Обратная сторона такой «удачи» вскоре же выявлялась. Го лос Павлова начинал звучать раздраженно, и дело доходило иной раз до порядочного шума. Справедливость требует отметить, что доставалось при этом далеко не одним новичкам.

В такой не раз повторявшейся истории самым замечательным был конец. В разгаре шума и связанных с ним других неприят ностей вдруг все обрывалось, как по волшебству. Лицо Павлова прояснялось, глаза светились вниманием и доброжелательством, голос спускался до обычных тонов, а сам он спокойно и весело погружался в милую ему повседневность.

Таких примеров почти бессознательного учета Иваном Петро вичем личных своих свойств и особенностей можно привести немало. Иногда это имело отношение даже к мелочам.

Так, при игре в городки он запрещал поднимать с земли и подавать ему палки, которые им были уже брошены. Когда, не смотря на запрещение, кто-нибудь все-таки поднимал и прино сил ему палки, он сердито бросал их на землю и поднимал вновь. Оказалось, что и здесь имелся какойто расчет, связь отдельных этапов, только в совокупности своей определявших целое. В систему его игры входили все детали, в том числе и поднимание палок.

Привычка все подвергать тщательному анализу и проверке, независимо от значения и сложности самой задачи, сделала то, что Павлов не знал скуки.

Помнится один маленький эпизод. Лет 10 тому назад Иван Петрович в компании с несколькими сотрудниками поехал в Колтуши для игры в городки. К вечеру следующего дня он дол жен был вернуться в город, мы же решили остаться. Предстоя ло отправить его на одноколке, не помню до ближайшей ли стан ции железной дороги или до линии городского трамвая (дорога одна). Это вызвался сделать я, неосторожно сказав, что дело это мне привычное, что еще мальчишкой я умел запрягать и править тройкой.

Слова мои со стороны Ивана Петровича немедленно вызвали совершенно откровенное и полное недоверие. Однако он не от клонил предложения, только тут же пустился все проверять. Я должен был перепрячь уже запряженную лошадь, проделав все это публично, под градом шутливых замечаний, насмешек и Иван Петрович Павлов 401 наставлений. В течение всего пути мои кучерские приемы под вергались неустанной критике. Для этого были использованы буквально все поводы. И хотя в конце концов уличить в само званстве меня не удалось, а на место мы добрались благополуч но и вовремя, он сошел с тележки неубежденным.

Опыт этот больше не повторялся, но и однажды поставлен ный, он был проведен по всем правилам.

Таким Павлов остался и перед лицом смерти.

Небольшое недомогание гриппозного характера, с которым ему почти уже удалось справиться, внезапно осложнилось. Утро последнего дня застало его взволнованным и беспокойным. При шедшим к нему врачам он озабоченно заявил, что чувствует себя необычно, как никогда раньше, что он забывает слова и произ носит другие, ненужные, что он совершает некоторые движения непроизвольно: «Позвольте, но ведь это кора, это кора, это отек коры». Попытка разубедить его со стороны присутствующих здесь терапевтов не имела успеха. Иван Петрович попросту зая вил, что не интересуется их мнением, и потребовал невропато лога. Проявленную им в период ожидания крайнюю нетерпели вость проще всего, казалось бы, объяснить общим болезненным состоянием. Однако это было не совсем так.

После приезда проф. М. П. Никитина, подробно обсудившего вместе с Иваном Петровичем тревожившую его нервную симп томатику, больной успокоился и вскоре уснул.

Потом уже выяснилось, что и здесь, в этом последнем своем наблюдении, Иван Петрович был прав. Вскрытие действитель но показало наличие у него отека коры.

Когда спустя два часа больной проснулся, для всех стало яс ным, что мы его потеряли. Но даже и в этот последний, корот кий сумеречный период кипучая и вечно деятельная натура Ивана Петровича сумела себя показать. Он лежал тихо, в полу забытьи, из которого временами его удавалось выводить для питья или приема лекарств, и тогда каждый раз он непременно спрашивал: «Который час?»

Дважды он проявил беспокойство, пытался подняться, отбро сить одеяло, спустить ноги, что было ему уже не под силу. Тогда он обращался к присутствующим: «Что же вы, ведь уже пора, надо же идти, помогите же мне».

В сущности, только в этом и проявился его бред.

