Капитан предложил Шилову стул.
— Я должен извиниться, но есть вопросы, разрешить которые можно только при вашей помощи, — сказал он и вынул из кармана известную коробку из-под сигарет «Памир». — Вам это знакомо?
Слесарь удивленно посмотрел сперва на коробку, потом на капитана.
— Кто записывал этот адрес?
— Откуда мне знать? — растерянно ответил он.
— А Жору Пальгунова и Михаила Сердюкова знаете?
— Мишку да, а Пальгунова…
Шилов задумался, потирая рукой лоб.
— Вспомните. Сердюков вам сказал, что Пальгунов мог бы помочь в прописке. Вы тогда же в подвальчике на Узкой улице записали адрес Пальгунова.
— Правда. Было такое. Только адрес я писал не на «Памире», а на «Приме». Курю одну только «Приму». — В подтверждение он вынул из кармана еще не распечатанную красную пачку сигарет.
— А где же та коробка, на которой вы записывали?
Шилов пожал плечами.
— Не помню. Выбросил где-нибудь. Я в ту же ночь уехал в Запорожье.
Ни Клокотов, ни его помощник не верили в искренность слесаря. Напротив, ножовочные полотна в кармане, признание того, что он встречался с Пальгуновым и Сердюковым и даже записывал адрес Пальгунова, казалось, еще больше подтверждали их подозрение. Но как в этом убедиться? Как доказать, что запись на коробке из-под сигарет сделана действительно рукой Шилова. Конечно, проще всего было бы предложить слесарю написать какое-нибудь объяснение и отправить его и записать адреса на графическую экспертизу. Но если Шилов — разыскиваемый преступник, он скроется и, понятно, не станет дожидаться результатов экспертизы. Клокотов решил пойти на риск.
— Хорошо. Разговор о «Памире» и «Приме» пока оставим. А теперь вот о чем. Вчера вечером вы наскандалили в ресторане «Запорожье»…
Шилов виновато посмотрел на капитана.
— Грех был, только вины моей в том не было.
— Может, вы и правду говорите. Поедемте сейчас в городское управление, там разберемся.
Прямо из отдела кадров они приехали на Индустриальную улицу. Клокотов положил на стол лист чистой бумаги.
Пишите объяснение и расскажите подробнее, что вчера произошло в ресторане.
Слесарь написал. Капитан мысленно сравнил размашистый почерк. «Совпадает», — подумал он и сказал:
— Я вынужден временно вас задержать.
— Дело ваше, — казалось, спокойно и привычно ответил тот, но лицо его болезненно перекосилось. — Только на этот раз, гражданин капитан, вины моей ни в чем нет, — добавил он.
Прошло три дня как Клокотов вернулся из Запорожья. Экспертиза не подтвердила его предположений. Запись на сигаретной коробке была сделана кем-то другим, не Шиловым. Не совпал и отпечаток пальца, оставшийся на одной из бутылок. Следователь снова вынужден был извиниться перед слесарем. Он вручил ему заранее купленный на обратный путь железнодорожный билет, передал справку на завод, в которой говорилось, что «слесарь П. А. Шилов был вызван в качестве свидетеля по одному уголовному делу и что командировочные ему за трое суток выплачены».
Клокотов пожал на прощанье Шилову руку, сказал каких-то несколько хороших, вполне искренних слов, а когда тот вышел, тяжело опустился в кресло.
Большая белая фаянсовая пепельница всё больше наполнялась окурками, дым в кабинете уже плавал сизой пеленой от потолка до пола, а он всё сидел за рабочим столом и, ломая на мелкие кусочки спички, думал:
— А что дальше? С чего завтрашний день начинать?
Первая версия с запиской огородника не выдержала никакой критики и провалилась. Поиски преступников по архивным документам, а позднее по сличению дактилоскопических карт и почерков — тоже ни к чему не привели. Наконец, эта история с коробкой из-под сигарет. Едва взяв ее в магазине в руки, Клокотов вдруг почувствовал, что она принадлежала именно тому, кого он разыскивал. Откуда появилось это чувство, капитан и сам не мог объяснить, но оно заставило его обивать пороги адресного бюро, блуждать по далеким городским окраинам в поисках Пальгуновых и Сердюковых, выезжать в Запорожье. Не покидало оно капитана и в эти минуты. Напротив, сейчас, когда слесарь Шилов оказался вне подозрений, Клокотов еще более уверовал, что измятая картонка из-под «Памира» поможет ему найти преступника.
