый пердун назвал вас «мексиканской девчонкой»?
— Да! Я женщина, а не девчонка, и я родилась и выросла в этой стране!
Три дня назад Монтес вошла в совещательную комнату штаб-квартиры Зонального управления безопасности в Сиэтле, когда остальным было объявлено, что Каден войдет в состав группы. Вопрос «А почему эта техасско-мексиканская девчонка, а не Степанек?» был задан океанографом, не видевшим, что она уже в помещении, и она даже онемела. Не от нехватки слов, а как раз напротив, сдерживая порыв высказать ученому все, что думает, так как последний раз высказывалась еще в школе, когда одна девочка назвала ее taquita[27]
— Степанек вдвое старше меня и гораздо опытнее, но у меня есть два преимущества, которых нет у него.
— Это каких же?
— Я зла и амбициозна. Зла потому, что мир катится ко всем чертям, и может статься, что ему скоро будет не до моей профессии.
Каден выдержала паузу и взглянула Хольту в глаза.
— А сейчас позвольте мне задать вопрос. Что заинтересовало вас в такой степени, что вы решили включить меня в состав группы, члены которой, если судить по бумагам, более квалифицированны?
Неожиданно их разговор прервал океанограф.
— Прошу прощения, мистер Хольт, но вы выражали пожелание, чтобы, когда мы доберемся до устья Миссисипи, я охарактеризовал положение с пресной водой.
— О, да. Начинайте прямо сейчас, — отозвался Хольт.
Океанограф начал с того, что прочел цитату из «Поэмы о старом моряке» Кольриджа.
Вода, вода, одна вода,
Но чан лежит вверх дном
Вода, вода, одна вода,
Мы ничего не пьем.
Как пахнет гнилью, о Христос,
Как пахнет от волны,
И твари склизкие ползут
— Взгляните вниз, и вы увидите именно такое склизкое море, о каком поведал Кольридж. Несмотря на то что три четверти земной поверхности покрыто водой, лишь малая ее часть пригодна для питья, а из той, что теоретически пригодна, то есть пресной, две трети существуют в виде льда или снежных покровов. И, наконец, из того, что осталось, немалую долю составляют подземные, грунтовые воды. В реках и озерах сосредоточен всего один процент пресной воды. Короче говоря, пресная вода — это ничтожная часть водных запасов планеты. Правда, ее уровень постоянно поддерживается за счет испарения и подъема тумана, которые, уже в атмосфере, концентрируются и проливаются на землю и в океан дождями, чтобы цикл повторился.
Применительно к нашей стране крупнейшей пресноводной системой является речной комплекс Миссисипи — Миссури. Бассейн этих рек, простирающийся от границы с Канадой до Мексиканского залива, покрывает треть территории страны и обеспечивает ее центральные районы пресной водой как для питья, так и для промышленных нужд.