Осмотрев решетку, Клокотов пришел к выводу, что распилил ее человек, искусно владеющий ножовкой: шаг пилы был ограниченным — мешало внутреннее стекло — всего десять-двенадцать сантиметров, но распил на всех прутьях был безукоризненно ровным. Сделать это мог только настоящий мастер своего дела.

Клокотов и его помощник младший лейтенант Казарцев снова вернулись в торговое помещение. Маленький замок на дверях кабины кассы был сорван, дверь — распахнута, кассовые ящики — выдвинуты. С вечера в них оставалось восемь тысяч рублей — семь с половиною крупными купюрами — по 100 и 50 рублей и пятьсот — рублевками. Крупные купюры исчезли, рубли остались нетронутыми. На столике кассы из чернильницы торчала ручка. На нее была надета яичная скорлупа.

Слева на прилавке лежали опрокинутыми три бутылки из-под портвейна, в двух стаканах оставалось немного недопитого вина. Рядом на полу лежали окурки папирос и сигарет.

«Надо полагать, их двое», — решил Клокотов.

Бутылки, стаканы, полотна ножовок и вынутые из окна стекла были направлены на экспертизу для поисков отпечатков пальцев. Для биологической экспертизы были подобраны и окурки.

Почти в последний момент, когда осмотр помещения уже заканчивался, младший лейтенант Казарцев передал капитану измятый, затоптанный ногами свернутый вчетверо листочек из ученической тетради.

— Поднял у самой кассы…

Под текстом стояла подпись: «А. Щеглов».

— Интересно, вечером уборка была, а утром откуда-то появилась эта записка, — заметил Клокотов. — Посмотрим, в какой огород она нас приведет…

Изучая еще накануне ночью материалы коричневой папки, Клокотов уже наметил первые версии, проверяя которые и нужно было искать преступников. Он знал, что уже много лет в городе не было ни одного случая кражи в магазинах с выпиливанием решеток — этим примитивным и далеко не современным способом проникновения в закрытые помещения. Когда-то подобные случаи бывали, но хищники давно пойманы и осуждены. Возможно, к ножовке снова прибегают те же, вернувшиеся после заключения преступники? Значит, прежде всего, проверить по документам. Кто из прежде осужденных за такие кражи вернулся в город.

С этой мыслью Клокотов встретил рассвет в своем кабинете. Теперь же, вернувшись к себе с места происшествия, он решил, что начинать надо с огородника. Если записка, найденная в магазине, потеряна преступником, значит, можно по горячему следу кое-что успеть. Он уже видел перед собой весь сегодняшний день, который неизвестно когда и чем закончится, но сейчас после бессонной ночи от боли сводило виски, покрасневшие глаза слипались, всё тело наливалось тяжестью.

— Хорошо, так и сделаем, — неожиданно сказал себе Клокотов. Он вызвал лейтенанта Казарцева и, дав ему необходимые распоряжения, вышел к машине.

— На речку, Алеша, — бросил безусому пареньку-шоферу.

На окраине города река разлилась весенним половодьем. Слева высились громады многоэтажных домов, темнели заводские корпуса и густо дымили трубы, а справа зеленым бархатом стлались поля, уходя к синевшему вдали горизонту.

— Холодновато еще, Илья Васильевич, — сказал шофер.

— Русские когда-то после бани ныряли в прорубь, освежиться, а мы разве не русские!

Разбежался — и в воду. Вынырнул и закричал:

— Давай, Алеша, за мной!

— Страшновато, Илья Васильевич, — поежился Алеша.

— Хорошо! Здорово! — А теперь растирай. Да так, чтоб искры сыпались, — выскочив из воды, смеялся Клокотов, подставляя свою широкую и раскрасневшуюся спину.

Он вернулся в кабинет, как всегда, бодрым, веселым.

— Ну, что нам кукушка на хвосте принесла? — обратился к секретарше.

На столе его ожидали два стакана крепкого чая и добытый уже лейтенантом Казарцевым список адресов Щегловых.

