Василек остановил такси. Спустя пятнадцать-двадцать минут они были у деревянной будочки аптекарского киоска.

— Привет вам, Мария Ивановна. Можно взять наш багаж? — весело обратился он к полной розовощекой киоскерше в белом халате.

Книги оказались уже переложенными в обыкновенный чемодан.

— Спасибо, Мария Ивановна. До скорой встречи, — бросил Василек на ходу. Такси взяло направление к рынку, объехало его и остановилось около голубого павильона междугородной автобусной станции. Здесь сотни пассажиров днем и ночью с чемоданами и узлами ожидают рейсовых автобусов в разные города. Автобусы уходят один за другим через каждые, пятнадцать-двадцать минут, а пассажиров, как на железнодорожном вокзале, никогда не уменьшается. Василек, отпустив такси, вместе с Любушкой пробивался сквозь толпу и подошел к сидящей в сторонке молодой круглолицей женщине. Она сидела, опершись на желтый чемодан, зажав в руке билет на Симферополь. Ее автобус должен был отправиться только вечером.

Василек оглянулся и весело сказал:

— Ну, вот мы и привезли ваш чемодан, Анна Дементьевна! — Присев рядом на скамейку, уже шепотом с таким же веселым видом он продолжал: — Как идет?

— Как всегда. Жорж Занд уже ушла. Коршуны разлетелись с шумом.

— Очень мило с их стороны. Теперь я ребят уже предупредил, можете освобождаться и от этого чемодана, — сказал он.

Попрощавшись со своей доброй знакомой, взял Любку под руку.

— А мне с вами даже удобнее, вы знаете это, Любушка? — сказал Василек, когда они покинули автобусную станцию.

— Не знаю, но чувствую, — и Любушка заглянула ему в глаза.

— Вы знаете что, — вдруг остановившись и крепко прижимая к себе ее руку, порывисто заговорил синеглазый цыган. — Я сделаю вас королевой этого рынка. Да, посмотрите, будете настоящей королевой. Вы узнаете, где, что и как берется, всё узнаете. Вы будете иметь под своим началом несколько городских районов. И тогда к черту полетят все Вороны и Соловьи.

— Кто это такие — ваши Вороны и Соловьи? — всё больше загораясь, спросила она.

— Это, мягко выражаясь, мои конкуренты. Да куда им тягаться со мной! Я учился в Ростове на третьем курсе филологического факультета. Я знаю и люблю литературу, я знаю ей цену. Спросите их, кто такой Гомер или Эсхил, Вергилий или Данте — понятия не имеют. Да они и цены настоящей за такие книги взять не смогут. Шаромыжники. С людьми разговаривать не умеют. Они не могут ни с одним завмагом общего языка найти. Пластинками для патефонов им заниматься…

Увлеченные разговором, они не заметили, как пересекли город и подходили к парку. Яркий июньский день уже догорал. Солнце повисло над верхушками дальних деревьев и готовилось скрыться за ними. Из парка доносился запах обрызганных белым цветом кустов жасмина. Ни одному, ни другому в эти минуты не хотелось возвращаться в душный город, хотя у обоих на то были свои причины.

— Давайте, Любушка, сегодня же приступим к нашей программе. Пойдемте в парк, посидим в ресторане. У меня там одно деловое свидание. Но вы не помешаете. Напротив. Я познакомлю вас с завмагом, с которого вы и начнете действовать. Идет?

Любушка, конечно, не могла отказаться. Спустя несколько минут они уже шли по тенистым каштановым аллеям, среди пестревших астр, тюльпанов и гладиолусов.

Открытая веранда ресторана была скрыта от постороннего взгляда густыми зарослями сирени, жасмина и черемухи. Листья кустарников падали прямо на ближние столики, а вместе с ними на столики падал и серебристый свет только что появившейся луны. Под руками в бокалах пенилось шампанское. По соседству в главном зале горько плакала скрипка и женский голос силился ее поддержать. Всё это, понятно, располагало к самой интимной беседе, к разговору не словами, а взглядами, сердцами. Но наши добрые знакомые разговаривали всё еще словами. Их было пока только двое и синеглазый спешил подготовить свою новую приятельницу к приходу третьего.

