Пока фашисты палили по пустым шалашам, покрытым побуревшей хвоей, несмело приближались к ним, ожидая засады, заслоновцы быстро оторвались от врага.

Под вечер отряд Заслонова подошел к условленному месту — Великому Селу.

Не доходя до деревни, заслоновцев встретила Марья Павловна. Она сама попросила у Куприяновича выйти навстречу отряду. Марья Павловна очень беспокоилась за мужа. Иван Иванович никогда не держал в руках ружья: в армии не служил, охотником не был; а тут нате — пошел в бой! Увидев мужа живым и невредимым, Марья Павловна расцвела.

— Немцев ближе Смольян нет. Мы стоим туда дальше, в лесочке, вон там, возле Рая, — говорила она Заслонову.

— Только возле Рая? А мы поведем вас в самый рай, — пошутил Заслонов.

Отряд, минуя деревни Великое Село и Рай, вошел в большой Куповатский лес и расположился в нем. Дорог в лесу не было. Только на противоположной его стороне через деревни Утрилово — Куповать — Кузькино проходила проселочная.

Принялись обживаться на новом месте.

Весной устраиваться в лесу значительно проще, нежели зимой. Не надо рыть землянки: тепло и в шалаше. Не надо опасаться следов.

В Куповатский лес пришли из Орши Шурмин с несколькими железнодорожниками.

Заслоновцы с радостью встретили товарищей.

После первых приветствий Шурмин вынул из рюкзака новые, защитного цвета галифе и протянул их Константину Сергеевичу:

— Вот вам подарок от оршанцев!

— Спасибо, спасибо. Пригодятся нам, — сказал Заслонов.

Вечером он позвал к себе в шалаш Нороновича, которого назначил командиром одного из отрядов. У машиниста совершенно износились брюки: заплата на заплате.

— Возьми, Василий Федорович! — Заслонов протянул ему галифе, которое принес Шурмин.

— Дядя Костя, зачем? Так это ж вам… — замялся Норонович.

— Не разговаривай, бери! У меня еще целые, видишь, — указал он на свои железнодорожные черные штаны, вправленные в сапоги. — А ты — командир отряда, а ходишь в рваных! Бери, — приказал дядя Костя.

Нороновичу пришлось подчиниться.

Сюда же, в Куповатский лес, Иван Тарасович Ларионов прислал со своим связным радиста и рацию, доставленные через фронт.

Перед Заслоновым стояла высокая русая девушка лет восемнадцати.

Она четко отрапортовала, что прислана в распоряжение полковника Заслонова.

— Вот и чудесно! — просиял дядя Костя. — Наконец-то мы будем иметь прямую связь с «Большой землей». Получим взрывчатку, боеприпасы…

— Будем регулярно слушать сводки Информбюро. Сможем своевременно обо всем оповещать население, — развивал свои планы комиссар Алексеев.

— Вас как зовут? — спросил Заслонов.

— Валя.

— Вы будете у нас с Марьей Павловной. Марья Павловна! — позвал Заслонов.

Марья Павловна поспешила на зов командира.

— Вот познакомьтесь — наша радистка, Валя. Поступает на ваше попечение.

— Здравствуйте, Валечка! — пожала ей руку Птушка. — Вы, вероятно, хотите покушать, отдохнуть?

— Нет, спасибо! Прежде всего я хочу посмотреть, как наша рация…

— Правильно! Дело прежде всего! — похвалил дядя Костя.

Ему хотелось поскорее связаться с «Большой землей».

— А ну, ребята, помогите!

Женя и Леня только и ждали этого.

— На месте они помогут, а вот как будет в походе, когда по болоту шлепать придется? Кто понесет всю эту музыку? — пошутил Норонович.

— А что в походе? Никого просить не станем, донесем куда надо! — откликнулся с елки Леня.

С их помощью Валя быстро натянула антенну и через несколько минут уже выстукивала позывные.

С этого дня у Заслонова наладилась регулярная связь с «Большой землей». Теперь Заслонов получал задания от штаба и мог согласовать свои действия с операциями Советской Армии.

А комиссар мог своевременно распространять среди окрестного населения сводки Информбюро и чаще проводить беседы о том, что делается на «Большой земле» и как вся Советская страна дает отпор гитлеровским захватчикам.

