Пережитки тотемических обрядов можно видеть в играх бушменов: девушки изображают черепах, передвигаясь на четвереньках, с прижатыми к корпусу вывороченными руками и ногами. Одна из них представляет самку. Вторая, изображающая самца, принюхивается к се следу, догоняет ее и взбирается на спину первой; они изображают спаривание черепах. Другая игра состоит в том, что девушки представляют совокупление антилоп.

С тотемизмом связана и центральная фигура религии бушменов — Ц’агн, воплощением которого считался кузнечик-богомол (Mantis rcligiosa). Авторы XVIII века называли это насекомое «готтентотским богом». Однако оно занимает гораздо более видное место именно в религии бушменов, и, очевидно, от последних этот образ был заимствован готтентотами.

Вокруг кузнечика-Ц’агна группируется цикл мифов, в которых наряду с ним выступает его жена — крольчиха, его сестра — голубая цапля и члены его семьи — молодой кузнечик, дикобраз, а также звезда, радуга. И животные и небесные светила были первыми людьми. Ц’агну приписывается превращение этих людей-животных в настоящих людей, в бушменов.

У некоторых бушменских племен Ц’агау приписывалась сила управления дождем, и он был объектом культа. Во время засухи все взрослые члены общины, мужчины и женщины, пели и плясали всю ночь. Плясали до полного изнеможения, так что некоторые падали навзничь на землю, и у них из носа начинала идти кровь. Упавших помещали в центр хоровода, вокруг них возобновлялась пляска, они считались особенно близко связанными с Ц’агном. К нему взывали: «О, Ц’агн! О, Ц’агн! Разве мы не твои дети, разве ты не видишь нашего голода? Дай нам пищи!». С подобными заклинаниями-молитвами обращались и к луне, и к звезде Канопус, появляющейся в стране бушменов перед началом дождливого сезона. Луну представляли в образе старика, а солнце — в облике молодой женщины, его жены.

Кроме Ц’агна и группирующихся вокруг него мифических персонажей, в представлениях бушменов фигурировали другие образы. В верованиях племен нарон и ауэн выступало сверхъестественное существо Хише, живущее на востоке, которое появлялось во время инициаций мальчиков. Считали также, что от Хише зависит размножение дичи; в нем видели покровителя охоты.

У племени куш фигурировал образ под именем Кхува. К Кхуве обращались с просьбами даровать пищу; особенно торжественно справлялся годичный обряд в период созревания съедобных клубней. Кхуву представляли человеком, живущим на небе в двухэтажной хижине; наверху помещается он с семьей, внизу души умерших. Он питается кузнечиками, мухами, бабочками. Кхуву называли «капитаном людей, живущих на севере», или «капитаном белых людей». У западной части племени кунг сходный образ носил имя Эроб. В восточной части Калахари бушмены, наряду с Кхуве, почитали персонаж по имени Тора.

Эти отрывочные сообщения о Хише, Хуве, Торе и Эробе дали повод представителям школы прамонотеизма утверждать, будто у бушменов существовала вера в «высшее существо», которое-де почиталось как единый бог-отец. Исследователь В. Шмидт представил религию бушменов как один из основных примеров «исконного единобожия».

Однако Д. Блик установила, что у племен нарон и ауэн самое имя и предания о Кхуве старым бушменам вовсе не были известны; только молодые говорили о нем, как о человеке, живущем на небе. Красноречивы были рассказы о Кхуве тех бушменов, которые побывали в плену у готтентотов. Остальные, как сообщает Д. Блик, с трудом подбирали слова для разговора на эту тему. Исходя из этого, а также учитывая характеристику образа как «капитана белых людей», можно сделать вывод, что на этот образ оказали влияние представления, заимствованные у готтентотов, а через них — у белых миссионеров.

Особенно любопытно сообщение о «высшем существе» Эробе. Дело в том, что это имя — не что иное, как видоизмененное «Элоб», искаженное библейское Элогим (одно из наименований иудейского бога), искусственно введенное миссионерами в среду готтентотов, откуда оно проникло к западным бушменским племенам кунг и хейкум. Этнограф И. Шапера, высказавший эту мысль, ссылается на исследования крупнейшего лингвиста-африканиста К. Мейнхофа: в языке готтентотского племени нама, с которым общались бушмены кунг и на языке которых они говорили, звук «л» вообще отсутствует, за исключением слов, заимствованных у европейцев, так что замена «л» через «р» вполне правомерна с точки зрения фонетики нама.

