Муза хохотала, глядя на то, что́ делает отец, а Иза была всецело поглощена своим бегом. Она взглянула на отца только тогда, когда очутилась у него на руках.
Константин Сергеевич схватил Изу на руки и, целуя, понес к дому. Он попрежнему не переставал смешно выплясывать.
III
— Женя! Женя! — позвали с улицы.
Женя чистил в коридоре костюм, собираясь итти к Константину Сергеевичу. Он вбежал в комнату и так, со теткой в руке, выглянул из окна.
Перед домом стояли его деповские товарищи — слесаря Коля Домарацкий и Алесь Шмель.
Коля — высокий, черноглазый паренек — первый в железнодорожном клубе актер. Алесь с виду неказист, но на все руки: ловок в работе, музыкант и остряк.
Алесь держал мандолину. Друзья, видимо, собирались повеселиться в выходной день.
— Куда это вы? — спросил Женя.
— Поедем с нами кататься на лодке, — предложил Коля.
— Не могу.
— Почему?
— Обещал быть в одном месте.
— Кому это обещал? — хитро сощурился Алесь.
— Дяде Косте, — не без гордости ответил Женя. — Поеду с ним на мотоциклете. Я ведь помогал ему красить машину.
— Вон оно что-о! — с завистью протянул Коля.
— Что тут особенного? — вмешался Алесь. — Мне дядя Костя дал книжку почитать.
— Да ну? — удивился Коля.
— Не веришь? Спроси у сестренки. «Педагогическая поэма» называется. Интересная! Куда же вы поедете с дядей Костей? — повернулся он к Жене.
— Должно быть, за Днепр, по шоссе…
— Ну что ж, поезжайте, глотайте пыль, а мы покатаемся на лодочке, — сказал Алесь и, наигрывая на мандолине веселый марш, ушел вместе с Колей.
Женя привел себя в порядок и глянул в зеркало. Он увидел те же голубые, быстрые глаза, русые волосы, стриженные «под польку», и на щеке знакомую царапину — след последней футбольной игры.
— Мама, я пошел! — сказал Женя, выходя из дому.
Константин Сергеевич Заслонов жил неподалеку, в маленьком деревянном доме.
Подходя к дому, Женя издалека увидал перед крыльцом красный «Промет». Возле него стоял, окруженный соседскими ребятишками, дядя Костя. Тут же были и его дочери — Иза и Муза.
— Во-время явился. Пришел бы чутеньки попозже, я бы уже укатил, — здороваясь с Женей, сказал дядя Костя. «Чутеньки» было любимым словечком Заслонова.
— Константин Сергеевич, как же можно опоздать? Приказ есть приказ, — весело ответил Женя.
— Ну, тогда поехали!
Дядя Костя повел мотоциклет. Женя повернул кепку козырьком назад и вскочил на багажник. Он сидел сзади за Константином Сергеевичем.
Красный «Промет» помчался по дороге.
— Жар-птица! Жар-птица! — кричали сзади мальчишки, напрасно старавшиеся догнать мотоцикл.
Железнодорожная линия, где пели рожки стрелочников, знакомые улицы и дома поселка побежали назад.
Еще несколько минут — и вслед за ними умчался мост через Днепр. Купающиеся ребятишки на одно мгновение мелькнули на берегу.
Какая-то шалая собачонка, выбежавшая из дома, тявкнула и пропала.
Впереди протянулась ровная лента шоссе.
Утро было ясное и тихое. Ветерок свистел в ушах у Жени, приятно холодил лицо и шею.
Тридцать километров незаметно остались позади. Солнце уже поднялось и основательно припекало. Становилось жарко. День выдался безветренный и душный.
Дядя Костя выключил мотор.
— Отдохнем, Женя! — сказал он, слезая.
Заслонов остановил мотоциклет на шоссе и ушел с Женей в тенёк придорожных берез.
— Что, разве плохо прокатились? — спросил он, ложась на траву.
— Очень хорошо, Константин Сергеевич! Великолепно! — ответил Женя, обмахиваясь кепкой. — Теперь бы только искупаться! — улыбнулся он.
— Искупаться, а потом почитать хорошую книжку!
— Да, — согласился Женя, умолчав о том, что летом он охотнее гонял бы мяч, нежели читал книгу.
