Еще одна характерная особенность — это умение концентри ровать свои мысли. В этом отношении Иван Петрович был дей ствительно гигантом. Он умел часами держать свой мозг в состо янии максимального напряжения, обдумывая занимавший его вопрос, его нельзя было отвлечь на новую тему. Если вы прихо дили к нему с неотложным делом, можно было в лучшем случае получить короткий ответ, после чего он заставлял вас думать о том, чем был занят он сам. Держать свою мысль и концентрировать ее вокруг того предмета, который его занимает, — это его характерная черта.
Но он умел «держать мысль» не только часами, но и месяца ми, и годами. Доходило до того, что все остальное он решитель ным образом из лаборатории изгонял. Весь более чем пятидеся тилетний период его научной работы может быть разделен на отдельные этапы, которые посвящены разработке определенных проблем. Был период изучения пищеварения, кровообращения, иннервации сердца, период изучения высшей нервной деятель ности. И всякий раз на каждом этапе исключительное место занимала одна проблема. И тот отдел физиологии, например пищеварения, который в течение десяти лет составлял един ственный объект изучения, оказался в 1904 г. запрещенным. Запрещено было производить операции, запрещено было гово рить о пищеварении, так как это могло отвлечь Ивана Петрови ча от основной задачи — изучения рефлексов.
Наконец, последняя черта, на которой я хотел остановить ваше внимание, — это умение Ивана Петровича держать, даже в эти периоды максимальной концентрации, гдето в подсозна тельной сфере все то, что было продумано и пережито раньше, с тем чтобы по прошествии известного времени воскресить ту или иную проблему и вновь пустить ее в переработку. Если просле дить содержание научных исследований на протяжении всей его творческой деятельности, то можно заметить, что все основные вопросы, которые составляли материал для исследований в те чение пятидесяти лет, могут быть обнаружены уже в первых сту денческих работах.
Это исключительное умение возвращаться к старым интере сам через десятки лет, придавать им новую форму — опять-таки характеризует могучую творческую силу Ивана Петровича. Бук вально не было вопроса, который был бы им похоронен оконча тельно. Если были «похороны», то временные; это было «упря тывание в склад» материала, который в данный момент должен быть спрятан, чтобы в будущем воскреснуть в новой форме и претвориться в дело.
Если теперь обратиться к диапазону работы Ивана Петрови ча, то опять-таки бросается в глаза необъятная широта его инте ресов. У многих сложилось впечатление, будто Иван Петрович — узкий работник, человек ограниченных интересов, который, выбрав какуюто небольшую область, дальше ничего не видит. Это совершенно ошибочное представление, совершенно непра вильное истолкование свойственной ему способности сознатель но концентрировать свое внимание вокруг определенных тем, чтобы достигнуть максимальных результатов. Это не значит, что его ничто другое не интересовало. Он умышленно не разбрасы вался, чтобы лучше видеть, ничего не упустить.
На протяжении более чем пятидесяти лет своей деятельности Иван Петрович разработал целый ряд разделов: физиологию пищеварительных желез, двигательного аппарата пищевари тельного канала, динамику кровообращения, вопросы об иннер вации сердца, об экковском свище и его последствиях, произвел ценнейшие работы в области внутренней секреции и, наконец, в последние тридцать лет сконцентрировал свое внимание на фи зиологии высшей нервной деятельности.
Было время, когда он занимал кафедру фармакологии и им было сделано громадное число работ, направленных на изучение фармакологического действия целого ряда средств. И опять-таки он сумел свои фармакологические знания применить позже к учению о высшей нервной деятельности.
Все это свидетельствует о том, что здесь дело идет вовсе не о ограниченности или узкой специализированности, не о нежела нии ничего знать, кроме небольшой области. Больше половины основных проблем физиологии прошли через его руки, подверг лись коренной переработке и вышли из его лаборатории заново построенными. Диапазон громадный. И это чувствовалось осо бенно в последние годы, когда он занимался высшей нервной деятельностью. Он подошел к работе не как узкий специалист, а как физиолог с богатейшим опытом, с огромнейшим запасом знаний, с исключительным умением разбираться в вопросах, составлять, увязывать, синтезировать полученные данные. В этом отношении резко бросалась в глаза разница между ним са мим и той группой сотрудников, которые примкнули к нему в последние годы и сразу же специализировались в области изу чения условных рефлексов. Эти сотрудники оказались в невы годном положении. Не имея богатого физиологического опыта, которым обладал их руководитель, они не могли получить ши рокого физиологического образования, слушая лекции Ивана Петровича на общефизиологические темы, так как тогда он уже отошел от преподавания. Сам же Иван Петрович имел за плеча ми богатый опыт, опыт человека, который переработал и пере строил целый ряд важнейших отделов физиологии.
Но широкий диапазон физиологических проблем не исчерпы вал всего круга его интересов. Иван Петрович не был человеком, который, запершись в своей лаборатории, видел только лабора торию и дальше ничего не знал. Такое представление о нем тоже было бы ошибочным. В течение академического года Иван Петрович все силы и все свое время отдавал научноисследователь ской работе, но тот, кто имел возможность наблюдать за тем, как он проводит летние каникулы, мог видеть, что они целиком были посвящены физическому труду, купанию, прогулкам, чтению беллетристики и исторических сочинений.
