Я увидел, что попал в неприятное положение, и хотел было начать рассказывать Ивану Петровичу, что привело нас, меня с А. В. Леонтовичем, к работе в зоопсихологической лаборатории, как Павлов снова заговорил: «По первой просьбе Александра Васильевича — отказ, категорический отказ. Это насчет поддер жания командировки известного вам ученого за границу. Нечего ездить по заграницам. Ученые, да еще талантливые — как пи шет Леонтович — нам, т.е. России, нужны. А вторую просьбу — показать мою лабораторию — выполню, и с удовольствием, сам вам все покажу и расскажу».
С необычайной живостью Иван Петрович встал и направился к двери, пригласив меня выйти первым. Я немного задержался и хотел уступить ему дорогу, но Павлов взял меня за локоть и подтолкнул. «Вы, молодой человек, наш гость и будете выходить и входить первым…»
Это было приказом, и я уже больше не задерживался у две рей. Начался обход всех основных лабораторий. Во всех лабора ториях на больших столах стояли деревянные станки, в стан ках — собаки, по большей части овчарки, но были и других пород. Всюду пахло псиной. Издалека доносился жалкий слабый вой, видимо из операционной, гдето скулил щенок. Иван Пет рович оказался любезнейшим и предупредительным хозяином, он, можно сказать, у каждой установки читал мне лекцию, и не только читал, но иногда проверял мои знания.
«Ах да, напомните мне, как это явление трактует Шерринг тон?» 3 — Услышав от меня верный ответ, Иван Петрович вос кликнул: «Совершенно верно! Но в этомто я с ним не согласен!.. Легко понять, почему правда на моей стороне. Вот взгляните на эту запись». — Табличка состояла из двух колонок: время в ми нутах и число капель слюны.
В следующей лаборатории ставился опыт, по поводу которо го Иван Петрович упомянул о Кенноне и поинтересовался моим знанием трудов его американского коллеги. Так как мой ответ понравился Ивану Петровичу, он сказал: «Вы биофизик, так вас рекомендует Леонтович, а так подробно знакомы с физиологи ческой литературой. Это хорошо, очень хорошо». — «Биофизик должен владеть не только физиологией в полном объеме, но еще и многим другим». — «Ну, это почти невозможно», — возразил в сердцах Павлов. «Приходится», — спокойно ответил я.
С особым удовольствием Иван Петрович показывал мне свое детище — «Башню молчания» и всю ее остроумную телемехани О посещении И. П. Павлова в 1926 году 465 ку. Двойная дверь (как в банковских сейфах) с тамбуром вела в изолированные от внешних звуков и света помещения для подо пытных животных — абсолютно темное и абсолютно тихое по мещение. Однако там могли раздаваться различные звуки и вспыхивать различные света, но только по воле эксперимента тора. Число же вытекающих из слюнной железы капель регули ровалось автоматически.
В одной из лабораторий Иван Петрович Павлов познакомил меня со своим верным помощником — профессором Купаловым.
В учении Ивана Петровича Павлова меня всегда поражали два явления. Необычайный примитивизм эксперимента и возмож ность именно с помощью этого примитивизма увидеть насквозь всю бездну человеческой психики и установить основные прин ципы ее работы. С одной стороны — такоето число капель слю ны за такоето число минут, а с другой — краеугольные камни физиологии высшей нервной деятельности. Аналог Павлову в физикохимии — Фарадей, обосновавший электродинамику с помощью кусочка железа, проволоки и магнита. Оба, конечно, — гении без всяких оговорок, проникшие в природу вещей с помо щью подетски наивных способов. В этом — их величие и бес смертие.
И вот сейчас этот знаменитый великан науки быстрыми ша гами обходит со мной лаборатории и любезнейшим образом рас сказывает о своих экспериментах. Тут — все его, это его дом, его идеи, его опыты, его людипомощники, тщательнейшим образом подсчитывающие число капель собачьей слюны, словом — вся его вотчина, его дело.
По тону лекции он не допускает, что в этом доме могут быть посторонние мысли, ибо здесь все сделано им, продумано им, все результаты — его. Властная рука хозяина — все всем. Помощ ники, с видными именами, — только его alter ego, не более.
И несмотря на этот монополизм, к Ивану Петровичу идут и работают с ним, однако некоторые не выдерживают его фельд маршальского жезла, сбегают… Его слово — свято, как приказ командира. И никаких возражений …— так сказал Иван Петро вич Павлов. Натура жесткая… Фарадей был мягкий, нежный, милый человек. Иван Петрович — эгоист: все во имя науки, хотя бы и во вред себе. Десятки лет он и его помощники считают кап ли слюны, идут споры, обсуждения, и не только в лаборатории, у Павлова на дому, на его «средах». Железная логика побежда ет все. Капли слюны и логика — вот два прибора, одухотворяю щие новый мир высшей нервной деятельности. Кто может тя гаться с Иваном Петровичем! Знамена физиологии всех стран 466 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ склонились к его ногам. На всех континентах земного шара зна ют имя Павлова, знают даже дети, знают его портрет — челове ка с белой бородой, хитрого и «умнейшего» русского мужика.
Но Павлов галантен, всегда одет поевропейски, предупреди телен, но неистов. Надо было видеть, как сверкают его глаза, когда я чегото не понял в его объяснениях.
«Это слишком просто, чтобы не понять!..» — строго сказал он и снова повторил свое объяснение опыта.