«Да, но где его искать, с чего начинать завтрашний день?» — снова и снова возвращался он к одной и той же мысли.
6. «Мы тоже берем без обертки…»
Пошел уже второй месяц с того дня, как капитан Клокотов взял к себе коричневую папку с делом № 1125, но поиски преступников ни к чему не привели. Кражи в магазинах повторялись всё чаще, стали регулярными, совершались то в одном, то в другом совершенно противоположном месте. Хищники повели себя еще более вызывающе. Отпустив слесаря Шилова, Клокотов на следующее утро снова должен был выехать в еще один обворованный продовольственный магазин. Как всегда, здесь были оставлены те же пустые бутылки, два стакана, окурки. Но в этот день на дверях в подсобное помещение оказался новый необычный документ — наколотый на гвоздь мелко исписанный листок с «резолюцией» ночных посетителей. Судя по всему, преступники, роясь в кассе, вместе с остатком выручки обнаружили и «Жалобную книгу». На одной из последних ее страниц запись оставил какой-то покупатель по фамилии Назаренко. Он возмущался и требовал от администрации магазина отпускать все купленные товары аккуратно завернутыми в бумагу. На этой жалобе ночные посетители написали размашисто красным карандашом:
«Уважаемый гражданин покупатель, рекомендуем брать товары без бумаги, мы тоже вынуждены брать без обертки».
— Так это тот же почерк, черт побери, — выругался Клокотов, сорвал с гвоздя листок с жалобой, в который раз уже вспоминая запись на сигаретной коробке.
Теперь графическая экспертиза подтвердила вывод капитана.
— Записи сделаны одной и той же рукой, — сказали капитану криминалисты после исследования почерков в институте.
Клокотов мог бы быть удовлетворен этим заключением эксперта уже хотя бы потому, что его профессиональное чувство оказалось точным с самого начала. Но он сказал устало и недовольно:
— Пойдите, поищите хозяина этой руки…
А в магазинах появлялись всё новые записки, бросавшие вызов уже не только одному следователю.
Заведующий продуктовым магазином № 6 получил от начальника местного отделения милиции строгое предписание — в два дня разгрузить двор и ближнюю улицу от пустых бочек и ящиков. На этом предписании, оставшемся на ночь на столе завмага, на следующий день появилась «резолюция», сделанная красным карандашом:
«Дорогой товарищ начальник! Надо следить не за пустыми бочками из-под огурцов и капусты, а за ворами, что куда важнее для вашей службы!».
Наконец, в одни из тех дней Клокотова вызвал к себе полковник.
— Затягиваете, Илья Васильевич, очень затягиваете, — медленно проговорил он и даже не предложил капитану стул. — Читайте! — он передал несколько исписанных карандашом листков, поступивших на имя начальника восемнадцатого отделения милиции Буренкова.
«Дорогой начальник, — читал Клокотов, — вы нас извините за то, что мы с корышком хозяйничали на вашей земле. Не обижайся, дорогой начальник, взяли у тебя немного, у других больше. Зато совет вам дадим хороший и преполезный. Людей твоих надо больше гонять, плохо они службу свою несут, плохо задания твои выполняют. Мы как раз недавно резали решетку, и вдруг ровно в двенадцать в подъезде, как снег на голову, появляется твой лейтенант. Мой корыш успел поставить на место вынутое стекло и спрятался под лестницу, а я остался, как голенький. — «Что тут делаете?» — строго спросил меня. — «Девчонку поджидаю…» «Ага!» — этот лопух засмеялся, козырнул мне на прощанье и ушел. А мы ушли только с рассветом, с первыми петухами. Всё было, понятно, в полном порядке. Заметь, что натурой мы ничего не берем.
Обещаем тебе, дорогой начальник, заключить с тобой договор о ненападении и больше на твоей земле хозяйничать не будем, перекочуем в другие отделения. А с капитаном Клокотовым мы еще потягаемся. Передайте ему наш поклон».
