Десять — пятнадцать минут ожидания — время небольшое, но оно всегда связано для Чеботаренко с большими переживаниями. Ведь в течение этих немногих минут решается чья-то судьба: устанавливается, виновен человек в преступлении или не виновен, честный он или жулик, а может быть, и закоренелый преступник, матерый враг, с которого вот сейчас будет сорвана маска.

Чеботаренко наклоняется еще ниже и уже обнаруживает характерные, сперва чуть заметные ниточки штрихов коричневатого оттенка. Но вот эти ниточки становятся всё яснее и четче, обрисовывая вытравленный каким-то химическим реактивом — вероятнее всего соляной кислотой — первоначальный текст. Кварцевый фотообъектив схватил сразу свечение и тут же перенес его на пленку.

И вот Чеботаренко уже свободно читает обнаруженный текст:

То же имя, отчество и фамилия показались в свечении и на проходном свидетельстве и на солдатской книжке!

И снова документы Крюка с актом экспертизы и фототаблицами выявленного текста попадают к советнику юстиции Божко.

— Ага, вот вам и Крюк! — восклицает Божко и, выйдя из-за стола, начинает задумчиво ходить по комнате. Обнаруженное его еще не удовлетворяет.

— Так кто же он на самом деле? Кто? Откуда? Как к нему попали документы воина Советской Армии Константина Гончарука?

Произнося имя сержанта, Божко силится что-то вспомнить, но не находит нужного в памяти и вызывает помощника.

— Сейчас же сходите в милицию и посмотрите картотеку розыскных требований и ориентировок, — нет ли там имени Гончарука Константина Кирилловича, — говорит он.

Вскоре выясняется, что такое требование есть, поступило оно еще четыре года назад. Дорожная милиция разыскивает преступников, убивших сержанта Гончарука.

Божко приказывает немедленно запросить следственные материалы, связанные с именем Гончарука.

Теперь Божко уже уверен, что с получением затребованных материалов всё, связанное с убийством сержанта и именем преступника Крюка, перестанет быть загадкой.

Это было так и не так.

В ночь на 12 мая 1950 года путевой обходчик Сергейчук, пропустив поезд, следовавший из Киева, пошел вдоль своего участка. Внезапно около отметки 172-го километра он заметил что-то лежащее в стороне от колеи. Когда обходчик подошел ближе и, наклонившись, посветил перед собой фонарем, он отпрянул назад. Перед ним был труп человека. Сергейчук бросился на свой пост к телефону, а через два часа к месту происшествия на дрезине уже прибыла группа оперативных работников дорожной милиции вместе с судебномедицинским экспертом.

Осмотр погибшего на месте дал очень мало. Он был изуродован до неузнаваемости. На нем были армейские брюки, хлопчатобумажная сорочка, носки, в стороне лежали тапочки. Обходчик Сергейчук, как первый обнаруживший происшествие, ничего дополнить не мог.

Что за драма произошла в поезде? Жестокое преступление, несчастный случай или самоубийство?

Ответить на все эти вопросы на месте не было никакой возможности. Надо было прежде всего в самом срочном порядке установить, в каком вагоне ехал погибший, какие вещи были с ним, куда он направлялся. Судебномедицинский эксперт здесь же, на месте, при свете карманных фонарей в осторожных словах высказал предположение, что погибший был сперва удушен — скорее всего руками (что позднее подтвердилось), а потом сброшен, как мешок. Значит, убийцы еще могли быть в поезде. Возглавлявший группу майор милиции сразу связался с поста путевого обходчика по телефону с ближайшей узловой станцией, а к рассвету уже знал, что проверка поезда оказалась по существу безрезультатной. Как сообщили проводники, минувшая ночь в поезде прошла по обыкновению спокойно. Вот только проводница шестого вагона видела, как двое пассажиров из третьего купе около часа ночи выводили под руки в уборную своего «подвыпившего» дружка. Когда они вернулись — она не заметила, но сообщила, что, забрав свои новенькие чемоданы, они сошли на ближайшей станции.

Прибывший по вызову к поезду эксперт-криминалист после тщательного осмотра купе ничего подозрительного в нем не нашел. На всякий случай осмотрел уборную, тамбур — тоже никаких полезных для дела следов. Снова вернулся в купе и опылил графитом все полированные и никелированные поверхности. Стряхнув кисточкой графит, он неожиданно увидел ясно проступившие отпечатки чьих-то двух пальцев на никелированной крышке пепельницы. Отпечатки были тут же перенесены на следовую пленку. Но кто их оставил, кому они принадлежали, — оставалось загадкой.

К вечеру работники дорожной милиции уже знали, что одним из районных отделений милиции по заявлению Татьяны Прокопец разыскивается ехавший в поезде старший сержант Гончарук. С получением этого сообщения был направлен запрос в воинскую часть, где служил Гончарук. В телеграфном ответе из части говорилось:

Как только стало известно о вкладной книжке, Госбанку СССР было дано указание о немедленном задержании любого предъявителя вкладной книжки на имя Гончарука Константина Кирилловича. Но вскоре стало известно, что деньги эти уже выплачены Киевской конторой Госбанка.

Вот, собственно, все материалы, которые существовали по делу об убийстве Гончарука и которые уже через два дня после запроса поступили в распоряжение прокурора Божко.

«Это то, что мне нужно», — подумал Божко, рассматривая круговые узоры, оставленные на пепельнице чьими-то пальцами. Но когда в кабинет доставили дактилоскопическую карту Крюка, оказалось, что у него на всех пальцах петлевые узоры.

«Может быть, это следы пальцев самого Гончарука?» — думал прокурор.

Но произведенная проверка не подтвердила этого предположения.

— Снова загадка, — выходя из-за стола, проговорил Божко, потирая виски.

И вдруг мелькнула мысль: «А может быть, Решетило? Да, тот самый Решетило, закадычный друг и приятель Крюка».

Как выяснилось в ходе следствия по обвинению Решетило в краже государственного угля, он приехал в город четыре года назад и в тот же день, когда приехал Крюк. Позднее Крюк устроил его на автобазу своим заместителем.

— Так это же он и есть, это его отпечаток, — совсем убежденно произнес Божко и снял телефонную трубку.

Спустя еще некоторое время дактилоскопическая экспертиза подтвердила, что Решетило действительно касался пальцами пепельницы в ту ночь, когда был убит сержант Гончарук.

Когда Божко читал заключение дактилоскопической экспертизы, рядом на стол лег еще один документ, который открывал перед прокурором новые факты.

Дав санкцию на арест Крюка, Божко решил, что птица эта не из мелких, и распорядился отправить отпечатки его пальцев в Министерство внутренних дел. Вот что говорилось в только что полученном и лежавшем теперь перед глазами прокурора ответе:

Остальное рассказали на следствии сами преступники.

Опытный вор и «комбинатор» Решетило многие годы нигде не работал и, оставаясь верным себе, разъезжал по городам в поисках легкой наживы. В мае 1950 года он оказался в Киеве и здесь встретился с Крюком, который, собираясь на новое место жительства, искал возможности «обновить» документы. Оба преступника быстро поняли друг друга. Зайдя как-то в вокзальный ресторан, они увидели здесь сержанта Гончарука, заскочившего наскоро перекусить, пока поезд стоял на перроне.