Затем послышалось слабое «топ-бум-топ», которое неслось по золотой поверхности реки благодаря дыханию вечернего ветерка. «Сигнальные барабаны», — сказал капитан. Минутой позже перед ним возник чернокожий матрос, быстро говоривший что-то по-французски.

«С нами разговаривали барабаны, — сказал мне капитал. — Нас ждут ниже по течению—там белый человек с женой и ребенком, они больны и спешат в больницу в Альбертвиль. Дай Бог, чтобы мы не сели на песчаную отмель во тьме, ибо нам нужно плыть двадцать миль, чтобы подобрать их».

Пронзительный визг сирены, и вот мы уже пошли зигзагами вниз по реке, а колесо за кормой перемалывало мутную воду. Через несколько часов мы плавно подошли к берегу, где из темноты неясно вырисовывались очертания миссионерской станции. На борт поднялся бородатый священник-католик в белой мантии. «Хорошо, что вы здесь, — воскликнул он. — Управляющий шахтой и его семья форсированным маршем движутся сюда и очень скоро будут здесь».

Они вышли из мрака пальмового леса — колоши людей, появившаяся в слабом свете палубных фонарей. Первым шел высокий человек в изорванной в клочья одежде цвета хаки, его трясло. Следующей была мачила — нечто вроде носилок с откинутым навесом, — поэтому я смог увидеть истощенную женщину и болезненную маленькую девочку. В конце двигалась длинная цепочка носильщиков с грузом на головах: жестяные коробки, лагерное оборудование, свертки с пищей, детские игрушки в корзине. Когда они подошли к борту парохода, некоторые из них легли на землю в полном изнеможении. Это, конечно, была гонка во имя жизни, «описанная» барабанами, гонка, в которой все решалось выносливостью этих преданных носильщиков, безжалостным солнцем и баррикадами тропического буша.

Всю дорогу вниз по Конго до устья были слышны барабаны, которые напоминали мне об этой несчастной семье. Вдоль всего этого водного пути, на протяжении двух тысяч миль, барабаны говорили, веселились, предупреждали и жаловались.

«Бум... бум... бум!» Звуки постепенно становятся все громче. Под навесом из пальмовых листьев барабанщик бьет в городской барабан — большое выдолбленное бревно длиной в двенадцать футов и покрытое резьбой устрашающего вида. Длинная узкая щель и вырез в виде «губ» регулируют звучание барабана. Изготовление барабана — старинное, удивительное ремесло сродни искусству лить колокола. «Губы» дают барабану два голоса: женский и мужской. Если в последнюю минуту работы по вырезанию деревянного барабана будет допущена ошибка, она может свести на нет труд нескольких месяцев.

Специалисты называют эти деревянные барабаны «гонгами». Делают их тем же способом, что и выдолбленные из бревна каноэ. Кстати, в одном из племен их так и называют— «говорящие лодки». Сигнальные барабаны ашанти — барабаны нтумпане — всегда используются парами, в которых один считается мужским, а другой женским, и для их изготовления применяется кожа с ушей слона. Освящение барабанов выливается в замысловатую церемонию, и их создатель получает в подарок кур, ром и золотой песок. У мужского барабана тон низкий, и маленький кусочек железа, называемый «акаса», который кладут на него, придает ему грубоватый оттенок. Женский же барабан производит высокие по тону звуки.

У народа огбони, живущего в Нигерии, используется комплект из пяти барабанов (их называют «семьей»), и самый большой из них именуется «буйволом».

Послания, передаваемые этими барабанами, имитируют кудахтанье птиц, усаживающихся на насест, визг испуганного щенка, зов леопарда или трубный рев бродячего слона.

Барабаны, сделанные из калебаса, часто используются для аккомпанемента танцам. Есть еще барабан «танге», который изготавливается из бедренной кости вождя с узкой полоской кожи, натянутой от одного ее конца до другого. На нем играют с помощью бамбукового молотка. Барабаны «ндембо» состоят из целой шкуры козы или антилопы, натянутой на плетеный каркас.

Интересно наблюдать за работой барабанщика. Его лицо искажается в гримасе и дергается при каждом звуке, который он извлекает из своего инструмента.