Очевидно, и Ц’агн, и Хишс, и Хува, и Тора — образы одного и того же порядка. Это дальнейшее развитие представлений о мифических предках-тотемах; они становятся олицетворениями сил природы. С ними связываются и оплодотворяющий дождь, и изобилие дичи, и удача на охоте; они покровительствуют юношам во время инициаций. В связанном с ними ритуале преобладали магические черты. Это не боги, а духи.

Наряду с Ц’агном, Хише, Хуве, Торой у бушменов существует представление о сонме духов, выступающем под общим наименованием Гауа. Первое значение слова «гaya» — «существо, которое умерло». Большей частью это слово относится к умершим людям, но оно употребляется и в более широком смысле. Так, когда завывает сильный ветер и гремит гром или молния убивает человека, также приписывают это силе Гауа. Видимо, Гауа — это представление о сверхъестественном начале, связывающемся как со смертью человека, так и с проявлениями природной стихии. И души умерших, и духи природы могут быть злокозненны, но разделения их на злых и добрых у бушменов не было.

По одним сообщениям, бушмены верили, что после захоронения трупа плоть снова оживает, из нее возникает Гауа умершего — точное подобие живого, его двойник, который выходит из могилы, охотится, ест и пьет, а когда устает, то ложится отдыхать в могилу. По другим представлениям, душа умершего поднимается на небо, а дух остается на земле. Второе представление — более позднее, отразившее влияние христианства.

Погребальные обряды ограничивались зарыванием трупа лицом на восток. Рядом с могилой вешали на куст лук и колчан умершего. После погребения группа снималась с места и долгое время в своих перекочевках избегала места погребения.

Специалисты в области культа у бушменов — колдуны, знахари — изготовляли разнообразные зелья для отравы врагов и снадобья для защиты от гибели, грозящей со стороны враждебных колдунов. Особый интерес представляет орудие вредоносной магии в виде миниатюрного костяного лука, из которого стреляли терновыми шипами, что должно было повлечь гибель врага. При лечении кроме снадобий применялись разнообразные приемы массажа, а также высасывание: последнее заканчивалось «извлечением болезни» в виде камешка.

Колдуны отличались по внешнему виду: они брили голову, носили амулеты, которых не имели права носить остальные.

Они выполняли по желанию магические обряды в «интересах» как общины, так и отдельных людей. Во время инициаций и при вызывании дождя колдуны совершали публичный ритуал и играли в это время очень важную роль в общественной жизни. Однако бушменские колдуны добывали себе средства к существованию собирательством и охотой наравне со всеми и не выделялись из общины.

В настоящее время религия бушменов подверглась сильному влиянию христианства даже у тех племен, которые живут кочующими общинами в Калахари. Так, И. Бьерре сообщает, что бушмены кунг верят в «великого духа Гауа, с которым знахарь-колдун вступает в общение во время транса... В начале мира Гауа создал одного мужчину и одну женщину — это были первые бушмены и вообще первые люди на земле. Гауа дал этим людям душу, затем сделал тело ребенка и тоже вложил в него душу. И так он поступает с каждым рождающимся ребенком. Гауа может и взять душу обратно, тогда человек умирает и душа возвращается на небо... Гауа управляет всем миром, это он посылает дождь». Наряду с этим, явно заимствованным из Библии, рассказом сообщается, что «первые бушмены могли превращаться в животных», — это все, что осталось от древнего тотемического мифа. Ценны сообщения Бьерре о ритуальных обрядах, о том, что сохранились пляски в лунные ночи с обращенными к ночному светилу заклинаниями-просьбами о даровании дождя. Во время пляски колдун впадает в транс, делается как бы бездыханным, и только посредством массажа и встряхиваний его приводят в нормальное состояние. Особенно интересен рассказ колдуна о его пребывании во время транса на небе, у «великого духа», с целью выпросить дождь. И экстатический ритуал, и фантазия о путешествии на небо чрезвычайно близки к камланию сибирских шаманов и свидетельствуют о развитии анимистических представлений и обрядов.