— Тридцать восемь? Многовато! Но надо искать, — сказал он Казарцеву, просматривая список однофамильцев, составленный в адресном бюро.

Щегловых А. в городе было 38. Причем двенадцать из них назывались Александрами, три — Антонами и пять — Алексеями. Значит, надо было прежде всего установить, кто из Щегловых А. работал на заводе и кто из них обращался в завком за огородом. Пришлось объезжать домоуправления, потом завкомы. Только на второй день попали на трубный завод.

— Есть у нас такой Щеглов. Он и Александр — по отчеству Степанович, он и заядлый огородник, — сказал председатель завкома.

— А участок вы ему на этот год уже выделили?

— Выделили и давно.

— И в том самом месте, где был в прошлом соду?

— Совершенно верно.

Клокотов уже был готов поверить, что напал на след. Но, дальнейший разговор с председателем завкома всё больше охлаждал его, разочаровывал. Александр Степанович Щеглов, как оказалось, человек уже преклонных лет, отец трех сыновей. Имя его можно увидеть на городской Доске почета. Все его хлопцы работают в одной бригаде литейщиков, а бригадиром у них сам Александр Степанович.

Решили все-таки позвать литейщика. В кабинет председателя вошел крупный человек с седыми раскинутыми по сторонам усами. Капитан только взглянул на него и сразу понял: недоразумение. А тот, поздоровавшись, стал по-отечески выговаривать хозяину кабинета:

— Не годится так, Константин Иванович, что ни час, то вызов: заседания, совещания, беседы, а работать когда?

— Это ваше заявление, Александр Степанович? — уже из простого любопытства спросил Клокотов.

Литейщик удивленно посмотрел на листок из школьной тетради, вынул из кармана записную книжку, стал листать.

— Выходит мое. И знаете, где потерял? Позавчера вечером в «Гастрономе» на Салтыковской. Стоял около кассы и всё проверял по книжке, что старуха наказывала купить…

Первая версия, на которую поначалу так рассчитывал Клокотов, теперь перестала существовать. Надо было браться за вторую. На столе появились целые кипы архивных дел. Стали выискивать, кто из прежних мастеров по выпиливанию решеток вернулся из заключения, где находится, чем занимается. Но поиски оказались безрезультатными.

Не дождавшись материалов от криминалистов, Клокотов сам поехал в институт судебной экспертизы.

— Как мои решетки? — шутя сказал он, обращаясь к директору института, хотя ему и было не до шуток.

— Работой завалены, Илья Васильевич, на десять областей работаем, сами знаете, но сейчас проверим…

Появилась молоденькая, стройная женщина с голубыми глазами в белом халате. На улице ее можно было бы принять за балерину, а здесь ее звали старшим научным сотрудником Галиной Владимировной Славиной и считали крупным специалистом по дактилоскопии.

— Решеточники ваши, Илья Васильевич, — хитрецы, работают в резиновых перчатках. Даже винные бутылки открывали в них. Но бутылки, видно, плохо открывались, и большой палец на одной из них все-таки оставили.

— Я смогу его взять с собой? — спросил капитан.

— Да, он уже готов. И анализ слюны на окурках сможете взять у биологов. Только, Илья Васильевич, — шутливо взмолилась эксперт, — не присылайте нам в следующий раз столько окурков. Двух-трех вполне достаточно. Даже одна шестнадцатая часть площади почтовой марки позволяет нам сказать по оставшейся на ней слюне, какая группа крови у человека, наклеившего марку на конверт. А по одной папироске — тем более…

И снова Клокотов со своим помощником и экспертом засели за архивы. Прошли сутки, вторые, а они, не покидая кабинета, перелистывали всё новые папки с пальцевыми отпечатками, взятыми в разное время у преступников, придирчиво рассматривали на снимках никогда не повторяющиеся тонкие и извилистые капиллярные линии, оставляющие на предметах отложение жира и пота, сравнивали их с отпечатком, оставленным на бутылке, но не могли найти ничего похожего.