Продавец сразу не ответил на его вопрос, а подошел к двери, ведущей, очевидно, на хозяйскую половину, и крикнул:

— Слышь, мамаша, Тарполэна не видать было сегодня?

Фандор уже обрадовался было, что напал на след извозчика, как в ответ раздался злобный женский голос:

— А кто спрашивает-то?

Продавец с уверенностью ответил: — Да тут один «бук»…

«Здорово! — подумал Фандор, — вот меня и приняли за букмера».

По-видимому появление «бука», как определил продавец-физиономист, имело какое-то особое значение для хозяйки распивочной.

Фандор еще не успел вжиться в свою новую роль и завести беседу с продавцом, как шарканье разношенных туфель объявило о появлении хозяйки.

Это была растрепанная толстуха с огромной, обвислой грудью. Внимательно взглядываясь в Фандора, она спросила:

— А на что вам его надо, Тарполэна-то?

Это не смутило Фандора. Он отхлебнул из грязного стакана, утерся рукой, сплюнул на пол, из чего явствовало, что спешить он не собирается, и наконец ответил:

— Дельце к нему есть…

— А, вон что! Так нету его.

Фандор сделал еще глоток, чтобы проявить свою полную беззаботность. Затем задал новый вопрос:

— Он по-прежнему часто тут бывает?

— Да нет, все реже и реже.

— Но все такой же шалтай-болтай?

— Все хуже и хуже.

— А телега?

— Ну, телегу-то держит, как всегда, в тридцать втором.

— На пустыре?

— Да, на пустыре, построил там теперь что-то вроде сарая.

— Там и ночует?

— Нет, не думаю.

— В общем, не знаете, где его можно застать?

— Не знаю.

Фандор сообразил, что настаивать не следует.

— Ничего не попишешь, — заявил он, — авось в другой раз повезет.

Он бросил мелочь продавцу и, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», вышел из кабака.

На улице он с довольным видом потер руки.

«Вот чертова старуха, — засмеялся он, — щипцами у нее из глотки слова вытягиваешь… Однако кое-что интересное я от нее узнал. Главное то, что на пустыре есть сарай, где, должно быть, стоит карета, если, конечно, Тарполэн уже привел ее из загона. К тому же я узнал, что Тарполэн работает кое-как и шляется по омерзительным кабакам… Гм! Это и мало, и много…»

Машинально он повернул назад и, сам того не желая (как ему казалось) снова очутился перед черным забором, окружавшим пустырь.

«Если бы я был уверен, — думал он, — что пресловутого Тарполэна в сарае нет, я бы навестил это местечко… но вот ведь штука, это опасно, для этого надо перелезть через забор, а в уголовном кодексе это называется…»

Было сумеречно, как всегда в эти мрачные, дождливые дни установившейся непогоды, когда улицы рано пустеют и ночь начинается с вечера. Фандор взглянул на часы.

— Гм, — сказал он, — шесть часов вечера, рискованно…

Он сделал несколько шагов, перешел на другую сторону улицы Фландр, быстро огляделся.

— И все-таки, — сознался он, — очень уж велик соблазн… никого не видно… и в конце концов!..

«В конце концов» было его любимым выражением.

Каждый раз, когда он брался за слишком опасное дело, затевал какую-то дерзкую вылазку, он приговаривал, как бы бросая вызов судьбе: «В конце концов… ну что? Чем я рискую?»

Он снова внимательно посмотрел во все стороны.

«Могут ли меня увидеть из соседних домов? Нет… Окна выходят на противоположную сторону… Остальные дома далеко… и все еще никого нет… ну, пора…»

Фандор вытащил револьвер и осмотрел его.

«Право, никогда ведь не знаешь, что может случиться».

Он сунул оружие обратно в карман, разбежался. Раз… два… три — гоп! И прыгнул.

Уцепившись руками за верх, он перебросил через забор одну ногу, за ней другую. Мгновение спустя он был по ту сторону черной ограды.

— И вот поди ж ты! — весело воскликнул он. — Всего-то! Ничего трудного!

Он бросился вперед, перед ним находился большой участок, поросший травой, заваленный мусором. В глубине стоял деревянный сарай, к которому он и устремился, желая поскорее покинуть открытое место, где его могли увидеть. Подойдя к сараю, Фандор постучал в дверь, но ответа не было, — тогда он решительно нажал на одну из створок, открыл дверь и вошел.