Я думаю, среди нашей профессуры трудно найти такого дру гого, который наряду с громадной эрудицией по своей специаль ности знал бы изящную литературу, как знал ее Иван Петрович. Трудно найти человека, который так хорошо знал бы историю, как знал ее Иван Петрович. Трудно найти ценителя искусства, который так увлекался бы живописью, как Иван Петрович. Он не пропускал ни одной художественной выставки. Он увлекался и музыкой, и сценой. Его, правда, не интересовали легкие музыкальные произведения и кинематографы. За всю его жизнь один раз удалось вытащить его в кинематограф, и он несколько дней отплевывался и бранился, а между тем серьезной музыкой и сценой он очень увлекался, посещал концерты и оперные спек такли.
Следовательно, в Иване Петровиче мы имели человека с чрез вычайно широким кругом интересов, человека, интересующегося всеми отраслями науки и изящными искусствами.
Характеристика Ивана Петровича была бы неполной, если бы я не сказал, что он представлял собой очень крупную обществен ную фигуру. Он уделял много времени тому, что мы называем общественной работой. В этом отношении он был очень последо вателен и уже с первых лет своей научной деятельности старался отстранить все, что мешало научной работе. Участие в засе даниях и комиссиях было для него последним делом, и если он по необходимости участвовал в них, то в минимальной степени, да и то, приходя на заседание, всегда торопил: «Скорее, скорее, кончайте». Он был прав, все ненужные формы работы, которые создают только видимость дела, конечно, нужно было отметать от себя, и он это делал. Но вместе с тем он всегда полностью жил жизнью тех учреждений, в которых работал. Мы хорошо знаем, что (особенно в молодые годы) он был одним из активнейших борцов за автономию высшей школы, в частности у нас, в Воен номедицинской академии. Были периоды, когда Иван Петрович был одним из главных борцов за выборное начало, за строгое проведение выборов, за тщательный отбор работников. Непри миримое отношение ко всем отрицательным явлениям, страст ность иногда приводили его к крупнейшим столкновениям и с товарищами по работе, и начальником Академии того времени — В. В. Пашутиным. Когда этот крупный ученый в роли начальника Академии насаждал свою форму управления, Иван Петрович в борьбе с ним доходил до крайнего азарта.
Интересны его выступления на общественной арене в тех слу чаях, когда в общественной жизни проявлялись неправильные с его точки зрения течения. Он считал своим долгом выступить и вовлечь других, но в большинстве случаев разочаровывался и в соратниках, и в тех результатах, которые получались из этой борьбы. И тогда Иван Петрович возвращался к научной работе, говоря, что все это второстепенное дело, главное — это научная работа. Его азарт, его страстность, конечно, никогда не позволя ла ему спокойно проходить мимо общественной жизни. На моих глазах переживалось несколько интересных моментов. Одним из них была русскояпонская война. Иван Петрович был страшно увлечен ходом событий. Его научная работа неизбежно должна была сократиться в силу того, что большинство его сотрудников были мобилизованы и работали на фронте или в тыловых учреж дениях. Активность лаборатории, естественно, снизилась. Сам он, увлеченный чтением газет, до мельчайших подробностей знал, что происходит на фронте. Он занимался накалыванием флажков, отмечая перемещение войск и судов, и был совершен но уверен, что, несмотря на все неудачи, Россия должна выйти победительницей. Но когда он узнал о Цусимской катастрофе (я встретил его на Лопухинской улице в первый момент после того, как он прочел это известие), его гнев и разочарование были чрез вычайно велики, и вот его подлинные слова: «Только революция может помочь теперь; с этим гнилым самодержавием нужно кон чить. Люди, которые довели страну до такого позора, не могут оставаться у власти». И вот в 1905 г. мы снова видим у него боль шое увлечение политической работой. Он включается в ряд кружков, ходит на заседания, подписывает записки с протеста ми, пытается организовать общественное мнение у нас в Акаде мии, но это ему не всегда удается, потому что многие утром дают свои подписи, а вечером приходят и просят снять их. Увидев, что здесь ничего не выйдет, он примкнул к группе академиков в Академии наук, но через несколько месяцев (после того как начались кровавые столкновения) он не выдержал (вернее, не выдержала его нервная система) и замкнулся в научноисследо вательской работе. После Февральского и Октябрьского перево ротов мы тоже были свидетелями бурного подъема его полити ческих настроений. Я помню, как в момент, когда только что произошла смена власти в феврале месяце, он с увлечением го ворил о том, что Россия должна перестроиться и возродиться. Но прекращение военных действий, затруднения на фронте заставили его сникнуть и увидеть в этом гибель родины. И вот эта мысль, что Россия может погибнуть, явилась причиной тех рез ких отрицательных высказываний и выступлений, которые нам приходилось слышать от него тогда.
