Но все шло гладко, как он и предвидел, и Фантомас, оставшись дворецким в глазах всех присутствующих, закончил свои показания, выслушанные судом с полнейшим равнодушием. Он сумел все это изложить настолько неинтересно, что никто просто не обращал внимания на его речь. К тому же, суд считал дело совершенно ясным — кражу отрицать было невозможно, виновность подсудимой была несомненной!

Мнимый Жермен Дюваль незаметно проскользнул в глубину зала и затерялся в толпе; он мало-помалу приближался к выходу на тот случай, если произойдет что-то неожиданное: например, вдруг он почему-либо покажется подозрительным Жюву и Фандору, до сих пор не обращавшим на него ни малейшего внимания, и они сообразят, кто он такой!

А между тем, пока судьи тихими голосами совещались, Жюв и Фандор вели между собой оживленный разговор.

— Жюв, — умолял журналист, — вмешайтесь же! Пора! Надо ее спасать! Вы же сами только что мне сказали, что у вас при себе есть все сведения, все доказательства, которые могут избавить Элен от тюрьмы, невзирая на ее непонятное упрямство?

Жюв кивнул, молча пожал ему руку и, проталкиваясь через толпу, подошел к ограждению судейского стола.

— Господин председатель суда! — сказал он громким, уверенным голосом.

Судьи, удивленные, даже несколько недовольные, подняли головы.

— В чем дело? — произнес председатель, в то время как судебный исполнитель и секретарь поднялись с места и направились к дерзкому незнакомцу. Не смущаясь этим, Жюв продолжал своим четким, глубоким голосом:

— Разрешите представиться, господин председатель суда! Жюв, инспектор Сюртэ! Я должен сделать суду чрезвычайно важное заявление, и очень прошу вас любезно предоставить мне для этого несколько минут.

Судьи теперь уже с дружелюбным любопытством смотрели на знаменитого сыщика, стоявшего перед ними, — в зале же, словно чудом, установилась полная тишина.

Сперва все повторяли имя Жюва. Это короткое, односложное, известное каждому имя перебегало из уст в уста, потом все стали внимательно слушать, желая узнать, что скажет полицейский.

— Господа! — заявил Жюв. — Девушка, чью участь вы сейчас собираетесь решать, имеет право на ваше снисхождение, ибо по своему возрасту она действовала «без разумения». Следовательно, я имею честь просить у суда ее оправдания. Несколько минут тому назад ее защитник сказал, что общество должно проявить сострадание к несчастьям молодых. И общество готово это сделать: мне поручено обратиться к суду с просьбой отправить эту девушку, до ее совершеннолетия, на Сельскохозяйственную Ферму Дочерей Франции.

Сельскохозяйственная Ферма Дочерей Франции была, как это отлично знал уголовный суд, одним из самых уважаемых «исправительных заведений» для несовершеннолетних правонарушителей. Это благотворительное учреждение, основанное одним из бывших президентов Республики, находилось в сельской местности Пикардии и славилось своим серьезным и честным отношением к делу, за что и пользовалось большим уважением судебного ведомства.

— Простите, — перебил его председатель суда, — господин Жюв, мы были бы готовы выполнить вашу просьбу, но, к сожалению, нам неизвестно, достигла или нет эта девушка совершеннолетия, так как она отказалась сообщить свое имя и дату рождения.

— Дело в том, господин председатель, что она сама их не знает, — ответил Жюв, приветливо взглянув на Раймонду, которая в крайнем изумлении, буквально впитывала слова полицейского, — но мне-то лично они известны.

И Жюв продолжал, приводя весьма удивительные доказательства. Молодую цветочницу звали на самом деле Элен Гюрн, она родилась в Южной Африке и ей только-только минуло шестнадцать лет. Жюв не довольствовался одними словами, он собирался предъявить письменные доказательства и уже торопливо перебирал их в своем бумажнике. Изумление председателя возрастало с каждой минутой.

— Но зачем, — спросил он, — зачем было держать все это в тайне? Элен Гюрн?

— Элен Гюрн! — воскликнул Жюв дрожащим от волнения голосом. — Неужели вы забыли, господин председатель, ужасающую драму, которая потрясла Париж примерно десять лет тому назад? Гюрн — это никто иной, как неуловимый бандит, которого преследует все человечество, а Элен Гюрн — дочь Фантомаса!

Если бы в зале разразился удар грома, он бы не вызвал большей сумятицы! Потрясенные судьи едва могли усидеть на своих местах. Прокурор Республики воздел руки к небу, а потом в полном отчаянии с размаху уронил их на свой стол.