<1938>

Лаборатория И. П. Павлова в Институте эспериментальной медицины

Отделу физиологии в Институте экспериментальной медици ны было отведено весьма скромное помещение: он имел всего 4 лабораторных комнаты и очень маленькую операционную. Комнаты эти близко находились от прививочного отделения, где я работал. Скоро я стал частым посетителем лаборатории Ивана Петровича Павлова, проводя там все свободное время. Работа прививочного отделения продолжалась с 10 час. до часу дня, а потом еще была вечерняя прививка в 5 час. Время между при вивками, а иногда и после вечерней работы я проводил в физио логической лаборатории, тем более что Иван Петрович сразу привлек к себе своим энтузиазмом и тем особым простым отно шением ко всем работающим, которое так для него характерно (не исключая всегдашней возможности получить и основатель ный нагоняй в случае какоголибо промаха).

Иван Петрович в то время был 40летним крепким человеком, необычайно выносливым физически, первоклассным ходоком, за которым трудно бывало угнаться. Жил он на Петербургской стороне (на Введенской улице, угол Б. Пушкарской) и в Инсти тут (около 3 км), и в Академию (около 4 км) ходил пешком.

Когда наступили теплые дни и оделся листвой институтский парк, организовался кружок любителей игры в городки, и тут Павлов играл руководящую роль: беда, бывало, попасть в его партию и «промазать» — не попасть в городок или, еще хуже: «развалить» какуюлибо фигуру — тут сыпались совсем нелест ные эпитеты. Но зато, если удавалось дать удачный удар, разом выбить несколько рюх или спасти положение, убрав какуюни будь оставшуюся рюшку, Иван Петрович радовался и награж дал похвалами: «Звезда!» Играли мы обыкновенно тотчас после обеда — от 1 час 30 мин до 2 час. Тогда в Институте была общая столовая для врачей, и к 1 часу все собирались сразу к обеду. Лаборатория Павлова 403

До наступления весеннего времени мы после обеда сходились в химической лаборатории, где покойный М. Ф. Васильев устра ивал чай, подавая его в химических стаканах. Обычными посети телями этих «чаев» были И. П. Павлов, Э. Ф. Шперк (тогдашний директор), В. А. Краюшкин, иногда Н. В. Усков, М. Ф. Василь ев и я. Таким образом, удавалось ежедневно видеть Ивана Пет ровича и оценить его индивидуальность. Увлекали его страстная преданность науке, прямота, неустанное искание истины, посто янное гласное обсуждение и будущих планов, и достигнутых ус пехов, и причин неудач. При лаборатории Ивана Петровича был устроен хороший собачник, а особо ценные собаки помещались в самой лаборатории; операции велись при соблюдении правил асептики и антисептики. Ассистентом у Ивана Петровича был

1 врачгинеколог , проводивший операции на собаках так, как делалось это в хирургической клинике. Из других людей, близ ких лаборатории первых лет, вспоминаются Д. А. Каменский и В. В. Кудревецкий. Вскоре стали появляться практиканты, и работа стала расширяться и усиливаться. Постоянными темами были изучение желудочного пищеварения, изучение собак со свищами желудка, с маленьким желудочком, с экковской фис тулой.

Посещая часто лабораторию и оказывая посильную помощь во время операций, я втянулся в интересы физиологов, и мне захотелось самому принять более близкое участие в работе. Иван Петрович согласился и дал мне тему — проверить в острых опы тах влияние блуждающего нерва на желудочное сокоотделение. Оперативная подготовка животного была очень сложной: трахео томия, перерезка спинного мозга, наложение желудочной фис тулы, перерезка блуждающего нерва на шее. Все должно было проделываться быстро, и Иван Петрович все это производил сам с быстротой молниеносной. Мне приходилось помогать — за хватывать кровоточащие места и т. п. Беда была, если промед лишь или неловко сделаешь! Сейчас же получалось какоелибо очень нелестное восклицание со стороны Ивана Петровича. Но это были мгновенные вспышки, не мешавшие продолжению ра боты. Чтобы не губить напрасно животных и не испортить опыт, Павлов все ответственные операции делал сам. Позже появились уже опытные, набившие руку ассистенты, которые стали делать такие операции, ибо работа разрасталась, и все операции Пав лов не мог делать собственноручно.