— В нашей работе, Любушка, — говорил он, близко придвинувшись к своей партнерше, — вам надо усвоить главное — осторожность. Это значит, что сами на «пятачках» появляться вы никогда не должны. Для реализации надо иметь своих людей. В этом я помогу. Но они, понятно, требуют денег. И денег надо немало. Возьмите к примеру меня. Я плачу, прежде всего тем, кто дает мне книги. Плачу тем, кто продает. Даю тем, кто их хранит. Теперь же надо думать и о себе. В другом месте на меня бы сыпались благодатным весенним дождем премии и благодарности за инициативу и находчивость, а здесь надо самому заботиться о себе. Поэтому предупреждаю, надо умело и осторожно сходиться в цене с теми, у кого вы берете книги.

— С завмагами? — спросила Любка, играя маленькой костяной ложечкой для мороженого.

— Да и с ними, хотя должен сказать, что на одних завмагах далеко не уедешь. Если, скажем, на сто завмагов найдется пятерка покладистых — это уже хорошо. Туда подбирают обычно трудных людей. Но и пятерка покладистых — тоже не из легких. Взять того же Азизяна, которого я вам уступаю от всей души. Он вот-вот появится. О, это железо. Его гнуть трудно. Зато мастер своего дела. Всегда что-нибудь да подсунет.

Синеглазый еще не закончил своей мысли, как перед столиком появился коренастый, лысеющий человек в темных очках и гладко отутюженном чесучовом костюме. С ним рядом была маленькая цветущая толстушка, чем-то напоминавшая собою чеховскую Душечку.

— Салам алейкум, Хачатур! Прошу знакомиться, моя добрая приятельница Любовь Митрофановна, или, лучше, Любушка, — сказал, подвигая подошедшим стулья, Василек.

Азизян взглянул на приятельницу своего друга глазами восточного человека и, ловко наклонившись к ней, проговорил:

— В городском альбоме много интересных молодых женщин, но среди них вас я не встречал…

— Правда, правда, Хачатурчик, она очень миленькая, очень, — перебив завмага, прощебетала вдруг толстушка и тут же, разводя своими короткими пухлыми руками, неожиданно сказала: — А у меня, понимаете, в паспорте записано: «Дорофея Пантелеймоновна». Но вы не пугайтесь. Друзья меня зовут Додочка и находят, что это очень мило. Ведь правда, милочка?

Завмаг недовольно посмотрел на свою соседку, но Любка ласково кивнула ей головой и еще более ласково посмотрела на завмага.

— А вы, Хачатур Иванович, оказывается, и по женской части человек сведущий.

— О, да, он такой, он, знаете… — снова начала было Дорофея, но завмаг незаметно дернул ее за блузку. Она запнулась на полуслове.

— Почему вы сказали и по женской? — спросил он, поднимая брови.

— Мне о вас уже рассказывали, как о крупном специалисте в книжном деле.

— Не скромничай, Хачатур. Посмотрите, Любушка, видите на лацкане блеск? Это значок «Отличник книжной торговли». Сам министр вручал. Да и магазин под руководством Хачатура из второй категории переведен в первую. А недавно даже знамя переходящее получил.

— Вот видите, какой вы, — заискивающе произнесла будущая королева.

— Предлагаю за отличника книжной торговли, — наполняя бокалы, сказал Василек.

— Нет, нет, — запротестовал завмаг. — Сперва за нашу новую приятельницу.

— За милочку, — вставила толстушка.

Над столом раздался протяжный хрустальный звон. Он потом повторялся еще много раз. А когда друзья расходились, условились, что очаровательная Любушка, как называл ее весь вечер завмаг, завтра утром будет у него в девять, до открытия магазина.

Но утром Любка не узнала вчерашнего внимательного поклонника. Ей сейчас казалось, что этот человек никогда в жизни не улыбался. Он был весь погружен в заботы. Неожиданно из подшефного района прибыла за какими-то книгами автомашина, пришлось срочно вызвать сотрудников, заниматься отбором книг, оформлением документов. Потом он стал жаловаться на тесноту в магазине и в подсобных помещениях. Говорил громко, отрывисто, так, чтоб слышали мелькавшие всё время в отделах сотрудники.