Подложив под голову руки, Заслонов лежал и смотрел в небо. Легкие белые облачка таяли в голубом просторе. Где-то там, вверху, таяла и песня жаворонка, неутомимо взбиравшегося по своей невидимой лесенке.
— Ну, как твоя последняя авиамодель? — спросил Заслонов.
Он знал, что Женя в свободную минуту мастерит дома модели самолетов.
— Погибла! — смущенно почесал затылок Женя.
— Как так?
— Вчера бабушка сожгла…
— Почему?
— Она говорит: «Искала лучинок на растопку самовара, вижу — подходящие палочки… Взяла и сожгла…»
— Значит, придется делать новую? — смотрел, улыбаясь, Заслонов.
— Сделаю новую! Лучше сделаю! — уверенно ответил Женя.
— А ты знаешь, что я когда-то поступал в летную школу; тоже, как и ты, хотел быть летчиком? — спросил дядя Костя.
— Вот это дело! — загорелся Женя. — Летчиком быть, Константин Сергеевич, лучше всего! Летчик лучше всех защищает Родину!
— Родину каждый должен защищать лучше всего! — раздельно сказал Заслонов. — Ну, поехали! Довольно отдыхать! — поднялся дядя Костя.
Они сели на мотоциклет. Телеграфные столбы, какие-то подводы снова побежали назад. Навстречу им стремительно неслась Орша. Вот уже и мост через Днепр.
Еще издалека Заслонов увидал на площади толпу.
«Неужели такая очередь на автобус?» — подумал Заслонов.
Но тотчас же заметил: один автобус стоял у остановки, второй — поодаль, и никто не обращал на них внимания.
Все головы были подняты вверх, к радиорупору, висевшему на столбе.
Заслонов остановил мотор и прислушался. Из репродуктора несся бодрый, боевой марш.
Народ расходился. Лица у всех были возбуждены. Люди уходили с площади, продолжая горячо о чем-то говорить друг с другом.
— Что передавали? — спросил Константин Сергеевич у какой-то женщины, которая быстро шла от площади.
— Война! Фашисты на нас напали! Выступал товарищ Молотов, — ответила женщина.
Константин Сергеевич разогнал мотоциклет. Тот взревел сиреной и помчался на третьей скорости.
«В депо! Скорее в депо!»
Всё сразу стало иным: и голубое небо, и придорожные кусты.
«Поставить на пары́ запасной парк! Выпустить на линию возможно больше паровозов! Скорее за дело!» — думал Заслонов.
«Жар-птица» вихрем влетела в поселок.
Дядя Костя не повернул к своему дому, а помчался прямо в депо. Когда он перемахнул через переезд и уменьшил газ, то увидел, что к депо со всех сторон торопились железнодорожники.
Деповцы были озабочены, но полны решимости.
IV
Депо работало круглые сутки. Гудки отменили; да в них теперь не стало и нужды: всех рабочих перевели на казарменное положение, и они жили в мастерских.
Люди работали по многу часов подряд, не ожидая смены. Покончив с одним паровозом, тотчас же принимались за следующий. В столовую бегали тогда, когда выдавалась свободная минутка. Спали где придется, по большей части — прямо на дворе, возле депо. У всех была одна цель, одно стремление — поскорее выпустить на линию побольше паровозов, как постановили деповцы на первом митинге, который состоялся еще 22 июня, в «промывке».
ТЧ подавал своим рабочим пример. Он ни минуты не оставался без дела. Глядя на него, невольно думалось: «Да спит ли когда-нибудь дядя Костя?»
Надев рабочий комбинезон, Заслонов так и не снимал его.
Вот ТЧ только вылез из смотровой канавы, где внимательно выстукивал громадный «ИС», а через минуту Заслонов уже в другом месте: сам навешивает дышла на запасной паровоз «Щ».
Его видели с баббитовым молотком и гаечным ключом в руках. Не раз Константин Сергеевич брал лом, как простой слесарь. Спал он немного, забегая под утро в свой кабинет, хотя и здесь, на кожаном диване, спалось тоже не особенно спокойно: телефоны никак не могли угомониться даже ночью.
Домой Константин Сергеевич наведывался ежедневно, но на пять-десять минут, — больше не позволяла работа.
Оршанцы не ударили лицом в грязь: за двое суток поставили на пары́ весь большой запасной парк. Кроме того, они организовали охрану поворотного круга и здания депо и создали истребительный батальон для поимки диверсантов.