— Фантомас, Фантомас! — вопили кругом. — Это — дочь Фантомаса!

Тщетно судебный исполнитель пытался добиться тишины. Что касается солдат национальной гвардии, они были не в силах справиться с толпой. Но внезапно раздался страшный крик. Это закричала Раймонда и упала на скамью. В то же время кто-то со страшной силой набросился на Жюва и, повалив на пол, лишил всякой возможности сопротивляться. Сыщик, в свою очередь, закричал от ярости и отчаяния. Кто-то вырывал у него из рук бумажник, и этот «кто-то» был «Белобрюхий», как назвал его Фонарь, человек, только что дававший суду показания против девушки! Бумажник украл никто иной, как дворецкий! С поразительной ловкостью этот странный субъект взбежал прямо на ступени, ведущие к судейскому столу. Окно, выходившее во двор Сент-Шапель, было раскрыто настежь, но несмотря на то, что зал суда помещался на третьем этаже, человек выскочил в окно и исчез! Однако перед этим он успел раскрыть Жюву свое истинное лицо. На мгновение они встретились глазами, и с искривленных ненавистью губ мнимого дворецкого, подобно плевку, сорвался вызов:

— Чтоб Жюв завладел дочерью Фантомаса? Никогда в жизни! Дочь Фантомаса принадлежит Фантомасу! — И еще тише он добавил. — Принадлежит мне!

Вот в этот-то миг полицейский и узнал неуловимого бандита.

Да, Фантомас еще раз победил своего неутомимого преследователя!

Но куда же он делся?

Г-н Казамажоль схватился за голову. Он повторял:

— Это невообразимо! Это безумие какое-то. Никогда мы не выпутаемся из этой неразберихи… никогда!.. Вот уже больше двух часов я пытаюсь хоть как-то в этом разобраться, но чем больше я узнаю, тем меньше понимаю!

Действительно, в течение двух часов в кабинете генерального прокурора толпилось множество сотрудников судебного ведомства и полиции.

Было уже очень поздно, на улицах совсем стемнело и из Дворца Юстиции давно разошлись все те, кто обычно там проводит время. Однако генеральный прокурор вовсе не думал покидать это здание, не думали об этом и окружавшие его лица.

В тот самый миг, когда господин Казамажоль сменил свой рабочий пиджак на сюртук, а дежурный привратник почтительно подал ему цилиндр, в кабинет, к большому его удивлению, ворвался его заместитель, прикрепленный к одиннадцатому отделу уголовной полиции.

У молодого прокурора был такой измученный вид, такое расстроенное лицо, что г-н Казамажоль тотчас же понял — случилось что-то очень серьезное. Он приготовился выслушать рассказ об этом происшествии, забавном или трагическом, но не мог даже заподозрить, каким оно в самом деле оказалось, и никогда не смог бы догадаться о том, что ему расскажет заместитель. Тот же произнес поначалу несколько бессвязных фраз, стараясь при этом, чтобы они были возможно более понятными, и ввел наконец своего начальника в курс событий, имевших место в конце судебного заседания.

На полицейского Жюва, который установил личность обвиняемой, предъявив суду ее документы, набросился какой-то человек, выхватил у Жюва из рук бумажник и выскочил в окно. Сперва все решили, что это какой-то сумасшедший, предположили, что он разбился, выпав из окна третьего этажа во двор Сент-Шапель, но — ничего подобного! Он внезапно исчез, не упал на землю, испарился! Что же произошло? Вскоре это стало известно. С необычайной ловкостью, со сверхъестественным проворством человек этот перелез из одного окна в другое и, таким образом покинув зал уголовного суда, оказался в совещательной комнате председателя и оттуда сразу же вышел в коридор. Там он неожиданно столкнулся нос к носу с солдатом муниципальной гвардии, которому была поручена охрана подсудимой. Солдат этот сумел очень кстати вывести ее из зала суда, когда там началась суматоха, и собирался отвести ее в одно из помещений, предназначенных для свидетелей. Но как раз тогда, когда он готов был осуществить этот весьма разумный замысел, он получил пулю в грудь и упал, обливаясь кровью. По-видимому, убийца хотел устроить побег обвиняемой и, следовательно, выполнил первую часть своего плана. Однако ему не удалось подойти к той, кого он хотел освободить. Ему пришлось бежать в другую сторону, так как в него тоже кто-то стрелял!