После теплого, благостного апреля настал холодный май. Куда девались и солнце и тепло! Грязно-серые тучи затянули небо, полил дождь, стало холодно и неуютно.

— «Май, май — коню сена дай, а сам на печь удирай!» — ежась под холодным ветром, вспоминал старую белорусскую поговорку дед Куприянович.

— Когда цветет черемуха, всегда холод, — прибавил Птушка.

Но от этих верных народных замечаний партизанам не становилось легче. Все ходили нахохлившись, в сырой, непросохшей одежде.

В один из таких непогожих дней вернулись из разведки Алесь и Сергей Пашкович.

Вместе с ними явился на базу молодой курносый парень в плащ-палатке и лихо сидящей на голове пилотке. Был он среднего роста, чуть повыше Алеся.

С обоих разведчиков текло. Зимняя шерстяная кепка Алеся утратила всякие очертания — сморщилась, как старый обабок. Брюки были мокрехоньки, ботинки — в грязи.

Не в лучшем виде предстал перед командиром соединения и Сергей. Сухими у них обоих оставались лишь автоматы.

А курносый паренек производил впечатление сухого, хотя и пилотка и плащ-палатка почернели от дождя.

Заслонов с комиссаром и начальником штаба стояли у землянки.

По выправке курносого, по его твердому шагу всем было ясно, что это кадровый военный. Заслонов нашел еще одно подтверждение: сапоги у незнакомца были чисты.

— Товарищ командир, разрешите доложить, — как-то особенно по-военному начал сегодня Алесь, останавливаясь перед Заслоновым.

Пока отряд состоял из одних железнодорожников, которые работали под начальством Константина Сергеевича не первый день и в представлении кого Заслонов так и остался командиром, дисциплина поддерживалась сама собою. Как и в депо, слово дяди Кости было для железнодорожников законом.

Но с тех пор, как в отряд начали поступать посторонние люди, для которых командир отряда Заслонов был совершенно незнакомым человеком, Константин Сергеевич стал строить свои взаимоотношения с подчиненными на военный лад.

В первые дни Заслонову, хотя по натуре и дисциплинированному и собранному, но всё-таки сугубо гражданскому человеку, были смешны все эти «разрешите обратиться», «есть» и прочее. Но очень скоро Заслонов понял, что в военной обстановке всё это является неотъемлемой частью дисциплины и что так удобнее и легче.

И теперь, слушая Алеся, Заслонов думал: «Молодец! Ишь навострился!»

— По вашему приказанию товарищ Коноплев доставлен! — браво доложил Алесь и отошел в сторону.

Курносый стоял перед Заслоновым.

Несколько дней назад один из связных передал Заслонову, что к нему хочет перейти небольшая группа партизан, базирующихся у них в лесу. Заслонов приказал вызвать к себе на базу командира этой группы. И вот теперь он стоял перед Заслоновым.

С первого взгляда Коноплев понравился Константину Сергеевичу; его открытое лицо располагало к себе.

«Бравый хлопец, не кисель! Не струсит, не сдаст».

Заслонов любил таких боевых.

Коноплев сделал шаг вперед, четко приставил ногу и, приветствуя, отрубил:

— Товарищ командир, старший лейтенант Коноплев прибыл в ваше распоряжение!

Заслонов протянул руку:

— Очень рад! В армии где служили?

— Командиром разведки.

— Добро!

Заслонов подошел к своим разведчикам, которые стояли в стороне.

— Что это, хлопцы, вы такие мокрые, а вот товарищ старший лейтенант вроде сухой? — улыбаясь, спросил Заслонов.

— Как не вымокнуть, когда целыми днями — из куста в куст? — нахмурился Сергей. — Это ведь, Костя, не на паровозе!…

— Константин Сергеевич, важно, чтоб разведчик вышел сухим из дела, а что у него брючонки мокрые, — это разведчику по штату положено! — бодро ответил Алесь, выжимая свою кепку. Из кепки текло что-то бурое. — По крайней мере хоть мазут деповский с себе смоем!

— А поглядите-ка, — не унимался Заслонов, — у товарища Коноплева сапоги и те блестят.