«Какой же я, в самом деле, болван — подумать только, я даже не заметил, что тут есть дверь, и дал себе труда лазать через забор… правда, надо знать, что это именно дверь… но все-таки, если бы Жюв был здесь, он-то уж не прошел бы мимо, не заметив ее… Кстати, вот бы насмехался надо мной Жюв, зная о моем предприятии!»

И чувствуя себя все-таки очень довольным, Фандор вышел из огороженного пустыря на улицу Фландр. Что же он там нашел? Ничего особенного, а вернее — очень мало.

Однако не успел Фандор проникнуть в этот сарай, недавно выстроенный, как ему сказали, извозчиком Тарполэном, он тут же почувствовал сильнейшее беспокойство: сарай был бесспорно пропитан отвратительным запахом, запахом разлагающегося трупа.

Это было убогое, совершенно неприбранное помещение. И находилась там только одна старая карета — карета под номером 14032.

Фандор осмотрел ее, но не обнаружил ничего подозрительного. Вообще, сколько он ни шарил по всем углам сарая, он не нашел ничего стоящего внимания. Решительно ничего… И все же он был очень обрадован.

«Мой репортаж… мой репортаж… — думал Фандор, выходя оттуда, — мой репортаж, по-видимому, сведется к следующему: мне известно, что в Париже, в наши дни, живет престранный извозчик по имени Тарполэн; живет он на улице Фландр, но его там нет, а есть там карета и сарай, пахнущие трупом… Лошади тоже там нет… И больше ничего…»

И вывод его был таким: «Конечно, все это ничто или почти ничто, но все-таки и это пригодится! Потому что, как бы там ни было, в памяти Фандора то и дело возникал таинственный Ночной Извозчик, о котором когда-то столько говорили и описание которого он когда-то давно читал. И поневоле ему думалось, что совершенно противоестественно, чтобы карета и сарай издавали такой сильнейший запах разложения… и в такой же степени противоестественно внезапное исчезновение извозчика Тарполэна!»

На этот раз Фандору, чтобы уйти с пустыря, не понадобилось лезть через ограду — изнутри он легко обнаружил почти незаметную снаружи дверь и вышел на улицу Фландр.

Журналист был человеком упрямым, и тут ему представился случай это доказать.

Он потратил более часа на расспросы всех живущих по соседству консьержей, коммерсантов, торговцев, которые, возможно, знали что-либо о Тарполэне.

— О, месье, описать, как он выглядит, очень трудно… Да, конечно, мы знаем извозчика из тридцать второго, но знаем просто потому, что он мимо проезжает, вот и все… сидит себе на козлах, и даже никогда не увидишь, как он входит к себе… и потом ведь ездит-то он очень редко… Должно быть, у него есть работа где-то в другом месте, а с каретой он выезжает, когда других дел нет… Но вообще-то, как правило, появляется он часов в десять вечера, а возвращается, должно быть, утром, попозже…

Из всех этих туманных сведений вырисовывался весьма загадочный облик извозчика Тарполэна, и эта загадочность была весьма по вкусу Фандору.

Журналист уже мысленно подстраивал к нему сюжет, интригу, трагическое повествование — повествование о Ночном Извозчике!

— Итак, господин Шаплар, не скрою от вас, что события, которые разыгрались в вашем магазине и стали, несмотря на все ваши усилия, общеизвестны благодаря прессе, настроили Префектуру весьма отрицательно по отношению к «Пари-Галери». Вы, конечно, сами понимаете, нельзя допустить, чтобы подобные безобразия творились безнаказанно и по их поводу не принимались соответствующие меры.

Жюв говорил спокойно, четко, непререкаемо.

Г-н Шаплар в десятый раз воздел руки к небу:

— Э, что я могу, по-вашему, сделать? — восклицал он в полном отчаянии. — Все-таки это чересчур, — выходит, я же за все и отвечаю! Какого черта! Я плачу налоги, я оплачиваю патент, я делаю свой вклад в государственную казну, неужели я не имею права на защиту со стороны государства? Вам, господин Жюв, легко намекать, что Префектура не потерпит подобных скандальных происшествий; поверьте, я бы сам дорого дал, чтобы они наконец прекратились. Разве не полиции как раз и положено мне в этом помочь? Это я, что ли, сорвал люстру с потолка? Это я наполнил распылитель серной кислотой? Это я, что ли, сунул бритвенные лезвия в подошву ботинок? Это я…