Я должен был согласиться с его трактовкой, железная логи ка руководила им, но иногда дело не только в логике. Суть ве щей имеет свою собственную логику. Иван Петрович этого и знать не хотел. Он принес науку в дар самому себе и считал, что различных точек зрения может не существовать. Сейчас важно было одно — число капель слюны, время, раздражители, реак ция. Все прочее — потом, об этом прочем сейчас — ни полслова, никаких фантазий, только — предельно четкий эксперимент и логика.
Наконец, осмотр лабораторий был окончен и мы вернулись в его кабинет, со стены смотрел принц Ольденбургский.
«Ну, как, — спросил он, — убедительно?» — Я был так пре исполнен впечатлений от всех грандиозных проблем, которые тут решались, что не знал, что говорить, и я откровенно признал ся: «Не спрашивайте, Иван Петрович, сейчас ничего. Я должен все увиденное переварить, передумать, обсудить сам с собой. Единственное, что я могу сказать, что я потрясен, и потому счи тайте, что я потерял дар речи».
Мы сидели и смотрели друг на друга: он со строгой улыбкой, я — пунцовый и растерянный. И вдруг я решился — будь что будет — скажу ему о Циолковском, и начал: «Разрешите, Иван Петрович, еще на пятьшесть минут воспользоваться вашей любезностью». — «Пожалуйста, слушаю вас…» — «Я из Калуги. Там живут мои родители, и я часто бываю там. Там же живет Константин Эдуардович Циолковский, и я имею от него поручение к вам».
Павлов нахмурил брови.
«Циолковский, припоминаю, он изобретатель в области воз духоплавания. Кажется, так? Подробностей не знаю. Так что же, он интересуется моими работами?» — «Да, очень, но мне страш но вам сказать о причине его интереса». — «Говорите…» — «Ви дите ли, Иван Петрович, сейчас техники и у нас, и на Западе заняты проблемой межпланетных перелетов с помощью огром ных ракет. Конечно, еще понадобится лет сорокпятьдесят для решения всех технических вопросов, но появились и физиоло О посещении И. П. Павлова в 1926 году 467 гические вопросы: как влияет на организм ускорение — ведь ракета должна будет развивать скорость от 11 до 16 км в секун ду, — и затем явление невесомости. Циолковский считает, что эти явления пора уже изучать, чтобы физиологи могли дать от вет: вредны ли человеку эти явления, тогда техника разрабо тает меры предупреждения. Циолковский просил меня узнать у вас, что вы об этом думаете…» — «Ровно ничего, — отрезал И. П. Павлов. — Не думал и не могу думать, ибо этими вопроса ми я не интересовался… Не очень ли спешит Циолковский с по летами на другие планеты?.. Хочется задать ему встречный воп рос: надо ли это человеку вообще? Не плохо ли ему живется на Земле, что он думает о небе. Допустим, что и я не доволен своей жизнью, но я не мечтаю улететь с Земли, ибо не жду в небе осо бых благ… Возможно, что это будет интересно, даже увлекатель но, но не обязательно. Надо, по моему разумению, стремиться к улучшению человеческих отношений на Земле. Вот что является первейшей задачей любого человека. А что мы видим? Наши политические деятели ставят широкие эксперименты, но пока что для меня их результаты неубедительны. Правда, прошло очень мало времени, для истории — это секунда, вот выто уви дите, что будет через четверть века… Но ясно лишь одно — им, нашим властителям, надо помогать, иначе у них ничего не вый дет, ровно ничего. Поэтомуто я категорически протестую про тив обезглавливания России: сейчас каждый ученый должен быть на своем посту и помогать им, большевикам. Иначе хаос, анархия, голод и мировая язва. Я — не большевик и не разде ляю их программы, что они задумали, помоему, слишком рано, еще человеческое общество не созрело для коммунизма… Но уж если на то пошло, если двести миллионов человеческих жизней втянуты в эту опасную игру, то разум требует одного — надо им помогать, надо искоренять межживотные отношения, которые выпирают наружу. Просветительская деятельность сейчас является обязательной для каждого русского интеллигента и особенно для каждого ученого. Я, несмотря на свой возраст, несу бремя науки — и не только для науки — но и для того, чтобы просла вить Россию, хотя бы и большевистскую, чтобы нас признали во всем мире, а не считали дикарями, поправшими все свойствен ное до сих пор человеку. Многие думают, что Павлова больше вики покупают, — не верьте этому. Павлов не продается, но Павлов пришел к логическому выводу — надо помогать больше викам во всем хорошем, что у них есть. А у них есть такие заме чательные вещи, которые и не снились там, за границей. Кто знает, может быть, это и есть “свет с Востока”, который предви 468 А. Л. ЧИЖЕВСКИЙ дели прошлые поколения. Все это дело рук русских людей, хотя среди них много иноверцев, евреев. Но это тонкая прослойка. В основании большевизма лежит потребность русского духа к со вершенству, к справедливости, к добру, к великой человечнос ти. Карл Маркс создал эту систему, но русский дух ее перевоп лотил посвоему. Маркс был еврей, но и Христос — тоже еврей, большевизм в своем конечном итоге многограннее и совершен нее христианства, но этого надо еще ждать — десятилетия, пол века, не меньше. Передайте, пожалуйста, Леонтовичу эту мою точку зрения, чтобы он понял, что я отказываю в его первой просьбе не из-за упрямства или другой причины, а из принци пиальных соображений. Прошу вас также понять меня и не счи тать, что я боюсь чегото, боюсь большевиков. Нет, в моем воз расте уже ничего не страшно, но я следую своим убеждениям — и только».