Барабаны—это как бы междугородные звонки по телефонной системе африканцев. Барабаны также дают им возможность делать множество «местных звонков». Но существуют и другие способы передачи новостей на короткие расстояния. Народ сунквалла, живущий на холмах вдоль нигерийско-камерунской границы, использует для этого рога крупных антилоп или буйволов, а иногда и бивни слонов. И эти инструменты тоже сделаны таким образом, чтобы могли издавать два тона. Два или три человека, «говорящих» с помощью рога и стоящих довольно близко друг от друга, могут одновременно передавать сообщения с одного края долины на другой. Они работают на звуках разной тональности или волнах разной длины, так что слушатели без труда распознают нужное им сообщение. Фрэнк Хайвс, знаменитый районный комиссар в Нигерии, спросил однажды своего переводчика, что означало услышанное им сообщение, переданное с помощью рога. Вот диалог, который привел этот переводчик:

«Почему вы не прислали нам сегодня никакого «мяса»? Мы голодны». — «Извините, но никто не умер».

Барабаны в Африке используют для передачи информации не только упомянутые мною племена. Охотник, который провел много лет во Французском Конго, рассказывал, что он шел через район, опустошенный сонной болезнью и оставленный населявшими его племенами. Он услышал слабый барабанный бой — удары палок о пустое дерево. Повернувшись к своему оруженосцу, он сказал: «Кажется, ты говорил мне, что здесь нет людей?»

Туземец улыбнулся. «Сокомату», — ответил он. Они зашагали в сторону, откуда нёсся звук, и там охотник увидел «сокомату» — шимпанзе, с довольным видом барабанившую по бревну. «Том... том... бум... та-ра-ра... бум!» Неудивительно, что белый человек не может сделать и шага по африканским джунглям без того, чтобы каждый его шаг не опережала новость о его передвижении. Где-то невидимые в ночном мраке дикари выбивают этот старый, старый ритм. Приходит еле слышный ответ. Иногда он настолько еле слышен, что белый человек различает его как обрывки едва уловимой слухом, но хорошо знакомой мелодии.

Белый человек всего лишь слышит, и только.

«Бум... та... ра... ра... бум!» А Африка слышит и понимает.

Африка послужила развитию и хирургии в значительно большей степени, чем принято думать в цивилизованном мире. Век за веком методом проб и ошибок черные лекари-колдуны делали сенсационные открытия. И происходило это в очень давние времена, когда европейские врачи только осваивали лишь некоторые медицинские премудрости. Многие врачебные секреты Африки ныне уже известны. А сколько их так и остались неведомы белой науке?

— Много лет назад, путешествуя по Бельгийскому Конго, я подружился с французским врачом, очень любознательным человеком, никогда не упускавшим шанса проникнуть в тайны африканской медицины, — рассказывает Л. Грин. — Как-то раз на речной стоянке он заметил на берегу группу туземцев и пригласил меня посмотреть на одну, совершенно, на мой взгляд, невообразимую операцию. У пациента на предплечье был глубокий порез.

Его товарищи набрали крупных и страшно свирепых черных муравьев, которых по одному помещали на рану. И тут же каждый муравей впивался челюстями в плоть, соединяя края раны. В конце концов рана оказалась зашитой так аккуратно, словно на ней поработала игла искусного хирурга. А заражение, спросите вы? В Конго об этом позаботится солнце.

Среди знахарей-колдунов есть люди, владеющие не только искусством врачевания травами, но и навыками хирургов и гипнотизеров. Более полстолетия назад сэр Рональд Росс удивил ученый мир своим открытием, — оказывается, малярию вызывают укусы москитов. Но это открытие должно было бы появиться значительно раньше, поскольку еще с незапамятных времен об этом знали все дикари, населяющие Тропическую Африку. «Не стройте хижин там, где живут москиты, потому что москиты — это зло, от них кровь становится горячей», — говорили мудрецы многих племен. Окажись в Африке хинная кора, местные знахари давно бы ее обнаружили. Нашли же они корни аконита — сильное потогонное средство, облегчающее страдания больного малярией.